Глен Кук Белая Роза ------------------------------------------------------------- Glen Cook. The White Rose, 1985 (с) Даниэль Смушкович, перевод, 1997 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения издательства. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия издательства и переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- Глава 1 Равнина Страха Неподвижный воздух пустыни действовал, как линза. Всадники, казалось, застыли, двигаясь и не приближаясь. Мы пересчитывали их по очереди, и никому не удавалось получить одно и то же число два раза подряд. Легкий ветерок простонал в кораллах, шевельнул листья Праотец-Дерева, и те зазвенели эоловыми колокольцами. За северным горизонтом полыхнула молния перемен -- точно отблеск дальней схватки богов. Хрустнул песок. Я обернулся. Молчун изумленно пялился на появившийся за последнюю пару секунд говорящий менгир. Каменюги подлые. Им бы все веселиться. -- Чужаки на равнине,-- сказал менгир. Я подскочил. Камень хихикнул. Жутче менгиров только сказочные бесы хихикают. Тихо рыча, я спрятался в тень камня. -- Жарко.-- И добавил: -- Это Гоблин и Одноглазый, возвращаются из Кожемяк. Камень был прав, ошибался я. Слишком узко я смотрел. Но патруль задерживался почти на месяц, и мы все волновались. В последнее время войска Госпожи все чаще вторгались в пределы равнины Страха. Каменный столб хохотнул снова. Он возвышался надо мной -- все тринадцать футов. Средненький. Те, в ком побольше пятнадцати, движутся редко. Всадники скакали к нам, не приближаясь. Нервы, конечно; мерещится. Для Черного Отряда наступили тяжелые времена. Жертв мы не можем себе позволить. Любой погибший окажется давним другом. Я вновь пересчитал конников. Вроде бы столько, сколько было. Но один конь -- без седока... Несмотря на жару, я поежился. Спрятавшись внутри огромного рифа, мы наблюдали, как отряд спускался по тропе к ручью, футах в трехстах. Бродячие деревья близ брода зашелестели, хотя ветра не было. Всадники погоняли усталых коней. Те упрямились, даже зная, что дом уже близок. Они вошли в ручей -- заплескала вода. Я ухмыльнулся, хлопнул Молчуна по спине. Все на месте, все до одного -- и еще один. Молчун отбросил обычную сдержанность, улыбнулся в ответ. Ильмо выбрался из кораллов, пошел встречать наших собратьев. Мы с Маслом и Молчуном поспешили за ним. Утреннее солнце висело за нашими спинами огромным кровавым шаром. Ухмыляясь, солдаты спешивались. Но выглядели они невеселыми -- больше всех Гоблин и Одноглазый. Впрочем, они вступили на земли, где их колдовская сила бесполезна. Так близко от Душечки они ничем не сильнее нас. Я обернулся. Душечка стояла на выходе из туннеля, похожая на белый призрак в тени. Наши люди обнимались недолго; старая привычка взяла вверх, и все принялись делать вид, будто ничего не случилось. -- Тяжело пришлось? -- спросил я Одноглазого, рассматривая прибывшего с ними незнакомого парня. -- Да.-- Тощий, низкорослый негр усох за время поездки еще больше, чем мне показалось поначалу. -- Ты в порядке? -- Стрелу поймал.-- Он потер бок.-- Между ребер. -- Нас едва не взяли,-- пискнул Гоблин из-за спины Одноглазого. -- Месяц гнали, а мы их никак стряхнуть не могли. -- Пошли в Дыру,-- приказал я. -- Нет там заражения. Я прочистил. -- Все равно хочу глянуть.-- Он был моим помощником с тех пор, как я стал отрядным лекарем. Его суждениям я верю. Но здоровье каждого бойца -- все же моя ответственность. -- Нас ждали, Костоправ. Душечка скрылась в туннеле, ведущем вглубь нашей подземной крепости. Восходящее солнце оставалось багровым -- наследство проходящей бури перемен; что-то большое проплыло по его диску. Летучий кит? -- Засада? Я перевел взгляд на патрульный отряд. -- Нет, не нас в особенности. Просто неприятностей ждали. Отряд получил двойное задание: связаться с сочувствующими в Кожемяках, чтобы выяснить, не начинают ли войска Госпожи после долгого перерыва активные действия, и совершить налет на гарнизон, дабы доказать, что в наших силах нанести удар по империи, подмявшей под себя полмира. -- Чужаки на равнине, Костоправ,-- повторил менгир, когда мы проходили мимо. Ну почему это всегда случается со мной? Со мной и камни говорят чаще, чем с остальными. Но дважды? Я призадумался. Чтобы менгир повторился, он должен считать свою весть исключительно важной. -- Погоня есть? --спросил я Одноглазого. Тот пожал плечами. -- Не сдаются. -- Что в мире творится? -- Прячась на равнине, я с таким же успехом мог бы похоронить себя заживо. Лицо Одноглазого оставалось непроницаемым. -- Шпагат расскажет. -- Шпагат? Тот парень, которого вы привезли? -- Имя я слыхал, но носителя его видел впервые. Один из наших лучших шпионов. -- Да. -- Не лучшие новости? -- Вот-вот. Мы нырнули в туннель, ведущий в наше логово, в нашу вонючую, сырую, тесную, осыпающуюся кроличью нору, носящую название крепости. Мерзкая дыра, душа и сердце восстания новой Белой Розы. Новая Надежда, как шепотом кличут ее покоренные. Насмешка над надеждой для нас, живущих здесь. В Дыре не лучше, чем в любом кишащем крысами подземелье,-- хотя выйти отсюда можно. Если ты согласен вернуться в мир, где на тебя готова обрушиться вся мощь империи. Глава 2 Равнина Страха Шпагат был в Кожемяках нашими глазами и ушами. У него везде связные, а против Госпожи он воюет уже несколько десятилетий. Он был среди тех, кто избежал ее гнева при Чарах, где она подавила прежнее восстание. Немалую долю ответственности за тот разгром нес Отряд. В те дни мы были ее правой рукой. И