Луис Ламур Мустанг Перевод с английского А. В. Савинова ---------------------------------------------------------------- (с) А.В. Савинов, перевод Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. ---------------------------------------------------------------- Глава 1 Когда я спустился со скал на загнанном жеребце, за мной, похоже, увязалось полштата Нью-Мексико, и все готовы были вытряхнуть петлю из лассо, чтобы перекинуть ее через ветку ближайшего дерева и повесить меня. Никто не говорил, что надо обождать их, поэтому, увидев приближающуюся толпу, я взгромоздился на первого попавшегося под руку коня и снялся с места. Я надеялся, что тем парням погоня скоро надоест, однако, должно быть, в тех гористых краях у них было слишком мало развлечений, а посему они все шли и шли за мной. Я смылся оттуда так быстро, как только смог, и вначале это было достаточно быстро, но жеребец выдохся, стараясь спасти мою шкуру, и теперь мне срочно нужна была свежая лошадь, иначе никакая другая мне больше не понадобится. Примерно в это время я заметил дальше на равнине рощицу тополей, а там где есть тополя, есть и вода, которая обычно означала, что рядом селятся люди. А у людей могут быть лошади. Поэтому я тут же попылил к тополям и точно - там были лошади, и неплохие. Я вытащил лассо и накинул петлю на симпатичного темно-серого жеребца с темной спиной и черными хвостом и гривой. Привязав его к столбу кораля, я перекинул на него седло, крепко затянул подпругу и собирался уже вскочить на жеребца, когда услыхал звук взводимого курка и застыл на месте. Человек находился позади меня не более чем в двадцати футах, а моя мамочка сыновей-дураков не воспитывала. У себя дома, в горах Клинч-маунтинс мы рано научились обращаться с оружием и так же рано научились уважать его. Когда на тебя наводят винтовку, нет оснований думать, что она не выстрелит. - Мистер, - сухо и холодно произнес голос за моей спиной, - вы плохо разбираетесь, куда кладете свое седло. - А по-моему, очень даже хорошо разбираюсь. Если это не лучший конь в табуне, покажите лучше, и я перекину на него. Он засмеялся, но я знал, что винтовка в его руках не шелохнулась. Там стоял крутой мужичок. - С какой стати вы забираете у меня коня? - Поглядите на край скалы и когда увидите пыль, тогда узнаете, с какой стати. У тех ребят приготовлена веревка, они хотят потешиться со мной. - Что вы сделали? Я рискнул повернуться. Старик держал бизонью винтовку "шарпс" 50-го калибра, она может проделать в человеке такую дыру, что туда запросто пролезет кулак. Старик был не слишком мощного сложения, однако у него были самые холодные глаза, которые мне приходилось видеть. - Я достал револьвер чуток быстрее, чем мой противник, но я чужак, а у того, другого, было большое ранчо и куча хороших друзей. - У вас есть имя? Люди вас как-то называют? - Нолан Сакетт. - Слыхал. Говорят, что вы преступник. - Поглядите на скалы, мистер. Вот и пыль. Нету у меня времени обсуждать свои моральные качества. Если начнем толковать о моем прошлом, у меня вряд ли будет будущее. Он ступил в сторону, чтобы посмотреть на край скалы, затем сказал: - Что вы теперь собираетесь делать, Сакетт? - Похоже, должен выбирать между веревкой и пулей либо между веревкой и возможностью удрать. Меня считают довольно быстрым в обращении с револьвером, поэтому, пожалуй, рискну и попробую убить вас. - И не думайте, Сакетт, но мне нравится ваша смелость. Забирайтесь на коня и сматывайтесь. Держитесь той низины и вас не увидят. Она переходит в каньон, а его ответвление ведет к Йеллоу Хаус, по долине скакать будет легко. Давайте коню время от времени отдохнуть, и он вас вывезет. Ну, я, понятно, сразу же оттуда рванул. Но перед этим внимательно посмотрел на старика. - Спасибо, - сказал я. - Если вам будет нужен друг, зовите Нолана Сакетта или любого другого Сакетта, если уж на то пошло - мы родство уважаем. Этот серый жеребец взял с места в карьер так, словно под хвостом у него разожгли костер и он старается обогнать пламя. Конечно же, каньон разветвлялся, и я поехал по тому ответвлению, которое вело к Йеллоу Хаус. Часом позже, когда я снова выехал на скалы, следов преследования я не увидел, поэтому перевел коня в легкий галоп, потом перешел на шаг. Здесь местность была открытая - широкая равнина, перерезаемая редкими оврагами и ручьями, впадавшими в Арканзас и Канадиан, хотя обе реки находились к северу, а Арканзас - далеко к северу. Это были края бизонов и индейцев, здесь, на протяжении тысячи миль, на секунду потеряв бдительность, можно заодно потерять и свой скальп. Сюда из Доджа приезжали на заработки охотники на бизонов и некоторые скотоводы думали перебраться сюда и основать ранчо... но только думали. Раньше всех пришли преступники. К северу от Канадиан протянулась полоска земли, которую называли Ничейная, а на востоке лежали Индейские территории. Ни один человек в здравом уме не въезжал сюда без оружия и готовности применить его. Невдалеке лежали каньоны Пало Дуро и Йеллоу Хаус, но в основном местность была скалистой и безводной; чтобы найти воду, надо было знать, где ее искать. Бизоны знали. Они знали не только все ручьи и протоки, но и пруды и лужи, оставшиеся после дождей, они могли не высыхать неделями и даже месяцами, если дожди были обильными. Однако чаще всего они исчезали через несколько дней, так что искать воду, идя по следам бизонов - вещь рискованная. Ничто в жизни не приучило меня думать, что мне все легко дается. Я знал только длинные и пыльные тропы - удушающе жаркие либо мучительно холодные. За последние несколько лет ночи, которые я провел под крышей, можно пересчитать по пальцам. Часто можно получить репутацию преступника даже не стараясь. Я тоже не старался, да мне, вообще-то, все равно. Мы, Сакетты с Клинч-маунтинс, народ хороший, только немного победнее да погрубее, чем Сакетты из Камберленда или с равнин. Слой почвы на наших родных холмах был тонким, поэтому у нас было больше родственников, чем колосьев на поле во время сбора урожая, но мы были гордыми людьми, а в те дни гордость защищалась оружием. Не утверждаю, что это правильно, однако что было, то было, и поединки с перестрелками случались не только во времена кровной мести между кланами у нас в Теннеси и не только на Дальнем Западе. Так делалось по всей стране и, говорят, в Европе тоже. Сам Эндрю Джексон, тот, который был президентом, провел несколько поединков и убил на дуэли человека по имени Чарльз Дикинсон. Ему прострелили плечо в перестрелке с Бентонами, и ходили слухи, что он участвовал в ста трех дуэлях: как дуэлянт, секундант либо просто зритель. И он был лишь одним