Глен Кук Игра теней ------------------------------------------------------------- Glen Cook. Shadow Games, 1989 (с) Дмитрий Старков, перевод, 1997 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения издательства. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия издательства и переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- ГЛАВА 1 Распутье Нас осталось семеро на распутье, наблюдающих за пылью, клубящейся по восточной дороге. Неразрешимость проблемы потрясла почти на час даже неугомонных Одноглазого с Гоблином. Лошадь Масло заржала. Успокаивая животину, он прикрыл ее ноздри ладонью и другой рукой потрепал по холке. Настало время раздумий, последняя эмоциональная веха эпохи. Но вот и пыль исчезла из виду. Они ушли. Запели птицы -- только это заставило вспомнить, что мы-то все же остались. Я вынул из седельной сумы старую тетрадь, уложил ее на дороге. Дрожащей рукой написал: "Пришел конец. Мы разделились. Молчун, Душечка и братья Крученые держат путь к Лордам. Черного Отряда более нет. Однако я стану продолжать летопись -- хотя бы потому, что привык к этому за двадцать пять лет, и ломать такие привычки тяжело. И потом, как знать? Те, кого я обязан вести за собой, могут найти мой отчет интересным. Хоть сердце и остановилось, тело еще ковыляет вперед. Фактически Отряд мертв, но имя живо. А уж мы-то, о жестокосердные боги, на собственной шкуре испытали могущество имен..." Я убрал книгу в седельную суму. -- Н-ну, значица, так...-- Отряхнув пыль со штанов, я бросил взгляд на нашу собственную дорогу в завтра. Ряд зеленых холмов выглядел как живая изгородь, над которой переплетались курчавые кроны деревьев.-- Наш поиск начался. Пора уж покрыть первую дюжину миль. Нас осталось лишь семеро из восьми тысяч. Я оглядел моих товарищей. Одноглазый -- колдун, сморщенный и черный, будто пыльная сушеная слива -- был старше всех на добрые сто лет. Он носил повязку на глазу и мягкую сплющенную шляпу из черного фетра. Шляпа, судя по виду, претерпела в жизни все мыслимые невзгоды, однако стойко вынесла все унижения. Так же, как и Масло, самый обычный человек. Тысячу раз был ранен, однако остался жив и уже почти уверился в особом благоволении богов к собственной персоне. Обок с Масло находился Ведьмак, еще одна ничем особо не примечательная личность. И еще один потрясающий пример живучести... Надо же, слезы навернулись на глаза... Далее -- Гоблин. Что вам такого сказать о Гоблине? Гоблин -- он и есть Гоблин, прозвищем сказано все и в то же время ничего. Наш второй колдун, маленький, безобразный, постоянно в контрах с Одноглазым, без вражды с ним он тут же умрет в страшных конвульсиях. Видели когда-нибудь улыбку фасона "рот до ушей"? Это он ее изобрел. Мы, пятеро, уже вместе двадцать с лишком лет, вместе состарились и, пожалуй, знаем друг друга даже слишком хорошо. Мы -- конечности умирающего организма. Последние из могучих, великолепных, легендарных... Боюсь, сейчас, с нашим разбойничьим обликом, совсем недопустимым для лучших в мире солдат, мы здорово пятнаем память Черного Отряда. И еще двое. Двадцативосьмилетний Мурген, которого Одноглазый порой зовет Щенком. Наш младшенький. Присоединился к Отряду во время бегства из Империи. Многопечальный тихоня, неразговорчив, нет у него в жизни ничего и никого, кроме Отряда, но даже от нас он отстранен и одинок. Как и все мы. Как и каждый из нас. И, наконец, Госпожа, настоящая госпожа. Заблудшая Госпожа, прекрасная Госпожа, плод моего воображения, мучение мое. Еще молчаливее Мургена, но тут случай другой -- отчаяние. Когда-то она владела всем. И проиграла. И теперь у нее нет ничего. Ничего действительно стОящего. Холодный бриз развеял пыль на дороге к Лордам. Несколько любимых товарищей моих покинули мою жизнь навсегда. Торчать здесь нет никакого резона. -- Проверить сбрую! -- С этими словами я, подавая пример, подтянул ремни на вьючных животных.-- Одноглазый, на-конь! Пойдешь направляющим. Наконец-то хоть намек на оживление в рядах -- Гоблин тут же окрысился: -- Чтобы мне глотать пыль от этого?! Если Одноглазый идет первым, значит, Гоблин -- замыкающий. Колдуны наши, в общем, всадники никакие, но -- весьма полезны. Если один из них прикрывает фронт, а другой -- тыл, я себя чувствую куда спокойнее. -- Да вроде бы очередь-то его, а? -- Такие дела, как это, не нуждаются в соблюдении очередности. Гоблин хотел было выдавить смешок, но хватило его только на усмешку -- эдакое жалкое подобие своеобразной улыбки жабы во весь рот. Да и реакция Одноглазого напоминала высохшую тыкву. Он тронулся вперед без всяких комментариев. Следом, ярдах в пятидесяти позади, ехал Мурген. Копье его, в двадцать футов длиною, торчало прямо вверх. Некогда на этом копье развевалось наше знамя. Теперь с древка свисают фута четыре драной черной тряпки. Сплошная символика на разных смысловых уровнях. Впрочем, мы и так знаем, кто мы такие. И лучше бы другим этого не знать. Слишком много врагов у нашего Отряда. За Мургеном тронулись Ведьмак с Масло, ведя на поводу вьючных. Далее -- Госпожа и я, также с вьючными. Ярдах в семидесяти за нами -- Гоблин. Таким образом мы двигались всегда, воюя со всем белым светом. Разве что местами менялись. Не помешали бы, конечно, разъезды и передовые дозоры, однако возможности у семи человек весьма и весьма ограничены. Ничего, зато колдунов у нас даже двое. Все мы увесили себя оружием так, что выглядели так же безобидно, как для лисы -- ежик. Восточная дорога скрылась из виду. Я был единственным, кто оглянулся в надежде, что в сердце Молчуна еще остались незанятые вакансии. Но надежда оказалась напрасной. И я прекрасно знал это. Говоря языком чувств и ощущений, пути мои и Молчуна с Душечкой разошлись еще много месяцев назад, на залитом кровью, пропитанном ненавистью поле битвы в Курганье. Там мы спасли весь белый свет, но столько было потеряно чего-то иного. По поводу точного соотношения цены с приобретением можно гадать всю оставшуюся жизнь. У разных сердец и пути разные... -- Костоправ! Похоже, дождь,-- сказала Госпожа. Ее замечание изумило меня. Нет, оно в точности соответствовало истине -- на дождь и вправду было очень похоже. Это было первое высказанное ею собственное наблюдение с того самого ужасного дня в северных краях. Может, наконец-то оживать начинает? ГЛАВА 2 Дорога на юг Чем дальше едем, тем больше на весну похоже,-- заметил Одноглазый. Он был в добром расположении духа. Чуть позже и в глазах Гоблина блеснула озорная искорка. Скоро эта парочка отыщет повод возобновить старинную свою вражду. Тут-то и полетят колдовские искры! Если не более этого, то пусть. Хоть остальные развлекутся... Даже у Госпожи улучшилось настроение. Она была разговорчива как никогда. -- Конец привалу,-- сказал я.