загнали ее врагов в ловушку. При Чарах погибло четверть миллиона человек. Никогда прежде не бывало битв столь страшных и великих -- и столь решающих. Даже кровавый разгром Властелина в Древнем лесу пожрал вполовину меньше жизней. Судьба заставила нас сменить лагерь -- когда мы поняли, что нам больше не поможет никто. Рана Одноглазого оказалась чистой, как он и утверждал. Я отпустил его и поковылял к себе. Прошел слух, что Душечка, прежде чем она выслушать доклад патрульных, заставила их отдохнуть. Я поежился в нехорошем предвкушении дурных известий. Усталый старик -- вот кто я теперь. Куда делись огонь, воля, амбиции? Когда-то у меня были мечты, почти позабытые теперь. В приступах грусти я стряхиваю с них пыль и ностальгически любуюсь, снисходительно удивляясь их юношеской наивности. Древность пропитывает мою комнату. Мой великий проект -- восемьдесят фунтов старинных бумаг, отбитых у генерала Шепот в те времена, когда она была мятежницей, а мы служили Госпоже. В них якобы содержится ключ к поражению Госпожи и ее Взятых. Уже шесть лет они лежат у меня. И за шесть лет я не нашел ничего. Сплошной провал. Теперь бумаги нагоняют на меня такую тоску, что я все чаще просто перебираю их, а потом сажусь за Анналы. Со времени нашего бегства из Арчи Анналы превратились в мой личный дневник. То, что осталось от нашего Отряда, не вызывает энтузиазма, а новости извне так редки и ненадежны, что я нечасто утруждаюсь их записыванием. Кроме того, после победы над своим супругом у Арчи Госпожа, по-моему, катится по наклонной плоскости еще шибче, чем мы. Конечно, внешность обманчива. Суть Госпожи -- иллюзия. -- Костоправ! Я оторвал взгляд взгляд от сотню раз перечитанной странички на древнем теллекурре. В дверях стоял Гоблин, похожий на старую жабу. -- Ну? --Там наверху что-то заваривается. Меч бери. Я взял лук и кожаную кирасу. Староват я для рукопашной. Если уж мне придется воевать, предпочитаю стоять в сторонке и пускать стрелы. Следуя за Гоблином, я вспоминал историю этого лука -- его подарила мне сама Госпожа во время битвы при Чарах. Ох, моя память... Этим луком я помог убить Взятую по имени Душелов, которая привела отряд на службу Госпоже. Те времена уже почти отошли для нас в область преданий. Мы вылетели на свет. За нами бежали остальные, прячась в кактусах и кораллах. Всадник на тропе -- а она в здешних местах одна -- никого не заметит. Всадник был один, безоружный; ехал он на побитом молью муле. --И весь шум из-за старика на ишаке?-- осведомился я. Среди кактусов и кораллов сновали наши люди, производя немыслимый шум,-- даже этот старец не мог их не заметить. -- Лучше бы нам потренироваться не галдеть. -- Вот-вот. Я подскочил, оборачиваясь. За моей спиной, прикрыв глаза от солнца, стоял Ильмо, такой же старый и усталый, каким чувствовал себя я. Каждый день напоминает мне, что мы уже немолоды. Черт, мы все были немолоды, уже когда явились на север, переплыв море Мук. -- Нам нужна свежая кровь, Ильмо. Он фыркнул. Да, к тому времени, как все это закончится, мы станем намного старше. Если доживем. Ведь мы выкупаем время. Если повезет -- десятки лет. Всадник пересек ручей, остановился. Поднял руки. Вокруг него из пустоты вынырнули наши люди, небрежно помахивая оружием. Одинокий старик в самом центре Душечкиной безмагии не может быть опасен. Мы с Гоблином и Ильмо начали спускаться. -- Как вы с Одноглазым -- развлеклись в отлучке? Эти двое враждуют издавна, но тут присутствие Душечки не дает им пользоваться колдовскими штучками. Гоблин ухмыльнулся. Улыбка раскалывает его голову напополам, от уха до уха. -- Я его расслабил. Мы подошли к всаднику. -- Потом расскажешь. Гоблин пискляво хихикнул -- точно вода булькнула в чайнике. -- Ага. -- Ты кто? -- спросил Ильмо старика. -- Фишки. Это было не имя. Это был пароль посыльного с западных окраин. Давно мы не получали оттуда вестей. Вестникам с запада приходилось добираться до равнины через наиболее прирученные Госпожой провинции. -- Да? -- переспросил Ильмо.-- Ну так и что? Слезай. Старик сполз с ишака, предъявил свои верительные грамоты -- Ильмо признал их подлинными -- потом объявил: -- Двадцать фунтов приволок.-- Он похлопал по седельной суме.-- Каждый городишко норовит добавить. -- Всю дорогу сам проделал? -- спросил я. -- Каждый фут, от самого Весла. -- Весла? Но это... Больше тысячи миль. Я и понятия не имел, что у нас там кто-то есть. Впрочем, я многого не знаю об организации, которую создала Душечка. Я трачу все свое время, выдавливая из чертовых этих бумаг то, чего там, может, и вовсе нет. Старик посмотрел на меня, точно взвешивая мои грехи: -- Ты лекарь? Костоправ? -- Да, а что? -- Есть для тебя. Личное.-- Он открыл курьерскую сумку. На мгновение все напряглись -- мало ли что. Но старик вытащил пакет, завернутый в промасленную кожу так, что и конец мира ему нипочем. -- Вечно там моросит,-- объяснил он, отдавая пакет мне. Я взвесил сверток в руке -- если не считать кожи, легкий. -- От кого? Старик пожал плечами. -- Где ты его взял? -- У капитана ячейки. Само собой. Душечка строила с осторожностью, так организовав своих подчиненных, что Госпожа не могла уничтожить больше малой доли подпольщиков. Гениальная девочка. Ильмо взял остальное. -- Отведи его вниз и найди камору,-- приказал он Маслу.