из многих. Немногие известные люди избежали дуэлей, когда они стали заниматься политикой, где часты оскорбления или клевета. Человеку просто невозможно было продолжать жить в обществе, если стало известно, что его обозвали лжецом, а он отказался драться, или, раз уж зашла об этом речь, если он вообще отказался драться, когда задета его честь. Про себя не могу сказать, что принимал участие в дуэлях или любых драках, защищая свою честь. Как только я стал достаточно взрослым, я отправился на запад. Дома и так нечего было есть, а когда я уехал, одним ртом стало меньше. После окончания кровной вражды с Хиггинсами приходилось драться с подобными себе жесткими и грубыми людьми, ведущими такой же образ жизни, как и я. Куда ни глянь - широко раскинулись плоские, как пол, равнины. Ни деревца, ни кустика, лишь низкая пыльная трава да молочно-голубое небо над головой. Я снял свою старую изношенную шляпу и вытер пот. Эта шляпа никогда не представляла из себя ничего особенного, а дырка от пули, посланной воином кайова перед тем, как он умер, не прибавила ей красоты. Шляпа испортила мне настроение. Каждый в этой жизни имеет право на хорошие вещи. Я, например, все эти годы мечтал о костюме, купленном в магазине, однако не смог накопить денег даже на хорошее седло. Желание достаточно скромное, но невыполнимое, если только не выиграю в карты или не отправлюсь дальше на запад искать золото. У некоторых есть талант делать деньги, у меня такого не было. Тем не менее этот жеребец был неплох. Может быть, лучший из всех, на которых я ездил; я в долгу у того старика. Что-то в нем мне понравилось. Он был жестким и крутым и разнес бы меня на кусочки из своей буйволиной винтовки, попробуй я дернуться за револьвером, однако когда ставки были сделаны, а на руках у меня козырей не оказалось, он позволил мне уйти. Неожиданно я увидел фургон. Несколько минут я разглядывал то, что показалось мне низким белым облачком на горизонте, и надеялся, что это не шапка грозовых туч. Здесь, на равнинах грозы надвигаются быстро, да еще с такими молниями, что трудно себе и представить, а первое, во что ударит молния, - это человек, стоящий на ровном месте, не говоря уж о всаднике с металлическими револьвером и винтовкой. Теперь я убедился, что это не облако, а тент фургона, рядом с которым стоит женщина. Она находилась в миле или больше, но я ясно разглядел, что это именно женщина. Тем не менее меня обеспокоило ее одиночество и отсутствие тягловых животных - ни лошадей, ни мулов, ни волов. Люди, застрявшие на равнинах, готовы на все ради коня, а мой был неплохим. Поэтому я не поехал сразу к фургону, вместо этого решил обогнуть его. Та женщина помахала мне рукой, но я лишь помахал ей в ответ и продолжал объезд, не отрывая от нее глаз, а пальца от спускового крючка винтовки. Время от времени я смотрел на землю в надежде увидеть следы фургона или лошадей либо волов, которые его сюда приволокли. Лошади... шесть лошадей, достаточно больших, чтобы работать в упряжке, и две верховых, которых вел пеший мужчина. Проехав дальше, я наткнулся на колею, проделанную фургоном, она лежала глубоко в мягкой земле, значит, фургон нагружен, тяжело нагружен. В ту секунду он сделал ошибку и шевельнулся. Человека, недвижимо лежащего на земле, увидеть трудно, особенно если его одежда сливается с местностью, но движение сразу привлекает внимание. Он устроился в выбоине посреди выходящего наружу скального основания, собираясь снести мне голову и забрать лошадь. Я остановился ярдах в трехстах с лишним и повернул свой винчестер в сторону прятавшегося человека, затем снова начал объезжать по кругу фургон, при этом, чтобы не упускать меня из вида, ему нужно было двигаться. К тому времени, как я сделал полный круг, он понял, что я его перехитрил и бросил свою затею. Лежавший был достаточно сообразительным, чтобы не рисковать и стрелять наверняка, однако я кружил на большом расстоянии и не приближался. Если бы он все-таки выпустил пулю, он бы не попал, а даже если бы попал, то я все равно мог бы уехать либо конь испугался бы и убежал. Поскольку я двигался против часовой стрелки, мой винчестер постоянно был направлен в его сторону, кроме того, он вынужден был крутиться на месте, чтобы следить за мной. Он что-то сказал женщине, чего я не разобрал, потом поднялся с пустыми руками. Я направил коня в их сторону. У мужчины наверняка был револьвер, мне не понравилось и то, как одна рука женщины спряталась в складках юбки. Любой из них или сразу оба могли попытаться внезапно выстрелить в меня. Похоже, я растревожил гадючье гнездо. В пятидесяти ярдах я снова остановился и оглядел их. Винтовку я держал в правой руке, как пистолет, из такого положения я стрелял хорошо. - Бросьте револьвер, - сказал я мужчине, - и прикажите своей девушке убрать пистолет, который она прячет в юбке, иначе я убью вас обоих. - Будете стрелять в женщину? - Она держит в руках оружие, - произнес я, - поэтому я убью ее так же легко, как и вас. Прикажите бросить его, мистер, если хотите дожить до сегодняшнего заката. Он расстегнул оружейный пояс и тот соскользнул на землю, а девушка подошла к одеялу, расстеленному возле костра и кинула на него пистолет. Только тогда я подъехал, наблюдая за ними так, как коугар наблюдает за гремучей змеей. Мужчина оказался худощавым, жилистым юношей, едва ли не мальчиком, носившим городскую одежду, которая к этому времени здорово запылилась. У него было квадратное приятное юное лицо, только сейчас, когда я подъехал, в глазах у него не заметил ничего приятного. Девушке, по моему разумению, было не больше восемнадцати, она была красива, как белохвостая индейская лошадка. И они были очень похожи. Что же касается меня, я знал, что они увидели: прямой подбородок, сломанный нос, девяносто шесть килограммов веса распределялось в основном на груди и плечах; грудь обхватом в метр двадцать над тонкой талией всадника, почти полуметровые шея и бицепсы. Кулаки у меня большие и тяжелые от борьбы с бычками и дикими мустангами и драк с еще более дикими людьми. Когда-то красная, а теперь совершенно вылинявшая шерстяная рубашка, черно-белая жилетка из коровьей шкуры. Ничто на мне или со мной не было новым, все поношенное, побитое, побывавшее под дождем и песчаными бурями, это включало и меня самого. Кроме этого у меня была многодневная щетина, выжженное солнцем лицо и зеленые глаза, которые казались светлее на фоне загорелой, коричневой кожи лица. У меня был прекрасный винчестер и пара шестизарядников с костяными рукоятками, только один из который лежал в кобуре и на виду. На поясе висел охотничий нож, а сзади на шее в специальном