-- Масло, гаси костер. Гоблин, ты -- направляющим. Я взглянул на дорогу. Еще недельки две -- и мы будем совсем недалеко от Чар. Я еще не разъяснил товарищам, чем мы там будем заниматься. Вдали над дорогой кружили канюки. Мертвечина, значит, там, впереди... Знамений и примет я терпеть не могу. Заставляютбеспокоиться. Эти птицы меня тревожили. Я указал взглядом вперед. Гоблин кивнул: -- Сейчас пойду разберусь малость. -- Давай. Мурген увеличил дистанцию еще на пятьдесят ярдов. Масло с Ведьмаком тоже немного отстали. Но Одноглазый все так же едва не дышал в затылки нам с Госпожой, привстав в стременах и стараясь не выпускать Гоблина из виду. -- Нехорошие у меня предчувствия, Костоправ,-- сказал он.-- Ох, нехорошие... Хоть Гоблин и не забил тревогу, Одноглазый оказался прав. Стервятники означали беду. На обочине, перевернутая вверх колесами, лежала богато украшенная карета. Две из четырех лошадей, мертвые, лежали в колеях. Умерли, похоже, от ран. Двух других видно не было. Вокруг кареты лежали тела шести охранников в униформах, кучер и еще одна лошадь. В карете находились мужчина, женщина и двое совсем маленьких детей. Все убиты. Дверца кареты была украшена затейливой работы гербом. -- Ведьмак,-- сказал я,-- займись следами. Посмотри, что здесь было. Госпожа! Ты их не узнаешь? Герб тебе не знаком? -- "Сокол Крепостной Стены". Проконсул Империи. Но он не из них. Стар и жирен. Должно быть, семья. -- Они направлялись на север,-- сказал Ведьмак.-- Разбойники напали на них.-- Он продемонстрировал клок какой-то грязной одежки.-- Но добыча досталась им нелегко. Я не ответил, и тогда он попросил более пристального внимания к клочку. -- Серые, значит,-- задумчиво протянул я. Серую форму носили в северных имперских войсках.-- Далековато что-то для серых... -- Дезертиры,-- сказала Госпожа.-- Распад начался. -- Видно, так. Плохо дело. Я-то надеялся, что Империя продержится и даст нам время начать жить по-новому. -- Три месяца назад,-- заметила Госпожа,-- невинная девушка спокойно могла проехать через всю Империю одна. Здесь она преувеличила -- но лишь самую малость. Перед битвой в Курганье великие силы, в этой самой битве и полегшие, держали провинции под неусыпным наблюдением, и всякие недозволенные проступки пресекались быстро и жестко. Однако в любой стране, в любую эпоху найдутся люди, достаточно смелые, либо глупые, чтобы пробовать законы на прочность, подавая дурной пример другим. И, едва Империя перестала нагонять цементировавший ее дотоле ужас, процесс пошел лавинообразно. Оставалось от души надеяться, что убитых еще не хватились. Я планировал вернуть прежний облик. -- Начинать рыть? -- спросил Масло. -- Минутку. Ведьмак, давно это случилось? -- Пару часов назад. -- И никого больше поблизости не было? -- Почему же, было. Объезжали. -- Хороша, небось, банда,-- буркнул Одноглазый,-- если не боятся разбрасывать трупы на виду у всех. -- Может быть, наоборот, нарочно оставили,-- возразил я.-- Может быть, разбойники желают добиться баронства для самих себя. -- Похоже,-- согласилась Госпожа.-- Езжай осторожнее, Костоправ. Я приподнял бровь. -- Я не хочу потерять тебя. Одноглазый гоготнул. Я покраснел. Однако хорошо уже то, что в ней пробуждается интерес к жизни. Тела мы захоронили, но карету не тронули. Дань цивилизации отдана, а нам пора двигать дальше. Часа через два Гоблин вдруг повернул обратно. Мурген остановил коня на повороте. Ехали мы лесом, но дорога была в хорошем состоянии, деревья по обочинам вырублены. Она явно была предназначена для перемещения войск. -- Впереди постоялый двор,-- сообщил Гоблин.-- И не нравится мне, как я его чувствую. Дело было к ночи. Вечер мы потратили на захоронение трупов. -- Есть там кто живой? По дороге мы не видели никого. Фермы, попадавшиеся на опушке леса, были брошены. -- Полно! Двадцать человек в гостинице. Еще пятеро -- на конюшне. Тридцать лошадей. Еще двадцать человек -- в лесах неподалеку. И сорок лошадей на выпасе. И прочей живности -- кишмя. Смысл был очевиден. Уйти от греха подальше, или рваться навстречу опасности? Обсуждали положение недолго. Масло с Ведьмаком высказались за: прямо вперед. Если, мол, что не так, у нас есть Одноглазый с Гоблином. Последним эта идея не слишком понравилась. Тогда я поставил вопрос на голосование. Мурген и Госпожа воздержались. Масло с Ведьмаком были за ночлег на постоялом дворе. Одноглазый же с Гоблином все косились друг на друга, ожидая точки зрения другого, чтобы немедля взять противную сторону. Тогда я сказал: -- Ладно, едем и ночуем. Эти клоуны собираются разойтись во мнениях, в любом случае большинство -- за ночлег на постоялом дворе. И колдуны наши немедля скорешились и тоже проголосовали "за" -- просто затем, чтоб я оказался в дураках. Через три минуты впереди показался обветшавший постоялый двор. В дверях, изучающе глядя на Гоблина, торчал какой-то мрачный тип. Другой такой же восседал в расшатанном кресле, прислоненном спинкой к стене, и пожевывал соломинку или, может, щепку. Стоявший в дверях отодвинулся, пропуская нас. Ведьмак назвал тех, чью работу мы видели на дороге, серыми. Но серую униформу носят как раз там, откуда мы прибыли. И я спросил того, в кресле, на форсбергском, самом употребительном в северных подразделениях: -- Постояльцев принимаете? -- Ага. Глаза сидящего сузились. Он явно что-то прикидывал в уме. -- Одноглазый, Масло, Ведьмак, позаботьтесь о лошадях! -- И мягенько: -- Гоблин, ты что-нибудь почуял? -- Кто-то только что вышел с заднего хода. Внутри все встали. Но начнется, пожалуй, еще не сейчас. Сидящему в кресле не понравились наши перешептывания. -- На сколько думаете остаться? -- спросил он. Тут я углядел и татуировку на запястье -- еще один верный признак северянина. -- До завтра. -- У нас переполнено, но уж как-нибудь вас устроим. Однако нахальства ему не занимать... Паучары они, эти дезертиры. Постоялый двор -- паутина, здесь они намечают жертву. Но всю грязную работу проделывают на дорогах. Внутри царила тишина. Войдя, мы оглядели мужчин и нескольких женщин очень уж затасканного вида. Чернуха ощущаема во всем. Обычно придорожные гостиницы -- предприятия семейные, в них полно детишек, стариков и прочих чудаков всех промежуточных возрастов. Здесь -- ничего подобного. Только крепко сбитые мужики да дамы определенного сорта. Неподалеку от двери в