-- А ты, старик, отдохни. Белая Роза поговорит с тобой позже. Интересный будет вечер, если докладываться будут и Шпагат, и этот старикан. -- Пойду гляну, что там,-- сказал я Ильмо, взвешивая пакет в руке. Кто бы мог его послать? За пределами равнины у меня знакомых нет. Разве что... Но Госпожа не станет посылать письмо в подполье. Или станет? Укол страха. Пусть давно это было, но она _обещала_ держать связь. Говорящий менгир, предупредивший нас о курьере, все еще торчал у тропы. -- Чужаки на равнине, Костоправ,-- сказал менгир, когда я проходил мимо. Я замер. -- Что? Еще? Но камень, как обычно, промолчал. Никогда не пойму эти древние каменюги. Черт, да я все еще не понимаю, почему они на нашей стороне. Чужаков они ненавидят по-разному, но всех с равной силой. Как и прочие диковатые разумные твари равнины. Я тихонько вернулся к себе, снял тетиву с лука и прислонил его к стене. Потом сел за стол и развернул пакет. Почерка я не узнал, а подписи в конце не было. Я начал читать. Глава 3 Прошлогодний рассказ _Костоправ:_ Снова эта баба орет. Боманц потер виски. Пульсирующая боль не стихала. -- Сайта, сайита, сата,-- пробормотал он, прикрыв глаза; согласные зло шипели, как змеи. Он прикусил язык. Не стоит насылать чары на собственную жену. Последствия юношеской глупости следует переносить с достоинством и смирением. Но какое искушение! И повод какой! Хватит, дурак! Займись проклятой картой. Ни Жасмин, ни головная боль не унимались. -- Да чтоб тебе провалиться!-- Боманц смахнул грузики с уголков карты, намотал тонкий шелк на стеклянный стержень, а тот спрятал в древке поддельного антикварного копья. Древко блестело от долгого обращения. -- Бесанд в минуту бы учуял,-- пробормотал он. Боманц заскрипел зубами -- язва куснула желудок. Чем ближе конец, тем больше опасность. Нервы на пределе. Он боялся, что сломается перед последним препятствием, что трусость одолеет его и жизнь окажется прожитой напрасно. Тридцать семь лет кажутся очень долгими, если прожиты в тени секиры палача. -- Жасмин,--пробормотал он.-- Все равно что свинья Красотка. -- Он откинул дверную занавесь.-- Что тебе еще? -- крикнул он вниз. Как всегда. Мелочное зудение, не доходящее до сути ее недовольства. Она заставляет его платить временем занятий за погубленную, по ее мнению, жизнь. Он ведь мог стать важным человеком в Весле. Он мог подарить ей огромный домище, полный льстивых слуг. Он мог одевать ее в парчу и золото. Он мог кормить ее до отвала, мясом и салом. А вместо этого он избрал жизнь ученого, скрывая свое имя и профессию, затащив ее в эту уродливую, д[ac]ухами засиженную развалюху в Древнем лесу. Он не дал ей ничего, кроме нищеты, зимних морозов и унижений со стороны Вечной Стражи. Боманц протопал по узкой, скрипучей, неустойчивой лестнице. Он обругал жену, плюнул на пол, сунул ей в иссохшую ладонь серебряную монету, выгнал требованием подать, наконец, что-нибудь съедобное на ужин. "Унижения? -- подумал он.-- Я тебе покажу унижения, старая карга. Я тебе покажу, что значит жить с вечной плакальщицей, с жутким дряхлым мешком, полным нелепых детских мечтаний..." -- Хватит, Боманц,-- пробормотал он.-- Она мать твоего сына. Отдай ей должное. Она тебя не предавала. У них еще оставалось кое-что общее -- карта, нарисованная на шелке. Ей тоже нелегко -- ждать, не видя хода события, зная только, что почти четыре десятилетия не принесли пока никаких зримых результатов. Звякнул колокольчик у входной двери. Боманц поспешно натянул личину лавочника и поспешил открывать -- маленький, лысый толстячок, сложенные на груди ручки синеют венами. -- Токар!-- Он слегка поклонился.-- Я не ожидал тебя так скоро. Токар был торговцем из Весла и приятелем сына Боманца, Шаблона. Боманц старательно обманывал себя, видя в непочтительной прямоте и честности торговца призрак собственной юности. -- А я не рассчитывал так быстро вернуться, Бо. Но антиквариат сейчас идет на ура. Просто невероятно. -- Что, нужна еще партия? Уже? Да ты меня обчистишь.-- Еще одна, невысказанная жалоба: Боманц, тебе придется пополнять запасы. Отрывать время от изысканий. -- Эпоха Владычества сейчас в моде. Кончай тянуть, Бо. Делай деньги. В следующем году рынок может сдохнуть, как Взятые. -- Они не... Наверное, старею, Токар. Перепалки с Бесандом уже не приносят мне радости. Черт, да десять лет назад я его искал, чтобы развеять скуку добрым скандалом! Да и землекопом работать нелегко. Я выдохся. Хочу просто сесть на крылечко и смотреть, как жизнь проходит мимо. Болтая, Боманц выкладывал на прилавок лучшие старинные мечи, части доспехов, солдатские амулеты, почти отлично сохранившийся щит. Ящик наконечников от стрел с выгравированными розами. Пара копий с широкими клинками -- старинные наконечники, насаженные на копии древков. --Я могу прислать тебе пару человек. Покажешь им, где копать. Я тебе комиссионные выплачу. И делать ничего не надо. Отличная у тебя секира, Бо. Теллекурре? Оружия теллекурре я хоть баржу могу продать. -- Да нет, ючителле.-- Укол язвы.-- Нет, помощников не надо.-- Именно этого ему недостает. Чтобы банда молодых оболтусов копала, а он делал съемку местности. -- Я просто предложил. -- Извини. Не обращай внимания. Жасмин утром на меня взъелась. -- Ты не находил ничего, связанного со Взятыми? -- тихо спросил Токар. Боманц вскинулся, изображая ужас, как делал это на протяжении десятилетий. -- Взятыми? Я что, идиот? Я не притронулся бы к этому, даже если бы _смог_ пронести мимо Наблюдателя. Токар заговорщицки улыбнулся. -- Конечно. Мы же не хотим оскорбить Вечную Стражу. Тем не менее... Есть в Весле один человек, который хорошо заплатил бы за вещь, которая могла принадлежать Взятым. А за одну из вещей Госпожи он продал бы душу. Он в нее влюблен. -- Она этим славилась.