чехле - метательный, оба были сделаны Жестянщиком. Эти двое были зелеными новичками. На фургоне уже отпечатались следы нынешнего путешествия, хотя совсем недавно он был новым, к тому же они были одеты слишком хорошо. Я закинул ногу за луку седла, опустил дуло винчестера, который смотрел на молодых людей, на колено и начал сворачивать сигарету. - Куда-нибудь направляетесь, - спросил я, - или вам нравится здесь? - Извините, - сказал юноша, - боюсь, мы произвели не то впечатление. - И заимели не тех друзей. Например, мужчину, который увел ваших лошадей. - Что вы об этом знаете? - Ну, можно предположить, что вы не сами тянули этот фургон, а теперь у вас нет ни одного тяглового животного. - Их могли украсть индейцы. - Это вряд ли. Они прихватили бы и ваши скальпы. Нет, это был кто-то из вашей команды, он решил оставить вас сушиться здесь на скалах. Стало быть, замыслили меня убить и уехать на моем коне? - Мы думали, вы индеец, - сказала девушка. И дураку за милю было ясно, что я не индеец, однако меня поразила не ложь, а та обыденность, с которой они собирались убить незнакомого человека. Они и не думали попросить меня подъехать и помочь, они просто собирались убить меня. Парень лежал в засаде. Если бы я приблизился к фургону по призыву девушки, то сейчас был бы уже мертв, а они на моем коне ехали бы отсюда прочь. Я держался настороже и в то же время мне было любопытно. Что привело их сюда? Кто они и откуда? Куда направлялись? И почему их человек бросил их и увел всех лошадей? Ответ на последний вопрос был очевиден. Либо он боялся их, либо решил завладеть грузом фургона. Если так, то самый легкий способ - это увести лошадей и дождаться, пока они умрут или их убьют. Сам факт, что они были здесь, подтверждал последнее предположение, потому что эта парочка находилась на дороге в никуда. Ни один человек, находящийся в здравом уме, не приехал бы в эти места на фургоне. - Слезайте с коня и присоединяйтесь, - сказал парень, - мы как раз хотели попить кофе. - Не возражаю, - ответил я, спрыгивая с седла так, чтобы жеребец оказался между ними и мной. - Здесь сухой климат. Мое замечание осталось без ответа и я укрепился во мнении, что они понятия не имеют, в какую передрягу попали. На много миль вокруг воды не было. К бортам фургона были прикреплены два бочонка, наверняка далеко не полные, а ближайший источник - если он не высох - находился милях в сорока с лишним. - Я, ребята, вам не завидую, - произнес я, - вам повезет, если вы выберетесь отсюда живыми. Они оба взглянули на меня, просто взглянули, словно стараясь понять. - Ближайший источник в сорока милях, и неизвестно, есть ли там вода. Если он пересох, вам придется ехать еще двадцать миль. Будь вы в состоянии тянуть на себе фургон - чего вы сделать, конечно же, не сможете - это заняло бы несколько дней. Вы заехали далеко от дороги. - Мы решили срезать. - Тот, кто это сказал, вас не любил. Единственное место, куда может привести ваша тропа, - это сухая половина ада. Оба тяжело глядели на меня. - Лучше всего - попробовать выйти пешком, - сказал я, - тогда я оценил бы ваши шансы пятьдесят на пятьдесят. - Но ведь есть ваш конь, - Он холодно посмотрел на меня. - Мы с сестрой могли бы ехать на нем. Ну, мне приходилось встречать подлых людей, но никогда таких хладнокровных. Они попали в беду, однако либо не имели представления, в какую беду, либо были здорово уверены в себе. - У вас нет моего коня, amigo, - сказал я, - и вы его не получите. А если бы получили, вы не знаете, в какую сторону ехать. Знай вы дорогу, вы бы не забрались в такое место. Они обменялись взглядами. Они мне не верили и все еще надеялись отобрать жеребца. - У вас есть возможность спастись, - добавил я, - если я уеду и пришлю кого-нибудь с упряжкой, чтобы вытащить фургон. То есть, если кто-нибудь вообще захочет отправиться сюда. - Это земля команчей, - продолжал я, - к северу индейцы кайова, а к западу и югу апачи. Эти края не пользуются популярностью. Внезапно у меня появилось неприятное ощущение. Эта парочка не беспокоилась, потому что чего-то или кого-то ждала. Чего-то, что должно случиться. Мои слова не произвели на них никакого впечатления. Они просто ждали. День почти прошел, до темноты осталось несколько часов. Может быть, в засаде есть кто-нибудь еще? Кто-то, кого я не увидел и не услышал? Вдруг по спине пробежали мурашки страха. Там, на равнине был третий, он ждал подходящего момента, чтобы убить меня. - Ближайшее селение - это Боррегос Пласа, - сказал я, - или, может быть, Форт Баском к западу отсюда. - И не переставая пытался высмотреть место, где мог прятаться третий. Они приехали с востока, но неженками не были. Они многое не знали о Дальнем Западе, если вообще что-то знали, однако в них угадывалось хладнокровие и безжалостность. Такие будут убивать без сомнений и раздумий. С тех пор, как я оставил горы, да и до этого тоже, я водил компанию с крутыми парнями, бойцами и работягами по характеру, зачастую любящими выпить, однако на драку и убийство их толкал гнев или деньги; иногда они убивали по ошибке, но никогда так, как эти двое. Девушка налила мне кружку кофе. Я делал вид, что ослабляю подпругу седла, но на самом деле у меня и мыслях такого не было. Я решил, что уходить отсюда придется второпях, у меня не будет времени на то, чтобы затянуть ее. Я зашагал к костру, стараясь держаться между конем и тем местом, где мог лежать третий, если он там был. Подойдя к ним, я опустился на корточки, бросил взгляд через плечо и в этот момент заметил, как девушка быстро что-то сунула в карман юбки. Жизнь научила меня не доверять людям. Дома, в холмах Теннеси мальчишками мы часто играли в "менялку" и я сразу понял, что в "менялке" нельзя полагаться даже на родственников. Это была всего лишь игра, мы меняли все подряд, и самые интересные истории, которые рассказывались у прилавка в магазине на перекрестке больших дорог или у камина в доме, были о "менялке" и кого кому удалось надуть. Такое детство, естественно, приучало к осторожности, назовем это так. Поэтому когда эта девица с невинными глазками протянула мне кофе, я взял его, мучимый желанием сделать глоток и одновременно понимая, что он может стать последним глотком в моей жизни. Я держал кружку, лихорадочно думая, как бы выплеснуть кофе, не вызывая подозрений. У нас в горах Клинч-маунтинс был старик, который мог сидеть и разговаривать часами, не сказав ничего толком; он просто трепался и трепался, раскидывая слова, как человек раскидывает сено на просушку. Я решил последовать его примеру. - Я вовремя вас увидел, ребята. Мне до смерти надоела моя компания, ведь с лошадью