кухню стоял большущий свободный стол. Я сел, привалившись спиной к стене. Рядом плюхнулась Госпожа. Однако и зла же она! Не привыкла, чтобы смотрели на нее таким образом, как смотрят эти. Сохранила свою красоту, несмотря даже на дорожную пыль и походное тряпье... Я положил руку поверх ее кисти -- жест скорее умиротворения, нежели обладания. Пухленькая девчушка лет шестнадцати с затравленным взглядом коровьих глаз подошла спросить, сколько нас, какая еда нам нужна и какое жилье, греть ли воду для мытья, надолго ли останемся и какого цвета наши монеты. Спрашивала она равнодушно, но правильно,-- хотя безнадежно, переполненная страхом совершить случайную ошибку. Интуиция моя определила ее как члена семейства, по праву управляющего постоялым двором. Я бросил ей золотой. Этого добра у нас -- после разграбления той самой имперской казны и бегства из Курганья хватало. Блеск монеты тут же отозвался блеском в глазах мужиков, изо всех сил старавшихся наблюдать за нами незаметно. Тут подоспел Одноглазый с остальными, тащившими стулья для себя. -- Там, в лесу, сейчас суматоха! -- шепнул Гоблин.-- Они строят кое-какие планы насчет нас. Левый угол его рта растянулся в лягушачьей ухмылке. Очевидно, у него имелись собственные планы. Он всегда любил заставлять врагов заманивать в засаду самих себя. -- Разные бывают планы,-- сказал я.-- Если они -- бандиты, пускай перевешают друг друга. Он попросил подробностей -- порой мои замыслы еще отвратительнее его собственных. Это оттого, что я давно утратил чувство юмора и действую по правилу: чем непригляднее, тем смешнее. Поднялись мы еще до рассвета. Одноглазый с Гоблином наложили на гостиницу свое любимое заклятие, повергающее всех вокруг в непробудный сон, и по-тихому смылись в лес прорепетировать представление. Остальные занялись лошадьми и амуницией. Между мной и Госпожой имела место небольшая стычка: она желала, чтобы я сделал что-нибудь для женщин, захваченных разбойниками. -- Если я стану исправлять все неправильное, что встречу на пути, мы не доберемся до Хатовара,-- отвечал я. Она не стала продолжать спор, и через несколько минут мы тронулись в путь. Наконец Одноглазый сказал, что лес вот-вот кончится. -- Ладно, это место ничем не хуже прочих,-- согласился я. Далее мы с Мургеном и Госпожой свернули в лес, на запад. Ведьмак, Масло и Гоблин повернули на восток. Одноглазый же просто остановился и принялся ждать. Ничего явного он не проделывал. Гоблин, казалось, был тоже занят. -- А если они не придут? -- спросил Мурген. -- Значит, мы были не правы, а они не бандиты. С ближайшим попутным ветром пошлю им мои извинения. Некоторое время все хранили молчание. А выехав на дорогу, чтобы проверить обстановку, я увидел, что Одноглазый уже не один. За его спиной стояли с полдюжины всадников. Сердце мое дрогнуло. Фантомы были хорошо знакомы мне. Они изображали старых товарищей, давным-давно мертвых. Я ретировался в лес. И дрожь, обуявшая меня, была, противу ожиданий, сильной. Настроение мое отнюдь не сделалось лучше. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь полог леса, играли зайчиками на призраках моих мертвых друзей. Они ждали врага со щитами и копьями наготове, безмолвно, как и подобает призракам. Но они были призраками лишь для моего сознания. На деле были они иллюзиями, созданными Одноглазым. А по другую сторону дороги Гоблин строил собственный легион теней... Эта парочка -- настоящие художники, если дать им время спокойно поработать. Сомнений более не было. Даже относительно личности Госпожи. -- Скачут,-- без всякой надобности сообщил я.-- Это они. В желудке засосало. Стоит ли рисковать, подпуская так близко? Потом стрелять будет поздно. Если они решатся на драку... И если Одноглазый с Гоблином оплошают... -- Поздно, Костоправ. Я взглянул на Госпожу, и тут меня обожгло воспоминание, кто она такая. Она улыбалась, зная, что творится в моих мыслях. Сколько же раз сама она бывала в подобной ситуации, хотя бы на большей игральной доске? Разбойники мчались вдоль дороги. И, сбитые с толку, осадили коней, завидев поджидающего их Одноглазого. Я рванул вперед, а призрачные кони двинулись сквозь лес следом за мной. Зазвенела сбруя, затрещали ветви. Здорово сработано, Одноглазый. Как ты выражаешься, наиправдоподобнейше. Бандитов было около двадцати пяти человек. Лица у них и так были <197> краше в гроб кладут, но они сделались еще бледнее, углядев Госпожу и узнав призрачное знамя на копье Мургена. Черный Отряд весьма знаменит. Две сотни призрачных луков изогнулись. Пятьдесят рук поднялось к небу, словно в попытке уцепиться за брюхо неба. -- Вам, полагаю, следует спешиться и разоружиться,-- сказал я их предводителю. Тот некоторое время шумно глотал воздух, прикидывая шансы, затем подчинился. -- А теперь вы, грязные людишки. Живо с седел! Разбойники повиновались. Госпожа махнула рукой. Лошади развернулись и рысцой устремились к Гоблину, на деле ими управлял он. Гоблин пропустил лошадей -- пусть вернутся на постоялый двор в ознаменование того, что гнету конец. Гладко сошло, ох и гладко! Без единой задоринки! Вот так мы управлялись с делами в былые деньки. Хитрость и маневр! Зачем утруждаться самим, когда достаточно мухлевать и надувать? Построив пленных вереницей и связав веревкой для облегчения управления, мы направились на юг. Одноглазый с Гоблином расслабились, и разбойники пришли в крайнее возбуждение. Посчитали, что мы поступили нечестно. Через два дня мы добрались до Риз. Здесь Гоблин с Одноглазым снова организовали ту же иллюзию, и Госпожа передала дезертиров в распоряжение командира гарнизона. При их сопровождении пришлось убить только двоих. Все это ненадолго задержало нас, но теперь путь свободен, и до Чар всего около часа езды. Придется примириться с тем, что беда <197> ближе некуда. Товарищи мои уверены, что основная часть Анналов находится у меня. А правда в том, что они остались в руках Империи. Их захватили у моста Королевы (старая рана, что болит по сию пору!). Перед самым кризисом в Курганье я пообещал вскоре вернуть их обратно. И этот-то самый кризис помешал. И теперь уже ничего не остается, кроме как отправляться выручать Анналы самому. ГЛАВА 3 Таверна в Таглиосе Лозан поудобнее умостился в кресле. Девчонки хихикали, подбивая одна другую пощупать его шелковистую русую шевелюру. Одна, с самыми многообещающими глазами, наконец решилась провести пальцами по его волосам. Лозан подмигнул Корди Мотеру, сидевшему в противоположном конце гостиной. Вот жизнь-то пошла с тех пор, как их отцы и братья поумнели! Не