-- Боманц избегал взгляда своего молодого товарища. Что ему наболтал Шаб? Или Бесанд на рыбалке подглядел? Чем старше становился Боманц, тем меньше ему нравилась игра. Его нервы не выдерживали двойной жизни. Он испытывал искушение сознаться во всем, просто чтобы облегчить душу. Нет, проклятье! Он вложил слишком много. Тридцать семь лет. Каждую минуту копая и отскребая. Обманывая и привирая. В крайней нищете. Нет. Он не сдастся. Не сейчас. Не теперь, когда он так близко. -- Я тоже ее по-своему люблю,-- признался он.-- Но мне хватает здравого смысла. Если бы я нашел что-нибудь, то позвал бы Бесанда, да так громко -- в Весле услышали бы. -- Ладно. Как скажешь.-- Токар ухмыльнулся.-- Хватит держать тебя в напряжении.-- Он вытащил кожаный мешочек.-- Письма от Шаблона. Боманц вцепился в мешочек. -- Я от него не получал известий с тех пор, как ты последний раз заезжал. -- Могу я загружаться, Бо? -- Конечно. Давай.-- Боманц рассеяно вытащил из ящика стола текущий список товаров.-- Пометь, что будешь брать. Токар хохотнул. -- В этот раз -- все. Только назови цену, Бо. -- Все? Да тут половина -- сущий мусор. -- Я тебе говорил, эпоха Владычества в большой моде. -- Ты видел Шаба? Как он? -- Боманц добрался уже до середины первого письма. Ничего существенного сын не сообщал -- его послание переполняли будничные мелочи. Письма по обязанности. Весточки родителям от сына, неспособные пересечь бездну времени. -- Здоров до омерзения. Скучает в университете. Читай дальше. Там будет сюрприз. -- Токар заезжал,-- сообщил Боманц и ухмыльнулся, переминаясь с ноги на ногу. -- Этот ворюга? -- Жасмин скорчила гримасу.-- Ты деньги у него не забыл получить? Ее полное, оплывающее лицо застыло в вечном неодобрении. Рот ее обычно бывал недовольно сжат. -- Привез письма от Шаба. Вот.-- Он протянул ей пакет, но не сумел сдержаться.-- Шаб едет домой. -- Домой? Не может быть. У него же работа в университете. -- Он взял академический год. Приезжает на лето. -- Зачем? -- Нас повидать. В лавке помочь. Диссертацию закончить в тишине. Жасмин проворчала что-то. Писем читать она не стала. Она так и не простила сына за то, что он, как и отец, интересовался эпохой Владычества. -- Он приезжает, чтобы помочь тебе совать нос туда, куда нос совать не положено, так ведь? Боманц украдкой глянул в окна. В его положении паранойя была вполне простительна. -- Приходит Год Кометы. Духи Взятых восстанут, чтобы оплакать падение Владычества. Этим летом комета, явившаяся в час падения Властелина, вернется в десятый раз. Десять Взятых проявят себя сильно. Боманц уже наблюдал одно прохождение, в то лето, когда он поселился в Древнем лесу, задолго до рождения Шаблона. Духи, шагающие по Курганью, очень впечатляли. От предвкушения засосало под ложечкой. Жасмин может не понять этого, но это лето -- последнее. Конец долгим поискам. Не хватает только одного ключа. Найдя его, он сможет установить связь и брать вместо того, чтобы отдавать. -- Зачем я только в это влезла? -- фыркнула Жасмин.-- Мама ведь меня предупреждала. -- Мы говорим о Шаблоне, женщина. О нашем сыне. -- Ох, Бо, только не называй меня жестокой старухой. Конечно, я буду рада его увидеть. Я ведь тоже его люблю. -- Неплохо бы это показывать иногда.-- Боманц осмотрел остатки товара.-- Самая дрянь осталась. От одной мысли о том, сколько придется копать, ноют мои старые кости. Кости ныли, но дух рвался вперед. Пополнение запасов -- достоверный предлог побродить по окраинам Курганья. -- Хоть сейчас начинай. -- Пытаешься меня из дома выставить? -- Не огорчусь. Вздохнув, Боманц оглядел лавку. Несколько кусков изъеденной временем брони, сломанное оружие, череп -- непонятно чей, потому что характерной для офицеров Властелина треугольной вмятины на нем не было. Собиратели не интересовались останками простых солдат или последователей Белой Розы. "Интересно, почему нас так привлекает зло?",-- подумал он. Белая Роза проявила больше героизма, чем Властелин или Взятые. Но ее забыли все, кроме людей Наблюдателя. А любой крестьянин может назвать половину Взятых. Курганье, где непрерывно шевелится зло, обходит стража, а могила Белой Розы утеряна. -- Ни там, ни здесь,-- пробормотал Боманц.-- Пора в поле. Вот-вот. Лопата. Волшебный жезл. Мешки... Может, прав был Токар? Может, стоит помощника найти? Кисточки. Чтобы помогал таскать все это. Теодолит. Карта. Это бы не забыть. Что еще? Заявочные ленточки. Конечно. Этот паршивец Мен-фу...-- Он запихал, что мог, в сумку, а остальным обвешался. Взвалил на плечо лопату, грабли и теодолит.-- Жасмин! Жасмин!! Отвори мне эту проклятую дверь! Его жена выглянула из-за занавески, отгораживавшей жилую комнату. --Надо было отпереть ее сначала, придурок.-- Она проковыляла через лавку.-- Когда-нибудь, Бо, тебе придется лечиться от безалаберности. Наверное, после моей смерти. -- После твоей смерти,-- бурчал он, бредя по улице.