много не поговоришь. Вы когда-нибудь разговаривали с лошадью? Мэм, вам просто не приходилось много ездить в безлюдной местности. Осмелюсь сказать, что здешние лошади знают, что происходит, не хуже любого человека. Здесь все разговаривают со своими лошадьми. Иногда я не видел никого, кроме своего коня, по несколько недель кряду. Возьмем, например, эти края. Здесь можно ехать и ехать, не увидев даже бугорка на земле, не говоря уж о человеке. Может вы и заметите пару антилоп или стадо бизонов, хотя сейчас их стало мало. Смотреть здесь не на что, кроме как на далекие шквалистые дожди и стервятников. Больше ничего нет. А путешествовать здесь и вовсе не так легко, как вы себе представляете. Взять, к примеру, вас. Отправляетесь вы отсюда на запад и что дальше? А дальше каньон глубиной в триста-четыреста футов. Эта земля лежит на скалах и когда она кончается, перед вами открывается от четырех до четырнадцати футов каменистой поверхности, а затем отвесный обрыв каньона, так что нужно проехать несколько миль, прежде чем вы найдете удобный спуск или выезд. К тому же вы не заметите каньон, пока не окажетесь на самом его краю. Обычно в таких каньонах прячутся команчи, ждущие команчерос, которые приезжают из Санта Фе торговать с ними. Однажды я наткнулся на индейский лагерь, где были семь или восемь тысяч лошадей, некоторые из них вполне приличные. Оба смотрели на меня. Я держал кружку в руке, иногда жестикулируя ей, болтая, совсем как тот старик с наших холмов. - Ну, а индейцы вас окружат, прежде чем вы поймете, что случилось. А что касается женщин... если они узнают, что в фургоне едет женщина, они будут охотиться за ним многие мили. Вас, ребята, легко взять. Любой индейский сопляк без труда подберется и пристрелит вас, как цыплят. Я бы сказал, что без чужой помощи вам не выбраться. Рассчитываете на моего коня? Да он не провезет вас двоих и половину того расстояния, какое вам надо пройти. А фургон придется оставить здесь. Чтобы вывезти такой тяжелый груз, потребуется не меньше шести волов. - Почему вы думаете, что у нас тяжелый груз? Я ухмыльнулся ему в лицо и кружкой чуть сдвинул шляпу со лба. - Потому что видел ваши следы, слишком глубокая колея. Более того, могу спорить, индейцы уже знают, что вы здесь и сейчас окружают стоянку. - Не говорите глупостей, - сказала девушка. - Если бы они знали, они бы давным-давно напали. - Это вы так думаете, а не индейцы, - рассмеялся я. - Вот давайте поговорим об индейцах. Они знают, что вы в западне, они знают, что впереди лежит каньон, и они знают, что вам придется сделать, когда вы к нему подъедите. Тем временем вы подъезжаете все ближе и ближе к их лагерю, который они разбили где-то впереди, и когда окажетесь совсем рядом, они вас ограбят, так что им не придется далеко возить груз фургона. Неожиданно я глянул на свой кофе. - Надо же, я сижу, болтаю, а кофе совсем остыл. Я выплеснул содержимое кружки на траву, поставил ее и взял кофейник левой рукой, не выпуская из правой винчестер. Наполнив кружку примерно на треть, я сполоснул ее. - Это чтобы подогреть кружку. Не люблю пить кофе из холодной посуды. - Я снова налил себе кофе и устроился на корточках. - Так о чем я говорил? На их лица стоило посмотреть. Эта парочка не поняла, то ли я ее обхитрил, то ли был круглым дураком. Парень чувствовал раздражение, а девушка разозлилась так, что даже побледнела. Я глотнул горячего кофе - вкусный, с привкусом цикория, похожий на новоорлеанский. Я сидел, попивая кофе, не обращая на них внимания, и особенно не волновался. Краем глаза я посматривал в том направлении, где мог притаиться третий, - лучший способ заметить движение - не выпуская из поля зрения своего коня. На восточной стороне фургона стали собираться вечерние тени, когда мой мустанг вдруг настороженно поставил уши и я опустил кружку на землю. Этот мустанг родился диким, как и все дикие животные, он хорошо чувствовал опасность, замечая любое движение там, где его не должно быть. Большинство лошадей имеют отличный слух и зрение, однако ни одна не идет ни в какое сравнение с прирученными дикими. Его настороженность предупредила меня, что третий начал двигаться. Если я неожиданно попытаюсь убраться прочь, это приведет к драке, которой следовало избегать, хоть мне и не нравилась эта парочка. Свою шкуру тоже надо сохранить в целости. На равнинах укрыться негде, да и трава здесь редкая и скудная, поэтому если я сейчас поеду к тому месту, в меня будут стрелять двое, а то и трое. Дождаться темноты? Тоже нельзя, потому что с каждой минутой опасность росла: темнота давала им свободу движений. Я перехватил винчестер и, глядя на парня, стоящего рядом с девушкой, сказал: - Если хотите остаться в живых, крикните своему дружку, чтобы он поднимался и шел сюда с поднятыми руками. Это их ошарашило. Они глядели на меня, а я передернул затвор винчестера. Парень побледнел. - Не понимаю, о чем вы говорите. - Давай, шевелись. У тебя есть целых тридцать секунд, иначе станешь кормом для стервятников и муравьев. Ему не хотелось в это верить, а когда решил, что я не шучу, он все еще колебался. - Ты будешь первым, - сказал я, - затем твоя сестричка, а потом третий. Осталось десять секунд и я нажимаю на спуск. Мой указательный палец напрягся. Глава 2 - Эндрю, - громко позвала девушка, - выходи с поднятыми руками. - Сильвия, - протестующе произнес ее брат, - он не стал бы стрелять, он бы не осмелился. - Он бы выстрелил, это точно, - сказала Сильвия. - Он не задумываясь убил бы тебя, Ральф, да и меня тоже. В наступающей темноте послышался шум, затем показался толстый юноша с глуповатым выражением лица. Ему было лет семнадцать, однако в руке он нес отнюдь не игрушечную винтовку. - Положи ее, - сказал я, готовясь к тому, что он может выстрелить. Он посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Сильвию... именно на Сильвию, а не на ее брата. - Делай так, как он сказал, Эндрю. Он неохотно положил винтовку, затем плюхнулся на землю, сел и скрестил ноги. - Как я уже говорил, мне не нужны неприятности, однако они мне не в новинку. Советую не лезть в бутылку. Жизнь на западе совсем другая, здесь полно людей, которые вначале стреляют, потом задают вопросы - если есть, что спрашивать. Были б вы поспокойней и не пытались убить меня, я бы вам помог. - С какой стати? - спросил Ральф. Я ушел от прямого ответа. В конце концов, почему бы действительно не плюнуть и бросить их одних: пусть выбираются как хотят? - У вас есть оружие, я не хочу, чтобы оно попало в руки индейцев, - сказал я. Они мне не поверили. Сомневаюсь, чтобы они вообще поверили любому доводу, если он не сулил мне