жизнь, а мечта. Все мечтали об этом, только пробираться сюда -- смертельный риск... Если и дальше так пойдет и ничего не стрясется, он скоро будет весить фунтов этак четыреста и станет самым счастливым лодырем в Таглиосе. Да кому бы пришло в голову?.. Простая таверна вот в таком простодушном городке. Дыра в стене, каких дома полно было на каждой улице, на каждом углу, здесь -- новинка, на которой и не захочешь, и то озолотишься. Если только местные попы не раскачаются сунуть палку в колеса. Конечно, они -- экзотические чужестранцы, на которых не устает дивиться весь город, и даже те самые попы со своими пометами. А особенно их смугляночки-дочери. Это здорово помогает в делах. Что и говорить, путь сюда был долог и безумен, но теперь каждый шаг окупается с лихвой. Лозан сложил руки на груди, предоставив девушкам делать что захотят. Этим он мог управлять. С этим он мог справиться. Корди тем часом откупорил еще один бочонок горького третьесортного зеленого пива: сам же и варил. И за это таглиосские дурни платят втрое против настоящей цены! Что же за место такое, если до них здесь и пива не видывали? Глушь! Несбыточная мечта ни на что не годных чесоточных олухов. -- Знаешь, Лебедь,-- сказал подошедший с новой кружкой для него Корди,-- ежели дальше так пойдет, надо бы нанять кого-либо, чтоб пособлял мне варить. Через пару дней все запасы выйдут. -- Чего беспокоиться? Долго ль дело-то продержится? Попы эти что-то начинают просыпаться. Собираются найти приличный повод прикрыть нашу лавочку. Так что озаботься лучше, чем бы еще заняться таким же прибыльным. Э, что ты? -- Что "что"? -- Да ты как-то вдруг помрачнел. -- Черная птица рока только что вошла в наши двери. Лозан быстро обернулся. Так и есть, Нож вернулся домой. Высокий, сухощавый, чернющий. Бритая голова сверкает, мускулы так и играют при каждом движении... Ни дать ни взять -- отполированная статуя. Нож неодобрительно оглядел таверну, подошел и уселся за стол Лозана. Девчонки принялись строить глазки ему -- он был не менее экзотичен, чем Лозан Лебедь. -- Пришел забрать свою долю и сказать, какие мы мерзкие, что развращаем этих невинных детей? -- поинтересовался Лозан. Нож покачал головой: -- Этот старый наркоман Копченый снова видел сон. Ты нужен Бабе. -- С-свинство! -- Лебедь спустил ноги на пол. Вот муха в снадобье! Баба никогда не оставит их в покое...-- Что на сей раз? Что у него там? Хэш? -- Он -- колдун. Ему и делать-то ничего не надо... -- С-свинство,-- снова сказал Лебедь.-- Как думаешь, может, просто слинять? Сбыть поскорее остатки той крысьей мочи, что Корди наварил, и отправиться назад, в верховья реки? На лице Ножа появилась широкая, довольная улыбка. -- Поздно, парень. Ты избран. Ног не хватит убежать. Этот Копченый шутом бы выглядел, открой он лавочку в твоих родных краях, но здесь он -- большой человек и торговец дурью. Пустишься в бега -- ноги узлом завяжут. -- Это -- официально? -- Они этого не говорили. Они это имели в виду. -- Что ему опять такое приснилось? Мы-то при чем? -- Хозяева Теней. Снова. Он сказал, была большая встреча у Тенелова. Они намерены прекратить разговоры и начать действовать. Он сказал, Луннотень слышал зов. Сказал, мы увидим их на таглиосской земле -- и очень скоро. -- Всего-то делов?! Он нам этим чуть не с первого дня плешь проел. С лица Ножа разом пропало все веселье. -- На этот раз дела уже не те. Пугать можно по-разному, понимаешь? На этот раз и Копченый и Баба говорили серьезно. Теперь их волнуют не только Хозяева Теней. Просили тебе передать, что сюда движется Черный Отряд. Сказали, тебе известно, что это означает. Лебедь всхрюкнул, словно от крепкого удара в живот. Поднявшись на ноги, он залпом осушил свою кружку и оглядел помещение, не осознавая видимое вокруг. -- Нож, я ничего глупее в жизни не слыхал! Черный Отряд? Движется сюда? -- Сказали, это-то и взбаламутило Хозяев Теней, Лозан. Сказали, они здорово перепуганы. Здесь, в низовьях, единственная свободная страна к северу от них. А кто против Хозяев Теней, тебе известно. -- Не верю! Это же в какую даль им переться? -- Вы с Корди прошли примерно столько же. Нож присоединился к Лозану и Корди Мотеру после того, как те прошли около двух тысяч миль к югу. -- Ага. Ты, Нож, мне вот что скажи. Кому, кроме нас с тобой да Корди, взбредет в пустую башку тащиться в такую даль черт знает зачем? -- Они знают, зачем. Если верить Копченому. -- И зачем же? -- Не знаю. Сходи к Бабе, раз звала. Может, она объяснит. -- Схожу. Все вместе сходим. Так, для виду. А при первом же случае -- рвем когти из этого Таглиоса. Ежели здесь Хозяева Теней взбаламутились да еще Черный Отряд сюда идет, я поблизости находиться не желаю. Нож откинулся назад, чтобы одна из девушек смогла притиснуться к нему поплотнее. В глазах его было недоумение. -- Я же еще по дому знаю,-- сказал Лебедь,-- что эти ублюдки могут сотворить. Видел, как Розы между них встряли... Ч-черт... Ты, Нож, только послушай меня. Большая заварушка -- и все летит в тартарары. Если они вправду придут, ты можешь кончить тем, что будешь жалеть, что мы в тот раз не отдали тебя крокодилам на закуску. Нож так до сих пор и не понял, почему его бросили крокодилам. А Лозан, пожалуй, никогда не поймет, кой черт его дернул уговорить Корди вытащить Ножа и взять с собой. Хотя Нож оказалсяпарнем правильным и должок тот сполна выплатил... -- Я считаю, ты, Лебедь, обязан помочь местным,-- сказал Нож.-- Мне нравится этот город. Мне нравятся здешние люди. В них только то плохо, что не хватает им соображения сжечь дотла все эти храмы. -- Нож, черт тебя возьми, ну какая от меня помощь? -- Здесь только вы с Корди хоть что-то смыслите в военном деле. -- Я прослужил в армии два месяца. Даже в ногу шагать не выучился. И Корди таких развлечений больше не хочет. А хочет, наоборот, навсегда забыть те два месяца. Корди слышал бОльшую часть беседы и подошел к ним. -- Нет, Лозан, не так уж я плох. Правому делу я согласен еще послужить. В тот раз я просто оказался не там, где следовало. Я считаю, Нож прав. Мне тоже нравится Таглиос. И народ местный. И я сделаю что смогу, чтобы все это не порушили Хозяева Теней. -- Ты слышал, что он сказал? Про Черный Отряд? -- Слышал. И еще слышал, что с тобой хотят поговорить об этом. И полагаю, мы должны пойти и выяснить, что происходит, а уж потом разевать рот и говорить, чего не собираемся делать. -- Ладно. Уговорил. Нож, ты здесь держи оборону. А от той, рыжей, грабли убери. Я ее первый забил. С этими словами он тихонько удалился. -- А ты, Нож, знаешь, как