-- Это ты точно сказала. Я тебя быстренько закопаю, чтоб не передумала и не встала. Глава 4 Недавнее прошлое: Грай Курганье лежит далеко к северу от Чар, в Древнем лесу, столь прославленном в легендах о Белой Розе. Грай пришел в город на следующее лето после того, как Властелин едва не сбежал из могилы через Арчу. Соратников Госпожи он нашел в прекрасном расположении духа. Великого зла из Великого кургана можно было не опасаться. Последних мятежников отлавливали в лесах. У империи не осталось более серьезных врагов. И Великая комета, предвестница всех катастроф, не вернется еще десятки лет. Оставался лишь единственный очаг сопротивления -- дитя, якобы воплощающее Белую Розу. Но она сбежала вместе с остатками предателей из Черного Отряда. Не стоит бояться беглецов. Превосходящие силы Госпожи сметут их. Грай прихромал в город по дороге из Весла, в одиночку, с мешком на спине, крепко сжимая посох. Он назвался ветераном, раненным в Форсбергской кампании Хромого. Ему хотелось работать. Для человека, не обремененного гордостью, работы хватало. Вечной Страже платили хорошо. А обязанности их выполняли нередко наемные слуги. В то время гарнизон стоял в Курганье. Вокруг казарм без счета роились гражданские. Грай затерялся среди них, и когда отряды и батальоны разъехались, он уже стал частью ландшафта. Он мыл тарелки, обихаживал лошадей, выгребал навоз из конюшен, разносил письма, оттирал полы, чистил овощи, брался за всякое дело, которым мог заработать пару медяков. То был высокий, молчаливый, мрачный тип; ни с кем не сближался, и ни с кем не враждовал. И почти ни с кем не общался. Через пару месяцев он попросил разрешения -- и получил его -- занять развалюху, принадлежавшую некогда колдуну из Весла и оттого никому не нужную. По мере сил и возможностей он отстроил дом заново. И, как колдун до него, работал ради того, что привело его на север. Десять, двенадцать, четырнадцать часов в день Грай работал в городе, а потом приходил домой и работал снова. Люди удивлялись: когда же он спит? Если что-то и умаляло достоинства Грая, так это его неспособность принять роль полностью. Большая часть чернорабочих подвергалась немалым унижениям. Грай унижений не терпел. Оскорби его, и глаза Грая становились холодными, как сталь зимой. Только один человек попытался задеть его после того, как Грай на него глянул так. Грай избил его безжалостно, сильно и умело. Никто не подозревал, что Грай ведет двойную жизнь. Вне дома он был Граем-поденщиком, и не более того. Эту роль он играл превосходно. Дома, когда за ним могли следить, он был Граем-обновителем, создающим новый дом из старого. И только в самые глухие часы, когда не спит лишь ночной патруль, он становился Граем-человеком с миссией. Грай-обновитель нашел в стене колдуновой кухни сокровище. И отнес его наверх, где вышел из глубин Грай-одержимый. На клочке бумаги красовалась дюжина выведенных дрожащей рукой слов. Ключ к шифру. На тощем, мрачном, неулыбчивом лице пошел ледоход. Вспыхнули темные глаза. Руки зажгли лампу. Грай сел за стол и почти час смотрел в пустоту. Потом, все еще улыбаясь, спустился по лестнице и вышел в ночь. Повстречав ночной патруль, он приветствовал его взмахом руки. Теперь его знали. И никто не мешал ему хромать по окрестностям и наблюдать за движением светил. Когда нервы его успокоились, он вернулся домой. Но не спать. Он разложил бумаги и принялся изучать, расшифровывать, переводить, писать длинное письмо, которое не достигнет адресата еще долгие годы. Глава 5 Равнина Страха Заглянул ко мне Одноглазый, сказал, что Душечка собирается допросить Шпагата и курьера. -- Совсем она взвинтилась, Костоправ,-- заметил он.-- Ты ее видел? -- Видел. Давал советы. Она не слушает. Что еще я могу сделать? -- До появления кометы еще двадцать два года. Зачем ей загонять себя до смерти? -- Ты это у нее спроси. Мне она просто твердит, что все решится задолго до прихода кометы. Это гонка со временем. Она верит в это. Но остальные не могут вспыхнуть ее огнем. Мы здесь, на равнине Страха, отрезаны от мира, и борьба с Госпожой порой отходит на второй план -- нас слишком занимает сама равнина. Я поймал себя на том, что обгоняю Одноглазого. Эти похороны прежде смерти плохо на него повлияли. Без своей магии он слабеет и физически. Возраст сказывается. Я притормозил. -- Как вы с Гоблином -- развлеклись по дороге всласть? Одноглазый не то усмехнулся, не то скривился. -- Опять он тебя достал? Их вражда тянется с незапамятных времен. Начинает каждую стычку Одноглазый, а выигрывает обычно Гоблин. Он пробормотал что-то. -- Что? -- переспросил я. -- Эй!-- вскричал кто-то.-- Свистать всех наверх! Тревога! Тревога! -- Второй раз за день? Какого беса?!-- Одноглазый сплюнул. Я понял, к чему он клонит. За последние два года тревогу не объявляли и двадцати раз. А теперь две за день? Невозможно. Я кинулся за своим луком. В этот раз мы рассыпались по кустам с меньшим шумом. Ильмо высказал свое очень болезненное неудовлетворение в нескольких личных беседах. Снова солнце. Как удар. Вход в Дыру обращен на запад, и, когда мы выходили, свет бил нам в глаза. -- Ах ты, раздолбай проклятый!-- орал Ильмо.-- Что ты, твою мать, тут творишь? На поляне стоял молодой солдатик, указывая в небо. Я поднял глаза. -- Проклятье,-- прошептал я.-- Дважды проклятье. Одноглазый тоже увидел это. -- Взятые. Точка в небесах поднялась повыше, сделала круг над нашим укрывищем, по спирали пошла на снижение. Внезапно качнулась. -- Да. Взятые. Шепот или Странник? -- Приятно видеть старых друзей,-- заметил Гоблин, присоединяясь к нам. Мы не видели Взятых с той поры, как достигли равнины. А до того они постоянно висели у нас на хвосте, гоня нас непрерывно все четыре года пути от самой Арчи. Они -- прислужники Госпожи, постигшие ее науку ужаса. Некогда их было десять. Во времена Владычества Госпожа со своим мужем поработила величайших из своих современников, сделав их своими орудиями: то были Десять Взятых. Когда четыре века назад Белая Роза победила Властелина, они легли в могилу вместе с ним, а два оборота кометы назад -- восстали вместе с Госпожой. И в сражениях друг с другом -- поскольку часть из них осталась верна Властелину -- почти все погибли. Но Госпожа создала новых рабов. Перо. Шепот. Странник. Перо и последний из прежних, Хромой, пали при Арче, когда мы сорвали попытку Властелина вернуться к жизни. Остались двое. Шепот и Странник. Ковер-самолет качнулся, достигнув границы, за которой безмагия Душечки могла преодолеть его стремление к полету. Взятый развернулся, соскальзывая вниз, отлетел достаточно далеко, чтобы вновь подчинить себе ковер. -- Жаль, что он не полетел прямо,-- сказал я.