выгоды. - Неважно, в какую сторону вы направитесь, вряд ли вы найдете хоть одного белого в радиусе ста миль. Говорят, что на северном рукаве Пало Дуро разбил лагерь охотник на бизонов Джим Кейтор, однако на западе ближайшие поселения находятся скорее в двухстах милях, чем в ста. Они сидели, глядя на меня и внимательно прислушиваясь к каждому слову. - Кто бы вас сюда ни привел, он устроил настоящую западню... тем не менее есть возможность, что я смогу его догнать и привести обратно лошадей. - Если вы вернете их и убьете вора, который их увел, я дам вам пятьдесят долларов, - сказал Ральф. - Некоторые согласились бы, - произнес я, - но я не из тех. Легче будет привести назад лошадей, чем присылать кого-то на помощь. - Я быстро встал. - Поеду за ними. Они тоже поднялись в готовности воспользоваться любой моей ошибкой. - Почему бы вам не остаться у нас до утра? - предложила Сильвия. - Вы же не сможете искать следы в темноте. Отступив к коню, я взял его под уздцы и развернул так, чтобы наблюдать за ними поверх его спины, затем вспрыгнул в седло и якобы невзначай направил на них винчестер. - Мне не надо искать следы, - ответил я. - Он поведет лошадей к воде, туда же поеду и я. Развернув коня, я обогнул лагерь по расширяющемуся кругу, держа их под прицелом, пока фургон не скрылся в темноте, затем тут же сменил направление и шагом повел жеребца. Я проехал примерно милю, потом натянул поводья, снял шляпу и вытер пот. На какой-то момент в лагере мне показалось, что меня загнали в угол и выхода, кроме перестрелки, нет. Я ехал в ночи, ориентируясь по звездам. У меня было довольно ясное представление, где искать этих лошадей, и если они там, вначале следует осмотреться, прежде чем что-либо предпринимать. Мне не нравилась та команда у фургона, но я не мог оставить женщину умирать на равнинах, к тому же я действительно не хотел, чтобы их оружие попало в руки индейцев, у которых, впрочем, оружия хватало. Ночь была прохладной, и несмотря на то, что конь устал, я заставлял его двигаться вперед, да он особо не возражал. По-моему, ему тоже не понравилось то сборище у фургона. Иногда я спешивался и шагал рядом с жеребцом, чтобы сохранить ему силы. Серый сегодня славно потрудился, потому что я гнал его с раннего утра, но меня грызло предчувствие. В скалах было одно место, мне о нем рассказал один команчеро, набиравший там воду и поивший лошадей, когда направлялся на встречу с команчами. Это была просто расщелина в скалах шириной футов сорок или пятьдесят и столько же в длину, но на дне ее была вода, трава и два-три тополя. Существовала вероятность, что человек, укравший лошадей, знал об этом месте, хотя оно было известно очень немногим. Если бы он смог напоить там лошадей, он отправился бы на север, где милях в пятнадцати лежала цепочка небольших ложбинок, окаймленных тополями и ивами, на дне которых скапливалась пресная вода. Оттуда он двинулся бы к ручью Тьюл-крик и дальше к поселениям. На небе низко висели яркие звезды, когда я подъехал к источнику в расщелине. Где-то недалеко негромко и вопросительно всхрапнула лошадь, затем раздался шорох движения и все стихло. Я стремительно спрыгнул с коня, бросив поводья, бросился налево, где тополь кидал на землю густую ночную тень, и затаился. Медленно тянулись минуты. Мой серый жеребец, уставший ждать, когда вода была так близко от него, сделал несколько шагов к расщелине, держа голову высоко и немного в сторону, чтобы не наступить на поводья. Это было именно то, на что я рассчитывал и чего ожидал. Кто бы ни находился у воды, подумает, что это отбившийся от людей конь. Во всяком случае, я на это надеялся. Однако мой Серый был и остался мустангом, осторожным и недоверчивым, он не бросился сразу к воде. Жеребец поставил уши и тихонько заржал, а из расщелины донеслось ответное ржание. Через некоторое время он сделал еще несколько шагов и снова остановился. Только на этот раз он остановился, потому что рядом кто-то был. Я ждал, не двигаясь. А затем услыхал тихий, успокаивающий голос. Человек в расщелине пытался подозвать моего коня поближе и схватить поводья. Серый, зная, что я спрятался рядом, вряд ли позволит чужаку поймать себя. Если бы он убежал и потерялся, может быть, чужому и удалось бы подойти... во всяком случае, пока на коне было седло. Вдруг жеребец шарахнулся в сторону - очевидно неизвестный попытался резким движением поймать его, а это значит, что он теряет терпение. Серый отошел на шаг и встал, а я продолжал ждать. Прошло пять, может быть десять минут, и тогда человек вышел из темноты и потянулся к поводьям. Конь отошел еще на пару шагов, и если бы я смог, я бы расцеловал его, потому что человек двинулся за ним. - Стоять! - сказал я достаточно громко, чтобы он услышал, но не слишком громко, одновременно взводя затвор винтовки. Незнакомец хотел было нырнуть в укрытие, но я резко сказал: - И не пытайся! У тебя нет ни единого шанса. - Кто ты? - Бродяга. Это мой конь. - Думал, он убежал. - Я встал и направился к нему в то время как он продолжил: - Я тебя не заметил. - Я на это и рассчитывал. Не дергайся... у моей винтовки легкий спуск. Он повернулся ко мне лицом - коренастый, с бочкообразной грудью мужчина, его лицо я не разглядел. Внезапно он заговорил. - Черт побери, ты - Нолан Сакетт! - Расстегни оружейный пояс. - Послушай... Он мне начал надоедать. - Это ты послушай. Если надеешься дожить до завтрака, лучше расстегни пояс. Он потянулся к пряжке, с протестующим возгласом. - Вот что, Сакетт. Меня зовут Стив Хукер. Мы встречались в Техасе, и нам незачем с тобой ссориться. - Может так, а может нет. Оружейный пояс упал на землю, я приказал Хукеру сделать несколько шагов назад, подошел, поднял пояс и перекинул его через плечо. Потом собрал поводья жеребца и пошел позади своего пленника в расщелину. Лошади были там - шесть прекрасных тягловых и две верховые. Чуть дальше, на полянке, окруженной ивами, горел невидимый со скал костер. Я почувствовал запах кофе и вспомнил, что весь день ничего не ел. Как только мы подошли к костру, я приказал пленнику повернуться и действительно его лицо было мне знакомо. Одно время он работал возницей в компании грузовых перевозок, его выгнали за то, что он продавал налево корм для лошадей. В Форте Гриффин он убил дружественного белым индейца. Наказывать его не стали, но после этого никто не хотел иметь с ним дела. Я повернул Хукера, связал ему руки за спиной, затем колени и лодыжки. Усадив Хукера там, где мог не спускать с него глаз, я расседлал своего коня, подождал, пока тот покатается по траве и тщательно растер его несколькими пучками сухой травы. Затем стреножил его поближе к