управлять Лозаном,-- ухмыльнулся Корди Мотер. -- А им и не нужно управлять, если я не ошибаюсь. Когда местные выйдут против Хозяев Теней, он будет в первых рядах. Хоть режь его, хоть ешь, он в этом не признается, однако Таглиос и его задел за душу. -- Это так,-- хмыкнул Корди Мотер,-- он наконец нашел себе дом. И никто не попытается выжить его отсюда. Никакие Хозяева Теней или же Черный Отряд. -- Они вправду настолько плохи, как он говорил? -- Хуже. Много хуже. Вспомни все легенды, что слышал дома, прибавь все, что слышал здесь, да все, что только способен себе вообразить, да возьми еще столько же -- тогда, может, будет похоже. Они себе на уме, они сильны и хороши во всех отношениях. И, что хуже всего, хитры. Так хитры, что представить себе невозможно. Они существуют четыре или пять столетий, а ни одна группа столько не продержится. Если только она не скверна так, что даже боги не хотят с нею связываться. -- Мамаши, прячьте деток,-- протянул Нож,-- Копченому сон приснился... Корди потемнел с лица. -- Эт-точно. Я слышал, что разное там может стать правдой, если колдун это увидит во сне. Может, стоит этому Копченому глотку перерезать? -- Пожалуй,-- сказал вернувшийся Лозан,-- надо сперва понять, что происходит, а уж потом действовать. Корди хмыкнул. Нож усмехнулся. Затем они принялись выгонять из таверны местных олухов, убедившись предварительно, что одна или даже не одна юная леди на каждого понимает обстановку. ГЛАВА 4 Темная Башня Целых пять дней я занимался сущей ерундой и только затем раскачался завести после завтрака разговор о делах. Тему обрисовал в самых радужных тонах: -- Следующий привал будет в Башне. -- Что? -- Ты тронулся, Костоправ? -- Надо за ним присмотреть, когда солнце сядет. И, понятно, все взгляды -- в сторону Госпожи. Та слушала молча. -- Я-то полагал, это она с нами. Никак не наоборот. Только Мурген не присоединился ко всеобщему бурчанию. Славный он парень, этот Мурген. Госпожа, конечно, уже знала, что нам необходимо на некоторое время остановиться в Башне. -- Я -- серьезно, ребята,-- сказал я. А если я веду разговор серьезно, Одноглазый последует моему примеру. -- Зачем? -- спросил он. Вот тут-то я поежился. -- Чтобы забрать Анналы. Я оставил их у моста Королевы. Нас там здорово прищучили. И только будучи лучше, отчаяннее и подлее, смогли мы тогда вырваться из имперского кольца. Ценою половины Отряда. Не до книг было... -- Я считал, она уже у тебя. -- Я попросил ее обратно. Мне сказали: приходи и забирай. Но в тот момент мы все были заняты. Помнишь Властелина? Хромого? Жабодава? И все прочее? Добыть Анналы не было ни малейшей возможности. Госпожа согласно кивнула. Пожалуй, она и впрямь оживает. Гоблин слепил на физиономии самую свирепую гримасу, на какую был способен. Сделался похож на саблезубую жабу. -- Выходит, ты об этом знал еще до ухода из Курганья? Я признал, что так оно и есть. -- Свинья ты безрогая. Голову даю, все это время ты разрабатывал план относительно Анналов. Как одной задницей в три кресла умоститься и уж наверняка всех нас в этом процессе положить. Я согласился, что и это, в основном, верно. -- Мы въедем туда так, словно Башня наша. Твоя задача -- заставить гарнизон считать, что Госпожа и посейчас главная. Одноглазый фыркнул и отправился к лошадям.Гоблин поднялся и сверху вниз воззрился наменя. Посмотрел-посмотрел... И глумливо захихикал. -- Значит, внахалку вопремся -- и готово? Как говаривал Старик, наглость -- второе счастье? Но настоящего вопроса не задал. Однако Госпожа дала ему ответ: -- Я дала слово. И Гоблин заткнулся на следующем вопросе. Все промолчали. Поэтому и Госпожа повесила тему в воздухе. Конечно, заманить нас и обмануть для нее будет легче легкого. Вот сдержит свое слово, а после съест нас на завтрак. При желании. Мой план я тасовал исключительно на доверии к ней. Товарищи моей веры в нее не разделяли. Однако они -- хоть это, может быть, глупо -- верили в меня. Башня близ Чар -- величайшая отдельная постройка в мире. Гладкий черный куб со стороною в пять сотен футов. Первый проект, предпринятый Госпожой и Взятыми после возвращения их из могилы множество поколений назад. Из этой Башни Взятые отправились в поход со своими войсками и завоевали полмира. Тень их по сию пору нависает над половиной всего белого света, ведь лишь немногие знают, что сердце и кровь Империи были принесены в жертву ради победы над силой куда более древней и темной. Въезд в Башню на уровне земли был всего один. К нему вела дорога -- идеально прямая, как мечта геометра. Пролегала она через парк, и поверить в то, что именно здесь произошла кровавейшая в истории битва, могли лишь те, кто участвовал в ней сам. Я был здесь в тот день. Я -- помню. Помнили это и Гоблин с Одноглазым, и Ведьмак, и Масло. Особенно Одноглазый. Именно на этой равнине он уничтожил чудовище, убившее его брата. Я вспомнил грохот и топот, вопли ужаса и все страсти, описанные военными колдунами, и, не в первый уж раз, подумал: -- Так ли уж мертвы все те мертвые? Слишком легко ушли... -- О ком ты? -- поинтересовался Одноглазый, которому для того, чтобы держать Госпожу зачарованной, вовсе не нужно было напрягаться. -- Об Взятых. Порой вспоминаю, каких трудов стоило отделаться от Хромого. А потом приходит мне на ум: отчего так много Взятых так легко поддалось? Все дела решились за пару дней и, в большинстве, там, где я этого не видел. Потому-то я и думаю иногда: может, обман? И два-три до сих пор где-то поблизости? -- Костоправ,-- квакнул Гоблин,-- да ведь они действовали по шести разным планам одновременно! Вот сами же друг друга и... -- Однако я лично видел уход только двоих. А из вас, ребята, никто не видел, как ушли прочие. Только слыхали об этом. А если под шестью планами был скрыт седьмой? А если... Тут Госпожа как-то странно взглянула на меня. Похоже было, что она не задумывалась об этом раньше, и теперь мои мысли вслух ей очень не понравились. -- По мне -- так они достаточно мертвы,-- сказал Одноглазый.-- Я видел уйму тел. А вон, сам посмотри, их могилы отмечены. -- Это еще не значит, что в могилах кто-либо есть. Ворон дважды умирал на наших глазах. А чуть отвернешься -- живехонек. Живее некуда. -- Если пожелаешь, Костоправ,-- сказала Госпожа,-- я разрешаю тебе выкопать их и убедиться. Судя по выражению в глазах, это она меня мягко пожурила. А может, даже поддразнила. -- Ладно. Как-нибудь, от нечего делать... -- Кхгм! -- кашлянул Мурген.