-- И не рухнул камнем. -- Они не так глупы,-- возразил Гоблин.-- Они просто разведывают.-- Он покачал головой, передернул плечами. Он знал что-то, чего не знал я. Наверное, выяснил что-то во время путешествия за пределы равнины. -- Назревает кампания? -- спросил я. -- Ну да,-- ответил он и рявкнул на Одноглазого: -- А ты что там делаешь, филин слепой? В небо гляди! Чернокожий пигмей не обращал внимания на Взятого. Он вглядывался в путаницу выточенных ветром утесов к югу от Дыры. -- Наша задача -- выжить,-- заявил Одноглазый так самодовольно, что ясно было -- он собирается поддеть Гоблина.-- А это значит, что не следует отвлекаться на первый же цирковой трюк, который тебе покажут. -- Какого беса ты имеешь в виду? -- Имею в виду, что, пока вы гляделки проглядывали на того клоуна наверху, другой проскользнул за утесами и кого-то ссадил на землю. Мы с Гоблином поглядели в сторону красных скал. Никого. -- Слишком поздно,-- сказал Одноглазый.-- Улетел. Но кому-то придется идти хватать лазутчика. Одноглазому я верил. -- Ильмо! Иди сюда! Я объяснил ему, в чем дело. -- Зашевелились,-- пробормотал Ильмо.-- А я только начал надеяться, что про нас забыли. -- Нет, не забыли,-- возразил Гоблин.-- Никак уж не забыли. И снова я почувствовал -- что-то у него на уме. Ильмо оглядел пространство между нами и утесом. Он хорошо знал эти места. Как и все мы. В один прекрасный день наши жизни будут зависеть от того, кто знает их лучше,-- мы или противник. -- Ладно,-- сказал он себе.-- Посмотрим. Четверых возьму. Только с Лейтенантом посоветуюсь. Лейтенанта по тревоге не гнали. Он и еще двое стояли на страже у входа в жилище Душечки. Если враг и доберется до нее, то лишь через их трупы. Ковер-самолет умчался на запад. Я удивился: почему твари Равнины его не преследуют? Подойдя к менгиру, который заговорил о мной утром, я спросил об этом. Но вместо ответа менгир произнес: -- Начинается, Костоправ. Запомни этот день. -- Ладно. Запомню. И я называю этот день началом, хотя часть этой истории произошла много лет назад. Это был день первого письма, день Взятого, день, когда пришли Следопыт и пес Жабодав. Последнее слово менгир оставил за собой: -- Чужаки на равнине. Защищать летающих тварей за то, что они не напали на Взятого, камень не стал. Вернулся Ильмо. -- Менгир говорит,-- сказал я,-- что к нам могут пожаловать еще гости. Ильмо поднял брови. -- Следующие часовые -- ты и Молчун? -- Ага. -- Будь внимательнее. Гоблин, Одноглазый -- ко мне! Они пошептались втроем, потом Ильмо взял с собой четверых юнцов и пошел на охоту. Глава 6 Равнина Страха Когда наступила моя вахта, я вышел наверх. Ильмо и его людей я не заметил. Солнце стояло низко, менгир исчез, и тишину нарушал только голосок ветра. Молчун сидел в тени тысячекораллового рифа; солнечные лучи, пробиваясь сквозь переплетение ветвей, усеивали его пятнами. Коралл служит хорошим укрытием. Немногие обитатели равнины не опасаются его яда. Для часовых местная экзотика опаснее врагов. Я прополз, пригибаясь, между смертоносными колючками, чтобы присоединиться к Молчуну. Это высокий, тощий, немолодой мужчина; его черные глаза, казалось, видят мертвые сны. Я отложил оружие. -- Есть что-то? Он покачал головой в кратком отрицании. Я разложил принесенные подстилки. Вокруг нас изгибались и карабкались вверх, на высоту в двадцать футов, коралловые ветви и веера. Видели мы только брод через ручей, несколько мертвых менгиров да бродячие деревья на дальнем склоне. Одно стояло у ручья, опустив в воду насосный корень, но, словно почувствовав мой взгляд, медленно отступило. С виду равнина совершенно пуста. Есть обычные пустынные обитатели -- лишайники и саксаул, змеи и ящерицы, скорпионы и пауки, дикие псы и земляные белки -- но их немного. Встречаются они, как правило, там, где меньше всего нужны. Это и к другим обитателям равнины относится. По-настоящему странные вещи происходят именно в самый неподходящий момент. Лейтенант утверждает, что самоубийца может провести здесь много лет без малейших неудобств. Основными цветами тут являются красный и коричневый -- песчаник утесов всех оттенков ржавого, охряного, кровавого и винного с редкими оранжевыми слоями. Там и сям разбросаны белые и розовые коралловые рифы. Настоящей зелени нет -- листья бродячих деревьев и саксаула имеют серо-зеленый цвет, в котором от зеленого осталось одно название. Менгиры, как живые, так и мертвые, в отличие от всех прочих камней равнины, имеют мрачную серо-бурую окраску. По заросшей осыпи, огибая утесы, скользнула тень, огромная -- много акров -- и слишком темная для облака. -- Летучий кит? Молчун кивнул. Кит пролетел высоко, со стороны солнца, и я так и не разглядел его. Я уже много лет ни одного не видел. В прошлый раз мы с Ильмо пересекали равнину вместе с Шепот, по приказу Госпожи... Так давно? Время летит и радости не приносит. -- Странны воды под мостом, друг мой. Странны воды под мостом. Он кивнул, но ничего не сказал. Он -- Молчун. За