воде, где он мог пастись и вволю напиться. Вынув из своих седельных сумок кусок бекона, я настрогал кусочки в сковородку и отломил полбуханки захваченного из города хлеба. Пока мясо жарилось, я налил себе кофе и вел с Хукером ничего не значащий разговор об индейских территориях. - Откуда у тебя лошади? - внезапно спросил я. - Они мои. Перегоняю их на запад, чтобы продать в Нью-Мексико. Я с отвращением поглядел на него. - Хорошая история для сопляков, - сказал я, - однако ни один здравомыслящий человек не станет путешествовать в этих краях в одиночку, да еще с лошадьми. - А затем добавил: - Я ехал с юга. Он промолчал, хотя и задумался, встретился мне фургон или нет. - Как ты меня нашел? - спросил через некоторое время Хукер. - Ты оставил следы, я по ним шел. Еще ты оставил женщину там, где ее смогут найти индейцы. - Это не женщина! Она чертова дьяволица! Ведьма, исчадие ада! - Мне она показалась молоденькой и хорошенькой. А вот место, где ты их бросил, явно не для новичков на западе. - Я перевернул мясо вилкой, и добавил: - За такое могут линчевать. - Они бы меня убили. Они собирались это сделать, я слышал. - Где ты их повстречал? Он в нерешительности помолчал. - Вначале я увидел их в Форт-Уорте. Они были хорошо одеты и похоже было, что у них есть деньги. Я крутился вокруг них и услышал, как парни расспрашивали о территории к западу от Форт-Гриффина. - Ну и что? Он внимательно поглядел на меня. - Послушай, Сакетт, ведь ты же не дурак. Почему это парочка хорошо одетых неженок с востока вдруг заинтересовалась этой землей? Землей бизонов и индейцев? Некоторые, правда, считают, что это земля скотоводов, но здесь нет ни шикарных отелей, ни других штучек, ради которых приезжают люди их сорта. - Ну и что ты подумал? - Золото, вот что. Много золота. Думаешь они ищут землю под ранчо? Ни в коем случае. Они охотятся за тем, что можно увезти и, по-моему, ответ находится в фургоне. - Что в нем? - В этом-то и загвоздка. Они не разрешали мне осмотреть груз, а я несколько раз пытался это сделать. Может быть поэтому они решили меня убить. - Куда они едут? Стив Хукер молчал, вероятно обдумывая, что рассказать, а что скрыть. Тем временем я принялся за бекон и поджаренный хлеб, цепляя куски прямо из сковородки. Я был до того голоден, что съел бы и сковородку вместе с костром, но вынужден был довольствоваться дюжиной толстых кусков мяса и половиной буханки хлеба, прожаренного в свином жире. И я выпил почти весь кофейник Хукера. - Лучше расскажи без утайки, - сказал я, наливая себе последнюю кружку. - Я еще не решил, что с тобой делать - то ли отвезти обратно к тем ребятам, то ли оставить подыхать здесь. Скажешь быстро правду и я возможно что-нибудь надумаю. - О чем мы толкуем? В этом деле золота хватит на двоих. Поев, я почувствовал удовлетворение. Я откинулся, оперевшись спиной о ствол дерева и смотрел, как мой мустанг щиплет зеленую траву, ощущая успокоение и довольство этим миром. Тем не менее я не развязал Хукера, поскольку не полагался на его благородство, тем более, что мне хотелось спать. - Они тебя о чем-нибудь спрашивали? - О да, хотя и сами знали немало. По-моему, они что-то читали или слышали, но и знания у них были. Я хочу сказать, они не плутали, а ехали туда, куда им нужно. Постепенно Хукер разговорился. Он последовал за ними на дилижансе, когда они выехали из Форт-Уорта в Форт-Гриффин. Вообще-то он ехал вместе с троицей, помалкивая и прислушиваясь к вопросам, которые они задавали. Девушке не составило никакого труда завязать знакомство с двумя мужчинами с запада, особенно ее интересовали названия мест - она сказала, что они такие колоритные. - Например? - спросил я. - Кросс Тимберс... Льяно Эстакадо... Богги Депот... Реббит Иарс - Заячьи Уши. Хукер заерзал, но я не обратил на него на него внимания. Он хотел намекнуть, чтобы я немного ослабил веревки, а я не собирался этого делать. - Она подвела их к разговору об этих местах. - Задавала много вопросов? - Целую кучу. Полночи только этим и занималась. Брат ее в конце концов заснул, но она нет. Она выпытывала у попутчиков все, что они знали, однако все время возвращалась к Заячьим Ушам. Я подошел к ивам, отломил несколько веточек и несколько покрупнее с сухого упавшего тополя. Вернувшись к костру, я подбросил их в огонь и поставил воду, чтобы заварить еще один кофейник. Я кое-что знал о Заячьих Ушах и слышал пару историй об этой горе. Скорее всего Стив Хукер тоже до них дознался, пусть даже эти истории не стоили выеденного яйца. А у команды из фургона вовсе не было серьезных причин приезжать в эти края. - Да, ты хорошо сбил их с пути, - сухо заметил я, - и привез туда, где им не у кого спросить дорогу. - Когда мы приехали в Гриффин, - сказал Хукер, - я подошел к девице, сказал, что случайно услыхал, будто им нужен возчик для фургона, и что я знаю западные земли. Короче, она купила лошадей и фургон, снарядила нас всем необходимым. Он взглянул на меня. - Она меня пугала. А он был не лучше. Вроде они ничего такого не делали, просто она смотрела на меня, а мне становилось не по себе. Затем как-то вечером я услыхал их разговор. Они думали, что я погнал лошадей на водопой, я-то погнал, но потом вернулся послушать, о чем они болтают. Первое, что она сказала, было: "Конечно. Зачем тратить на него деньги? Когда доберемся до Заячьих Ушей, мы уже будем знать обратную дорогу, поэтому проще его убить." Меня поразило, что она говорила об этом так спокойно, словно спрашивала, сколько сейчас времени. На следующее утро я начал отклоняться с дороги на юг. Я хотел запутать следы, чтобы они на обратном пути нуждались во мне. А потом начал думать. - Знаю, - сказал я. - Ты начал думать о снаряжении и припасах. Сколько ты получишь в Черри Крик или даже в Санта Фе за шесть великолепных лошадей, новенький фургон и все, чем он нагружен. - Ну и что из того? Они собирались убить меня. - Как тебе удалось их обмануть? Разве они ничего не подозревали? - Еще как подозревали! Смотрели за мной каждую минуту. Только я сказал, что мы остановимся за полмили от воды - слишком много москитов. - А потом ты приехал сюда? - Конечно. Сопляки в жизни бы не нашли это место, нужно было лишь выждать. Посидеть и выждать. - А что насчет Заячьих Ушей? - Кому о них известно? Она все время о них расспрашивала, но никто ничего не знал, а я держал рот на замке, лишь раз сказал одну штуку, чтобы подготовить к разговору, когда подойдет время. - Что ты сказал? - Что гору Заячьи Уши назвали в честь индейского вождя, вот и все, что я сказал. Я не видел ни одной причины, чтобы человек сорвался с насиженного места на востоке и примчался на запад