-- Ребята, вы о чем-нибудь другом не могли бы? Зря он это сказал. Масло заржал. Ведьмак забубнил что-то себе под нос. Масло в тон ему запел: Черви жрут гнилое мясо, На ввалившемся носу Мураши танцуют-пляшут... Гоблин с Одноглазым подхватили. Тогда Мурген пригрозил догнать всех и посадить на кол. Мы старались отвлечь друг друга от мыслей о сгущающейся впереди тьме. Одноглазый оборвал песню: -- Нет, Костоправ, ни один из Взятых не смог бы так тихо лежать столько лет. Если бы кто из них выжил, тут бы такие фейерверки пошли... Уж мы-то с Гоблином всяко бы что-то услышали. -- Пожалуй, ты прав. Однако он меня не убедил. Возможно, какая-то часть меня просто не желала, чтобы все Взятые совсем кончились. Мы подъехали к наклонной дорожке, ведущей к воротам в Башню. Тут Башня впервые подала признаки жизни. В верхних бойницах показались люди, разряженные, точно павлины. Несколько человек вышли к воротам, суетливо организовывая церемонию встречи хозяйки. Завидев их одеяния, Одноглазый насмешливо заулюлюкал. В прошлый раз, пожалуй, не посмел бы. Я наклонился к его уху: -- Ты потише. Униформу для своих людей она сама придумала. Теперь оставалось всею душой надеяться, что они вышли лишь встречать Госпожу и не замышляют ничего дурного. Это зависит от того, какие новости они получили с севера. Порой злые слухи летят быстрее ветра. -- Наглость и только наглость,-- сказал я.-- Ничего не бойтесь, держитесь высокомерно. Не давайте им опомниться.-- Взглянув в темноту за воротами, я повысил голос: -- Они знают, что я здесь! -- Это-то меня и пугает,-- пропищал Гоблин, разражаясь кудахчущим смехом. Когда въезжаешь в Башню, она словно поглощает мир. Мурген, не видавший ее прежде, озирался по сторонам, разинув рот в благоговейном страхе. Масло с Ведьмаком изо всех сил делали вид, что эта груда камня их ничуть не впечатляет. Гоблин с Одноглазым были слишком заняты, чтобы глазеть вокруг. Ну а Госпожа эту Башню сама же и построила, когда была личностью одновременно гораздо крупнее и гораздо мельче, чем сейчас. А я полностью сосредоточился на принятии нужного вида. Полковник, возглавляющий группу торжественной церемонии, был мне знаком. Мы уже встречались, когда судьба приводила меня в Башню ранее. Взаимные наши чувства можно было назвать двоякими, в лучшем случае. Он также узнал меня, чем был очень озадачен. Мы ведь с Госпожой покинули Башню вместе, и тому уже больше года. -- Как поживаете, полковник? -- спросил я, изображая на лице широкую, дружелюбную улыбку.-- Вот мы и вернулись. С победой. Он взглянул в сторону Госпожи. Я тоже покосился на нее. Теперь у нее есть возможность... Она приняла наинадменнейший вид. Я бы поклясться мог, что она и есть дьявол, обитающий в этой Башне. Да ведь так оно и было. Раньше. Такие, как она, не умирают с потерей могущества. Кстати, а была ли потеря? Похоже, она играла мне на руку. Я глубоко вздохнул и на миг прикрыл глаза, а Башня тем временем приветствовала свою сеньору. Я доверял ей, но... Как знать? Как залезть в чужую душу? Особенно когда человек теряет всякую надежду... Все-таки не исключено, что она снова возьмет на себя управление Империей, укрывшись в своей потайной части Башни и предоставив своим людям считать, что она совсем не изменилась. Этому ничто не мешало. Этот вариант я не исключал даже в выполнении обещания вернуть Анналы. Товарищи мои были уверены, что так она и поступит. И несколько опасались того, какую форму может принять первый ее приказ в роли Императрицы Теней. ГЛАВА 5 Цепи Империи Госпожа сдержала слово. Я получил Анналы в первые же часы нашего пребывания в Башне, пока ее обитатели оставались в обалдении от возвращения хозяйки. Однако... -- Костоправ, я хочу ехать дальше с тобой. Так сказала она на второй вечер, когда мы любовались закатом с крепостной стены. Я ответил со всем красноречием лошадиного барышника: -- Э-э... Кгхм... Мнэ-э... Вот так. Поразительно бойкий и красноречивый ответ. Какого ляда ей ехать с нами? Чего ей не хватает здесь, в Башне? Один-единственный тщательно провернутый обманный трюк -- и всю оставшуюся бренную жизнь она будет могущественнейшим созданием в мире. Что проку ехать незнамо куда, незнамо зачем с шайкой усталых стариков, которые, скорее всего, просто бегут от самих себя? -- Здесь нет больше ничего моего,-- продолжала она, словно это что-нибудь объясняло.-- Я хочу... Я просто хочу понять, что это такое -- быть обычным человеком. -- Тебе не понравится. Совсем не то что -- быть Госпожой. -- Но это мне никогда не доставляло особенного удовольствия,-- после того, как я снова обрела это и увидела, что это такое на самом деле. Ты ведь не откажешь мне, правда? Дурачится она, что ль? Я бы на ее месте не стал. Все равно это понимание поверхностно. После того как она воцарится в Башне, я думал, этому придет конец. Скрытый смысл сказанного ею сбил меня с толку. -- Так ты позволишь? -- Ну, если хочешь... -- Только здесь некоторые трудности. Ну да, как же с женщинами без этого? -- Я не могу отправляться прямо сейчас. Без меня здесь все наперекосяк, и мне нужно всего несколько дней -- навести порядок, чтобы ехать спокойно. Неприятностей, ожидаемых мною, мы здесь не встретили. Никто из ее людей не смел разглядывать ее поближе. С этой публикой все труды Одноглазого с Гоблином пропали даром. Все полагали, что Госпожа вернулась и вновь взяла в свои руки бразды правления, а Черный Отряд снова вернулся в Башню под ее покровительством. Этого было достаточно. Поразительно! До Опала всего две-три недели пути! А оттуда -- через Море Мук -- совсем недалеко до портов, не принадлежащих Империи. По зрелом размышлении, надо бы пользоваться моментом и делать ноги. -- Ты ведь меня понимаешь, Костоправ? Всего несколько деньков. Честное слово. Только привести дела в порядок. Империя -- вполне отлаженная машина и работает гладко, пока проконсулы полагают, что ею кто-то управляет. -- Ладно. Хорошо. Пару дней подождать можно. Только держи своих подальше от нас. И сама держись подальше от них, не давай времени приглядеться к тебе. -- Я и не собиралась... И знаешь, Костоправ... -- Чего? -- Поучи свою бабушку яичницу жарить. От изумления я рассмеялся. Да, она все более очеловечивалась. И даже научилась смеяться... Словом, намерения у нее были самые благие. Но тот, кто правит Империей, неизбежно становится рабом разных административных мелочей. Прошло несколько дней. И еще несколько миновало. И еще... Лично я мог развлекаться, шаря в библиотеках Башни, роясь в редчайших, древних, эпохи Владычества или даже старше, текстах, распутывая хитросплетения загадок истории севера, но вот остальным пришлось туго. Им не