все годы, что я его знаю, он не произнес ни слова. И за все годы службы в Отряде -- тоже. Но и Одноглазый, и мой предшественник-анналист утверждают, что он отнюдь не нем. Сведя воедино накопившиеся за долгие годы намеки, я пришел к твердому убеждению, что в юности, еще до прихода в Отряд, он дал великую клятву молчания. Но в Отряде действует железное правило -- не лезть в прошлое вступившего,-- и почему он принял такое решение, я так и не смог выяснить. Я видел, как с его губ едва не срывались слова, когда что-то злило или веселило его, но всякий раз он останавливал себя в последний момент. Его долго пробовали подловить, пытаясь заставить нарушить клятву, но большинство быстро оставило попытки. У Молчуна находилась сотня способов отбить охоту к шуткам -- например, подпустить клопов в постель. Тени удлинялись. Расползались пятна темноты. Наконец Молчун встал, перешагнув через меня, и вернулся в Дыру, двигаясь во мраке одетой в тьму тенью. Странный человек Молчун. Он не просто не говорит -- он не сплетничает. Как к такому подступиться? Однако он -- один из самых старых и близких моих друзей. Почему -- непонятно. -- Эй, Костоправ.-- Голос был гулок, как у призрака. Я дернулся, и в кораллах раскатился злобный смех. Ко мне опять подкрался менгир. Я повернулся. Камень стоял на тропе, которой ушел Молчун,-- все двенадцать футов уродства. Недоделок. -- Привет, каменюга. Повеселившись за мой счет, менгир теперь меня игнорировал. Молчит как камень. Ха-ха. Менгиры -- основные наши союзники на равнине. Они ведут переговоры с другими разумными существами. Но о том, что творится вокруг, сообщают нам, только если это им удобно. -- Как там Ильмо? -- спросил я. Никакого ответа. Волшебные ли они? Нет, наверное. Иначе не выживали бы посреди безмагии, которую излучает Душечка. Но чт[ac]о они тогда? Тайна. Как и большая часть здешних странных тварей. -- Чужаки на равнине. -- Знаю, знаю. Появились ночные звери. Порхали и мерцали над головой светящиеся точки. Летучий кит, чью тень я видел на закате, проскользил высоко на востоке, и смог рассмотреть только его светящееся брюхо. Скоро кит снизится, выпустит щупальца, и станет ловить все, что попадется на пути. Поднялся ветерок. Ноздри мне щекотали пряные запахи. Ветер посвистывал, хихикал, шептал и бормотал в кораллах, Издалека доносился звон ветровых колокольцев Праотец-Дерева. Он единственный в своем роде -- первый ли, последний, не знаю. Но вот он, стоит, двадцать футов в высоту и десять -- в обхвате, хмурится у ручья, вызывая чувство, близкое к страху; корни его впились в самый центр равнины. Молчун, Гоблин и Одноглазый пытались понять, что же он такое. И никому это не удалось. Дикари из немногочисленных племен равнины обожествляют его. Они говорят, что он стоит тут с начала времен. Глядя на него, можно в это поверить. Встала луна, легла на горизонт, ленивая и брюхатая. Мне показалось, что ее диск пересекло что-то. Взятый? Или одна из тварей равнины? У входа в Дыру послышался шум. Я застонал. Только их мне не хватало. Гоблин и Одноглазый. С полминуты я злобно мечтал, чтобы они убрались. -- Заткнитесь. Слышать не хочу вашего бреда. Из-за рифа показался Гоблин. ухмыльнулся, подначивая меня. Выглядел он отдохнувшим и набравшимся сил. -- Дергаешься, Костоправ? -- спросил Одноглазый. -- Точно. Вы-то тут что делаете? -- Свежим воздухом дышим.-- Он склонил голову к плечу, глянул на контуры дальних утесов. Ясно. Беспокоится за Ильмо. -- Все с ним будет в порядке,-- сказал я. -- Знаю,-- ответил Одноглазый.-- Соврал я. Душечка нас послала. Она чувствует, как что-то ворочается на западной окраине безмагии. -- И? -- Не знаю я, что это, Костоправ.-- Внезапно тон его стал извиняющимся. Горьким. Если б не Душечка, он знал бы. Он чувствует то же, что ощущал бы я, оставшись без своих медицинских приспособлений,-- неспособный заниматься тем, чему учился всю жизнь. -- И что делать будете? -- Костер разложим. -- Что? ...Костер ревел. Одноглазый расстарался: добытого им сушняка хватило бы, чтобы обогреть пол-легиона. Пламя оттеснило темноту на пятьдесят футов в стороны, до самого ручья. Последние бродячие деревья сгинули. Наверное, учуяли Одноглазого. Они с Гоблином приволокли упавшее дерево -- обычное. Бродячих мы не трогаем -- разве что ставим вертикально тех, кто от неуклюжести споткнулся на собственных корнях. Но это бывает редко. Они нечасто путешествуют. Колдуны скандалили, выясняя, кто из них отлынивает от работы, а потом и вовсе уронили дерево. -- Исчезаем,-- скомандовал Гоблин, и через секунду обоих колдунов и след простыл. Я ошарашенно поглядел в темноту, но ничего не увидел. И ничего не услышал. Я изо всех сил старался не заснуть, и, чтобы не скучать, я наколол дров. А потом ощутил что-то странное. Я замер с занесенным топором. Давно ли на границе освещенного круга собираются менгиры? Я насчитал четырнадцать. Тени их были длинны и темны. -- В чем дело? -- спросил я. Нервы мои были изрядно напряжены. -- Чужаки на равнине. Что ж они все одну песню тянут? Я пристроился спиной к огню, кинул за спину пару поленьев, подкармливая пламя. Круг света расширился. Я насчитал еще десяток менгиров. -- Это уже не новость,-- произнес я наконец. -- Один идет. А вот это новость. И сказано таким тоном, какого я у менгиров еще не слышал. Пару раз мне мерещилось какое-то слабое движение, но сказать, что это, я не мог -- свет костра обманчив. Я подкинул еще дров. В самом деле движение. За ручьем. Ко мне медленно приближалась человеческая фигура. Устало. Я