только ради какой-то горы. Да и гора-то эта была неказистая. Дальше к западу лежали настоящие горы, покрытые сосновыми лесами и большую часть года - снегом. Заячьи Уши находились чуть в стороне от тропы на Санта Фе и были ничуть не красивее любого другого холма или любой другой горы. Ясное дело, ее вопросы могли маскировать какую-то другую цель. Через некоторое время мои мысли прервал Хукер. - Что ты собираешься делать? - Возвращу им лошадей. После этого пусть делают, что хотят. - А как со мной? - Выбирайся как знаешь. Ты здесь не новичок. Сам ввязался в эту историю. - Оставишь меня тут пешим? - Нет. - Я усмехнулся. - Можешь опять пойти к ним возчиком, если есть желание. Когда ты начинал свою затею, ты знал, что рискуешь, теперь расхлебывай. Пламя костра причудливым узором танцевало на темных хрупких ветках ивы. Подойдя к своему седлу, я взял одеяло и пончо и выбрал место недалеко от огня, но скрытое ночной тенью. Я добавил веток в костер, стянул сапоги и расстелил одеяло. Из седельной сумки вынул и одел пару мокасин - вполне вероятно, что ночью придется вскочить, времени натягивать сапоги не будет. Затем я подошел к Хукеру и развязал его, чтобы дать подвигаться прежде чем связывать на ночь. Он был хитрым мужиком и я отступил на несколько шагов, держа винтовку в руке. После того, как я связал его снова и накрыл одеялом, улегся сам. Засыпая, все еще думал о Заячьих Ушах, и о том, что понадобилось там этим ребятам. Странно, но я даже не знал, как их фамилия. Хотя здесь, на Дальнем Западе фамилиям не придают значения. Глава 3 На рассвете я вывел Хукера на скалы, отдав ему фляжку с водой, мешок с провизией и разряженное оружие. Оружейные пояса с патронами были у меня, и я проводил его ярдов на триста прежде чем бросить их на землю. Затем собрал лошадей и тронулся в обратный путь. Мне не слишком хотелось возвращаться обратно к фургону. В каком-то смысле я сочувствовал Хукеру, хотя не оставил бы женщину на поживу индейцам. В свое время я был знаком со многими убийцами, но не знал никого, готового убивать с такой легкостью как эти ребята. Даже когда это не сулило им никакой выгоды. За чем бы эта троица ни охотилась, она не хотела, чтобы в ее дела вмешивались посторонние. Ну, я не собирался быть им нянькой. У них есть упряжка, и пусть сами выбираются отсюда, если смогут. Девушка вышла мне навстречу. Несомненно ее выставили как приманку и можете мне поверить, что Сильвия была лакомым кусочком для любого мужчины и она это знала. Она вышла, увидев, как я приближаюсь к лагерю, огибая заросли опунции и норы сусликов. Она остановилась, когда я подъехал. Винтовку я положил поперек седла, словно невзначай направив дуло в ее сторону. Сильвия выпростала руки из складок юбки и держала их так, чтобы я мог их видеть. - Вот ваши лошади. - сказал я ей, - а дальше делайте, что хотите, только я советую вернуться в Форт Гриффин. Эта земля не про вас. Она улыбнулась. - Зачем же так, мистер Сакетт? Я полагала, что нравлюсь вам. - Вы очень красивая девушка и такая же безобидная, как гремучая змея. Однако послушайте меня и отправляйтесь обратно на восток, туда, где вы выросли. Она подошла ближе, глядя на меня своими огромными черными глазами. - Поедемте с нами. Ну, пожалуйста. Вы нам нужны, мистер Сакетт, мы здесь одни и никому из мальчиков не приходилось раньше править упряжкой лошадей. - Она протянула руку и коснулась пальцами моей ладони. - Мистер Сакетт, поедемте. Поверьте, вы не пожалеете... а я буду вам очень благодарна. Ну и ну. Она мне ничего не обещала и в то же время обещала все, эта штучка - настоящая женщина. Только меня на этом не купишь. - Извините, - сказал я, - если бы вы были одни... Но я не доверяю ни одному из вас. Лошадей вы получили. Запрягайте и поезжайте немедленно, следуйте по моим следам. Когда доедете до воды, наполните бочонки, с этой водой сможете проехать по засушливым землям, после этого ручьи и источники попадаются на всем пути на север. Только вам придется пересекать каньон Пало Дуро, его глубина местами доходит до тысячи футов. - Нет ни ранчо, ни городов? - Это индейская территория. Здесь вы не найдете даже охотников на бизонов, пока не заберетесь дальше на север. Говорят в Боррегос Пласа на южном берегу Канадиен есть люди. Они хорошие ребята, мексиканцы из Моры или Таоса, пасут там овец. Если будете вести себя правильно, они продадут вам провизию и покажут дорогу. Я сказал, что они хорошие ребята, и это так, но есть один парень по имени Состенес Ларкевек, убьет вас, не задумываясь. Он иногда ошивается в тех краях. Обходите его стороной. И все то время, пока говорил, я держал ее правую руку в своей и не сводил глаз с двух парней у фургона. Раз или два она попыталась освободиться, однако я решил, что так безопасней. Наконец отпустил ее ладонь. - Adios! - неожиданно сказал я, развернул коня, поставив его на дыбы и умчался. Проскакав несколько ярдов, я резко повернул мустанга сначала в одну сторону, потом в другую. Оглянувшись, увидел сверкнувшее на солнце дуло винтовки, но к этому моменту я уже отдалился еще на сотню ярдов и стрелять в меня стало бессмысленно. Я ушел от них и был этому рад. Через некоторое время я задумался о себе. Ну, удрал я от неприятностей, в кармане у меня восемь-девять долларов и ни одного в обозримом будущем. Для человека, которого называли преступником, я был довольно бедным. И раз уж зашел об этом разговор, мне ни разу не встречался богатый преступник. Все, кого я знаю, жили, скрываясь от закона на равнинах либо в горах, либо в бандитских убежищах - оборванные, грязные и жалкие. Охота на буйволов себя изжила. За короткое время охотники перебили в этих краях почти всех бизонов и теперь им придется уходить. А мне следовало бы обзавестись несколькими быками и коровами и построить ранчо, прямо здесь, на узкой полосе земли Северного Техаса, которую все называли "Ручкой сковородки". Скоро сюда хлынут скотоводы. Охотники за бизонами разнесут весть о сочной траве и богатых источниках воды, а большего не нужно никакому скотоводу. Я получил репутацию крутого человека, и все из-за переделок, в которые попадал, выходя из них победителем, а не проигравшим. То было время ожесточенных войн и схваток с индейцами, потому что они не хотели уходить со своих охотничьих угодий, и даже те, кто относился к ним с симпатией, вынуждены были драться, поскольку индейцы не делали различия между друзьями и врагами. Конечно, эти войны были не только войнами белых с краснокожими, так как индейские племена постоянно враждовали друг с другом. Я ехал на север, держась поближе к вершинам пологих холмов, но не выезжая на гребень, чтобы меня