оставалось ничего, кроме тревог да единственной заботы: прятаться от всех вокруг. Ну, еще изводить Гоблина с Одноглазым, хотя эти двое сами кого хочешь изведут. Помимо того, для тех, кто не наделен колдовским даром, Башня была просто темной и мрачной грудой камня. Но Гоблин с Одноглазым ощущали ее как гигантскую машину магии на полном ходу, и посейчас населенную бесчисленными мастерами темных искусств. Их жизнь здесь превратилась в непрестанный ужас. Одноглазый справлялся с этим лучше, чем Гоблин. Время от времени он все же находил силы подавить чувство ужаса, выходя наружу, на поле старой битвы, и ковыряясь в собственных воспоминаниях. Иногда и я присоединялся к нему и был уже почти готов воспользоваться разрешением Госпожи и вскрыть пару старых могил. Однажды вечером Одноглазый спросил: -- Что, до сих пор беспокоишься? Я в это время стоял, опершись на древко лука, воткнутого вместо памятника в могилу Взятого, которого, согласно надписи, звали Безликим. Тон Одноглазого был серьезен как никогда. -- Есть такое дело,-- признался я.-- Не совсем понимаю, почему, ведь все это в прошлом, однако мысли обо всем этом покоя не прибавляют. В то время я чувствовал иначе. Тогда все казалось само собой разумеющимся. Великая битва, избавившая мир от Мятежников и большинства Взятых, развязавшая руки Госпоже, делая ее в то же время Властелином. Но в контексте последних событий... Одноглазый вдруг пришел в возбуждение и поволок меня за собой. Мы дошли до места, ничем не отмеченного, кроме его памяти. Здесь была повержена тварь под названием "форвалака". Та, что -- возможно -- убила его брата в давние дни, когда мы в первый раз столкнулись с Душеловом, послом Госпожи в Берилле. Форвалака -- тварь наподобие вампира, леопард-оборотень, и родина ее -- родные джунгли Одноглазого, где-то там, на юге. Одноглазому пришлось целый год охотиться за нею, чтобы отомстить. -- Ты вспоминаешь, как трудно было отделаться от Хромого,-- задумчиво сказал он. Он явно вспомнил нечто, что, мне казалось, он давно забыл. Мы так и не узнали тогда, та ли форвалака, что убила Тамтама, понесла наказание за это. В те дни Взятая Душелов близко сошлась с другим Взятым, по имени Меняющий Облик, и по всему выходило, что в эту ночь Меняющий Облик будет в Берилле. И примет вид форвалаки, дабы убедиться, что царствующая фамилия уничтожена и победа достанется Империи дешево. В общем, если Одноглазый и отомстил за Тамтама не той твари -- плакать было поздно. Меняющий Облик стал одной из жертв Битвы при Чарах. -- Да, я вспоминаю Хромого,-- согласился я.-- Одноглазый, я ведь убил его в той гостинице! Наверняка. И, не появись он снова, никогда б не усомнился, что он мертв. -- И насчет этих не сомневаешься? -- Немного. -- Хочешь прийти, как стемнеет, и раскопать одну? -- А что толку? В могиле кто-нибудь да окажется. А как знать, тот или не тот? -- Они были убиты другим Взятым и членами Круга. А это совсем не то, что, например, тобой, бесталанным. Он имел в виду отсутствие колдовских способностей. -- Знаю... Те, кто считается их победителями, действительно могли сделать это. Потому только и могу еще думать о чем-то другом. Одноглазый тупо уперся взглядом в землю. Когда-то здесь стоял крест с распятой на нем форвалакой. Через некоторое время он зябко поежился, и мысли его обратились к настоящему. -- Ладно. Теперь это уже неважно. Было это, если и недалеко, то давно... А мы, если нам удастся выбраться отсюда, будем очень далеко. Он сдвинул свою черную мягкую шляпу на глаза, чтобы не мешало солнце, и поднял глаза на Башню. За нами наблюдали. -- С чего это она желает идти с нами? Вот что не дает мне покоя. Ей-то это зачем? -- С этими словами он как-то странно поглядел на меня, затем, сдвинув шляпу на затылок и уперши руки в бока, продолжал: -- Знаешь, Костоправ, иногда смотрю на тебя и глазам своим не верю. Какого черта ты здесь ее дожидаешься, когда мы могли быть уже далеко отсюда? Хорош был вопрос. Сколько думал над этим -- стесняюсь как-то отвечать на него. -- Ну, пожалуй, она мне вроде как нравится. Я считаю, она заслуживает некоторой толики обыкновенной жизни. Да она, в общем-то, ничего. Правда. Одноглазый, выдав мимолетную дурацкую усмешку, отвернулся к ничем не отмеченной могиле. -- Да, Костоправ, с тобой не соскучишься. Смотреть, как ты тут колбасишься, само по себе поучительно. Так скоро мы сможем отправляться? Мне здесь совсем не нравится. -- Не знаю. Этак еще через несколько дней. Ей прежде надо кое-что утрясти. -- Это ты так... Тут я, боюсь, рыкнул на него: -- Когда будем отправляться -- я тебя извещу! Однако это самое "когда" все не наступало. Дни шли, а Госпожа никак не могла выпутаться из паутины административных забот. Затем -- в ответ на эдикты Башни -- повалили вести из провинций. И каждая требовала первоочередного разбора. Словом, мы провели в этом ужасном месте целые две недели. -- Костоправ, да вытащи же нас отсюда! -- потребовал Одноглазый.-- Нервы больше не выдерживают! -- Но пойми, у нее ведь дела... -- У нас тоже дела, ты сам говорил. Кто сказал, что наше дело -- ждать, пока она со своими разделается? Тут на меня наехал Гоблин. Обеими ногами. -- Костоправ, мы двадцать лет уже терпим твои завихи! -- заорал он.-- Потому, что было интересно! Когда становилось скучно, было над кем поиздеваться! Но смерти своей я не желаю, это я распроабсолютнейше точно тебе говорю! Если даже она нас всех в маршалы произведет! Я подавил вспышку гнева. Конечно, сдержатьсябыло тяжело, но Гоблин был совершенно прав. Зачемторчать здесь, подвергая людей величайшему риску? Чем дольше мы ждем, тем больше вероятности, что что-нибудь сквасится. Нам достаточно хлопот со Стражей Башни, весьма обиженной нашей близостью к хозяйке после того, как мы столько лет воевали против нее. -- Мы выходим завтра утром,-- сказал я.-- Извините, ребята. Я -- не просто предоставленный сам себе Костоправ, а человек, выбранный вами главным. Простите, что я забыл об этом. Ай да Капитан! Одноглазый с Гоблином были полностью сконфужены. А я усмехнулся: -- Так что -- пакуйтесь и увязывайтесь! Выезжаем с рассветом. Она разбудила меня среди ночи. Я было даже подумал... Затем я увидел ее лицо. Она все слышала. Она упрашивала меня остаться еще -- всего лишь на денек! Самое большее, на два. Ей ведь не больше нашего нравится пребывать здесь, в окружении всего того, что потеряла, что теперь терзает ее самолюбие. Она хочет уехать отсюда, с нами, со мной, с единственным другом всей ее жизни... Мое сердце рвалось на куски. На бумаге все это выглядит -- глупее некуда, но что сказано, то сказано. Я даже гордился собой. Я не поддался ни на дюйм. -- Всему этому не будет конца,-- сказал я.