устроился поудобнее, изображая скуку. Незнакомец подошел поближе. На правом плече он волок седло, в левой руке -- одеяло, а в правой сжимал длинный, отполированный до блеска деревянный ящик, семи футов длиной и четыре на восемь дюймов в поперечнике. Забавно. Когда незнакомец пересек ручей, я заметил собаку. Дворняга, потрепанная, грязная, белого цвета, за исключением черного круга под глазом и нескольких черных пятен. Пес хромал на переднюю лапу. В его глазах я поймал кровавый отблеск пламени костра. Незнакомцу я бы дал лет тридцать, а росту в нем было футов шесть. Двигался он, несмотря на усталость, легко. И мышцы завидные. Порванная рубашка открывала иссеченные шрамами руки и грудь. Лицо его было совершенно лишено выражения. Подойдя к костру, он посмотрел мне в глаза -- без улыбки, но и без враждебности. Меня пробрала дрожь. Серьезный парень, но недостаточно серьезный, чтобы в одиночку преодолеть равнину Страха. Первое, чем мне следует заняться,-- задержать его. Скоро меня сменит Масло. Мой костер его встревожит. Потом он заметит чужака, и поднимет всю Дыру на ноги. -- Привет,-- сказал я. Незнакомец остановился, переглянулся с дворнягой. Та медленно вышла вперед, понюхала воздух, вглядываясь в обступившую нас ночь. В нескольких футах от меня пес остановился, встряхнулся и лег на брюхо. Незнакомец подошел к нему. -- Плечи пожалей,-- заметил я. Парень стряхнул с плеча седло, опустил на землю ящик, сел сам. Ноги его свело, и он с трудом поджал их под себя. -- Коня потерял? -- Ногу сломал,-- кивнул незнакомец.-- К западу отсюда, милях в пяти-шести. С тропы сбился. На равнине _есть_ тропы. Некоторые из них равнина почитает безопасными. Иногда. В соответствии с формулой, известной только жителям равнины. И только отчаянный человек или дурак пойдет по тропе один. А этот человек не походил на идиота. Пес фыркнул, и хозяин почесал его за ухом. -- Куда путь держишь? -- В место под названием Крепость. Так называют Дыру в легендах и пропаганде. Хорошо рассчитанная приманка для привлечения далеких сторонников. -- Звать как? -- Следопыт. А это пес Жабодав. -- Рад познакомиться, Следопыт. Привет, Жабодав. Пес заворчал. -- Называй его полным именем,-- предупредил Следопыт.-- Пес Жабодав. Сохранить серьезность мне удалось только потому, что собеседник мой был человек крупный, мрачный и к веселью не склонный. -- А где эта Крепость? -- спросил я.-- Первый раз слышу. Следопыт оторвал тяжелый недобрый взгляд от псины и усмехнулся. -- Да, говорят, где-то близ Фишек. Второй раз за день? Или сегодня все дважды случается? Нет, вряд ли. И человек этот мне не нравился. Слишком он напоминал мне нашего бывшего друга Ворона -- лед и сталь. Я нагнулся, чтобы скрыть ошеломление. -- Фишки? Что-то не припомню такого. Должно быть, это гораздо восточнее. Кстати, а что у тебя там за дело? Следопыт снова усмехнулся; псина открыла один глаз и злобно глянула на меня. Мне явно не поверили. -- Письма везу. -- Вижу. -- Пакет один. Парню по кличке Костоправ. Я втянул воздух сквозь зубы, неторопливо вгляделся по тьму. Круг света сжался, но менгиры не уходили. Я недоумевал: где же Одноглазый с Гоблином? -- А вот это имя мне знакомо,-- произнес я.-- Лекаришка один. Пес снова глянул на меня -- на сей раз, как мне показалось, саркастически. Из темноты за спиной Следопыта выступил Одноглазый; меч его был занесен для удара. Проклятье, но я даже не заметил, как он подкрался. И без всякого колдовства. Я выдал Одноглазого, дернувшись от изумления,-- Следопыт и его псина обернулись. Обоих появление колдуна удивило. Пес вскочил, вздыбив шерсть, потом повернулся так, чтобы держать нас обоих в поле зрения, и снова опустился на землю. Но тут столь же незаметно появился Гоблин. Я улыбнулся. Следопыт глянул через плечо, глаза его задумчиво сузились, как у человека, сообразившего, что шулера, с которыми он сел играть, хитрее, чем ему казалось. -- Очень хочет. Костоправ,-- хихикнул Гоблин.-- Повели его вниз. Рука Следопыта дернулась к сумке. Псина зарычала. Следопыт закрыл глаза, а когда открыл, то уже полностью владел собой. Улыбка его вернулась. -- Костоправ, да? Так я нашел Крепость? -- Нашел, приятель. Медленно, чтобы никого не встревожить, Следопыт вытащил из сумки завернутый в промасленную кожу сверток -- двойник того, который я получил утром,-- и протянул мне. Я засунул сверток за пазуху. -- Где ты его взял? -- В Весле. Он рассказал такую же историю, как и первый вестник. Я кивнул. -- Из такой дали пришел? -- Да. -- _Придется_ его вести вниз,-- сказал я Одноглазому. Тот понял меня. Мы столкнем обоих вестников лицом к лицу. И посмотрим, не полетят ли искры. Одноглазый ухмыльнулся. Я посмотрел на Гоблина. Тот не возражал. Но никому из нас Следопыт не понравился. Не знаю почему. -- Пошли,-- сказал я. Вставая, я оперся на руку, которой держал лук. Следопыт глянул на мое оружие, открыл было рот, но от реплики удержался -- словно узнал его. Я усмехнулся, отворачиваясь. Может, он подумал, что попал к Госпоже в лапы? -- Иди за мной. Следопыт пошел. Гоблин и Одноглазый следовали за нами, но вещей новоприбывшего брать не стали. Пес ковылял рядом, уткнувшись носом в землю. Прежде чем зайти в пещеру, я озабоченно глянул на юг: когда же вернется Ильмо? Следопыта и дворнягу мы посадили в камеру под охраной. Они не возражали. Разбудив проспавшего Масло, я отправился к себе; попытался заснуть, но проклятый пакет неслышно вопил на столе. Я вовсе не был уверен, что хочу прочесть его содержимое, но пакет победил.