-- Всегда будет оставаться еще одно дело, которое надо закончить. Пока мы ждем, Хатовар не становитсяближе. Приближается только смерть. Да, ты дорога мне. Я не хочу уезжать... Но смерть здесь прячется за каждым углом, в каждой Тени. Она вписана в сердце каждого, кто обижен и возмущен моей близостью к тебе. А в Империи оно всегда так, и за последние дни множество старых имперцев получили повод для глубочайшей ненависти ко мне. -- Ты обещал мне ужин в Садах Опала. Да я тебе все, что хочешь, пообещаю, сказало мое сердце. А вслух я отвечал: -- Я и не отказываюсь. Обещание в силе. Однако я должен вывести отсюда ребят. Я впал в задумчивость, а она, кажется, начала нервничать, что ей обычно не свойственно. В глазах ее после отказа заплясали искорки -- она явно что-то замышляла. Мной тоже можно управлять, и оба мы это понимали. Но она никогда не действовала личными путями в делах политических. По крайней мере, со мной. Я думаю, каждый когда-нибудь находит человека, с которым он может быть совершенно честен, чье доброе мнение заменяет мнение всего мира. И это доброе мнение становится важнее всех подлых, скользких замыслов, алчности, похоти, самовозвеличения -- всего, что мы творим втихаря, тем временем убеждая мир в том, что мы -- всего лишь простые, душевные люди. Так вот, я был ее объектом честности, а она -- моим. Одно лишь мы скрывали друг от друга -- и только из-за боязни: а вдруг оно, будучи раскрытым, изменит все остальное и, быть может, вдребезги разобьет откровенность во всем остальном. Да бывают ли любящие когда-нибудь до конца честны? -- По моим прикидкам, мы доберемся до Опала недели за три. Еще неделя, чтобы подыскать достойного доверия корабельщика и заставить Одноглазого согласиться пересечь Море Мук. Значит, через двадцать пять дней, считая от сегодняшнего, я буду в Садах. И закажу ужин в Камелиевом Гроте. Я погладил шишку совсем рядом с сердцем. Шишка представляла собою прекрасно выделанный кожаный бумажник, в коем содержались грамоты, удостоверяющие, что я, генерал вооруженных сил Империи, являюсь полномочным легатом, подчиненным лично Госпоже. Именно так, а не иначе. Замечательный повод для ненависти со стороны тех, кто служит Империи всю жизнь. Я и сам не слишком хорошо понял, как до этого дошло. Какой-то шутливый треп в один из тех редчайших часов, когда она не занималась изданием декретов и рассылкой воззваний. А затем я вдруг обнаружил, что осажден тучей портных. Оказался при полном имперском гардеробе. Наверное, никогда не разобраться мне, что означают все эти бесчисленные канты, кокарды, пуговицы, медали и прочие побрякушки. Словом, в этой одежде я чувствовал себя крайне глупо. Однако совсем скоро я понял некоторые выгоды, извлеченные из того, что попервости показалось просто тонкой, затейливой шуткой. У нее есть чувство юмора в этих делах, она не всегда относится серьезно к такой ужасающе серьезной штуке, как Империя. И выгоды эти, я уверен, увидела задолго до меня. Словом, мы беседовали о Камелиевом Гроте в Садах Опала, излюбленном в высшем обществе месте для обозрения людей и показа себя. -- Я каждый вечер буду ужинать там. Ты можешь присоединиться в любой момент. В лице ее мелькнуло тщательно скрываемое напряжение. -- Хорошо,-- отвечала она.-- Если буду поблизости. Вот в такие минуты мне становится очень неуютно. Что бы ни сказал в ответ, все выйдет не так. И тут я не нашел ничего лучше классического подхода Костоправа. Просто повернулся и пошел. Вот так я управляюсь со своими женщинами. Если они в расстроенных чувствах -- немедля ищи укрытие. Я почти дошел до двери. Когда ей было нужно, она могла двигаться очень быстро и, преодолев дистанцию, обняла меня, прижавшись щекой к моей груди. Вот так они управляют мной, дурнем чувствительным. Романтиком занюханным. Я хочу сказать, мне даже не нужно понимать их. Но на меня безотказно действует одно -- если они распускают нюни. Так я держал ее, пока было нужно. Мы и не взглянули друг на друга, когда я уходил. Тяжелая артиллерия ей не понадобилась. Как правило, она играла по-честному. Этого у нее не отнять. Даже когда была Госпожой. Скользкой, хитрой, но более-менее честной. Всякий приличный легат наделен кучей прав, вроде жалования поместий и перераспределения казенных денег. Я вызвал тех самых портных и спустил их на своих ребят. Роздал должности. Взмахом магического жезла я обратил Одноглазого с Гоблином в полковников. Ведьмак и Масло превратились в капитанов. Я даже не пожалел кое-каких чар на Мургена, и тот стал выглядеть совсем как настоящий лейтенант. Я выплатил всем нам жалованье за три месяца вперед. Всех прочих здорово передернуло. Хотя бы по этой причине Одноглазый еще больше возжелал поскорее оказаться где-нибудь, где можно от души злоупотребить новообретенными привилегиями. Но в тот момент он, в основном, препирался с Гоблином насчет того, чья должность выше. Эти двое всегда принимали везение как обязаловку. Самый смех наступил, когда она призвала меня для вступления в должность и настояла на внесение в документы настоящего имени. Я это самое имя не сразу вспомнил. Выезжали мы, словно бежали от погони. Только уже не той оборванной шайкой, что въехала в Башню. Я расположился в карете вороненой стали, запряженной шестеркой бешеных вороных жеребцов, Мурген -- за кучера, а Масло с Ведьмаком -- на запятках. Далее -- вереница оседланных лошадей. Одноглазый с Гоблином, презрев карету, заняли места направляющего и замыкающего и ехали верхом на зверях под стать запряженным в карету. И двадцать шесть конногвардейцев -- в качестве эскорта. Лошадей она нам пожаловала породы дикой и прекрасной; такими доселе жаловали лишь величайших героев ее Империи. Когда-то, давным-давно, я ездил на таком -- в битве при Чарах, когда мы с Госпожой охотились за Душеловом. Такие могут бежать вовсе без отдыха. Волшебные звери! Подарок -- просто за гранью вероятного. И как вся эта непостижимость могла приключиться со мной? Год назад я жил в земляной норе, в этом прыще на заднице мира, под названием Равнина Страха, с полусотней других людей, в постоянном страхе быть обнаруженными Империей. Новой или хоть чистой одежды не имел лет десять, а уж баня с бритьем ценились на вес бриллиантов. Напротив меня в карете лежал черный лук, первый подарок от нее. Она подарила его мне еще до того, как Отряд отошел от нее. И служил он мне верой и правдой... Колесо совершило оборот.