не заметили издалека и в то же время чтобы иметь широкий обзор и вовремя уйти от опасности. Увидев облако пыли, я натянул поводья, спешился и подождал, пока оно не исчезнет. Пусть даже это были белые - у меня не было оснований полагать, что они отнесутся ко мне по-дружески. И все это время я вспоминал, что мне известно о Заячьих Ушах, постоянно возвращаясь к истории, которую услышал на тропе к Ньюсесу семь или восемь лет назад. В истории шла речь о давних делах, а рассказал ее мне один мексиканец, живший за Рио Гранде. Однажды ночью он подошел к моему лагерю, окликнул, и я пригласил его к костру. Местность та была почти непроходимой, она заросла кустарником, а по рельефу напоминала кукурузную кочерыжку. Каждый второй встречный был либо преступником, либо дезертиром южан, скрывающимся от полиции Конфедерации Южных штатов. Здесь, среди многих, нашли убежище Джон Уэсли Хардин и Билл Лонгли]. В северо-восточном Техасе убили Каллена Бейкера или, по крайней мере, говорили, что убили, однако после этого о нем не было слышно. Все они бежали от полиции. Я отступил в темноту подождать пока мексиканец не вступит в круг света от костра, он подошел вежливо и аккуратно, с поднятыми руками. Он оказался пожилым человеком, в котором однако сохранились подвижность и грациозность движений. Его сапоги были покрыты пылью, и хотя он попытался отряхнуть одежду, на ней тоже осталась дорожная пыль. - Сеньор? Я выступил из-за куста. Мне нравились мексиканцы, я считал их стоящими людьми, Много раз, скрываясь от закона, я оставался в живых лишь благодаря тарелке фасоли и нескольким кукурузным лепешкам, полученным на какой-нибудь стоянке пастухов. - Проходи и устраивайся, - сказал я. - Кофе готово, бобы варятся. Мы поели, мексиканец скрутил сигарету и, слово за слово, мы проболтали всю ночь. Он шел пешком, он не сказал почему и как так получилось, а я не спросил, ведь в те дни не принято было задавать лишних вопросов. У меня случайно оказалась запасная лошадь - низкорослая пятнистая индейская лошадка, красивая, как на картинке. Еще недавно она принадлежала довольно симпатичному молодому воину команчей с очень плохим умением разбираться в ситуациях. Он ехал один, очевидно охотясь за скальпами, когда набрел на мои следы и проявил свое неумение: он решил, что перед ним легкая добыча и пошел по моим следам. Но я посматривал на тропу, по которой ехал, и когда обнаружил, что меня преследует, сделал широкий круг и подобрался обратно к тропе посмотреть кто за мной едет. Увидав, что это индеец с двумя свежими скальпами, я вышел из укрытия и заговорил с ним. Он крутанулся, словно его подстрелили, и начал поднимать винтовку, что явилось второй его ошибкой, потому что я хотел лишь отобрать у него лошадь, чтобы он больше не смог идти по моим следам. Пришлось прострелить ему башку, моментально выбив из седла. Индеец попался настырный, он вскочил с намерением продолжать драку и я всадил в него еще одну пулю, поймал лошадку и убрался оттуда. - Тебе нужна лошадь, - сказал я мексиканцу, - бери эту. Команчи, который на ней ездил, она больше не понадобится. - Gracias, senor, - сказал он просто, но в голосе его я почувствовал благодарность, и было за что. В этих краях любой встречный скорее всего убил бы его, пешего, ради оружия или в надежде на какую-нибудь другую добычу. Мы попили еще кофе и поговорили и наконец он сказал: - Amigo, у меня нет денег. Я не могу заплатить за лошадь. - Она твоя и не надо мне никаких денег. - Мой дедушка, - сказал он, - работал погонщиком мулов на дороге в Санта Фе. Ну, ну. Если бы я хотел послушать историю жизни его деда, чего я делать не хотел, или описание дороги на Санта Фе, которую видел собственными глазами, то может быть его информация меня заинтересовала бы. - На ней он чуть было не погиб. Мой дедушка был jefe, старшим грузового каравана Натана Хьюма. Я отчетливо вспомнил, словно это было вчера вечером, как мы сидели у костра и он рассказывал об этом караване. Они вышли из Санта Фе и с хорошей скоростью пересекали равнины, направляясь в Индепенденс, штат Миссури, или какой-то подобный городишко, когда на них напал боевой отряд индейцев кайова. Караван растянулся слишком далеко, у них не было шансов на спасение. Многие собрались вокруг самого Натана Хьюма, среди них дед моего мексиканского друга, они с боем отступили к горе Заячьи Уши, где приготовились обороняться до последнего. Индейцы перебили всех - кроме деда мексиканца, который закопался в какую-то нору. Кайовы оскальпировали и изуродовали трупы, выгребли из их карманов и седельных мешков все мало-мальски стоящее и умчались. Через некоторое время дед мексиканца выбрался и потопал обратно в Санта Фе. Когда он вернулся, его предупредили, чтобы он "залег на дно", потому что губернатор послал подразделение солдат за караваном Хьюма, и если его найдут, то арестуют. Натан Хьюм провозил контрабандное золото, которое похищали с приисков в горах Сан Хуан. Дед мексиканца выбрался тайком из города, позаимствовал у кого-то мула и присоединился к каравану, направлявшемуся в Мексику. Там у него были друзья, он надеялся получить от них помощь и вернуться, поскольку был уверен, что знает, где находится золото из последнего каравана Хьюма, не найденное индейцами. Но случилась беда: вскоре после прибытия в Мексику он упал с лошади и повредил позвоночник, после этого ему отказали ноги. Он знал, где спрятаны триста фунтов золота, и не мог ничего предпринять. Вот такую историю рассказал мне мексиканец, которому я подарил лошадь. - А сам ты думал когда-нибудь, чтобы отыскать это золото? - спросил я его. - Конечно, сеньор, но... - он пожал плечами. - У меня случились неприятности в Таосе... из-за сеньориты... меня преследовали вплоть до Лас Вегаса. Я убил человека, у которого много родных и двоюродных братьев и дядюшек. Он бросил сигарету в огонь и улыбнулся. - Мне нравится жизнь, сеньор, я довольствуюсь малым. Если бы я отправился на север, то вероятно нашел бы золото, а скорее всего нашел бы свою могилу, шансы на последнее куда выше. Золото ваше, сеньор. - И ты знаешь, где оно находится? - Позади горы есть тупиковый каньон. Там и произошел последний бой с индейцами. Наверное кости мулов до сих пор разбросаны по земле. В каньоне лежит пруд, поверхность которого покрыта водорослями и слизью, а за прудом - яма рядом с валуном. Золото спрятали в яме, завалили ее камнями, а на валуне сломанной винтовкой Хьюм выдолбил крест. Вы его найдете. На следующее утро мы расстались, и сев в седло, он протянул мне руку и я пожал ее. - Будьте осторожны, сеньор, и не задавайте много вопросов. У мексиканцев, работавших на приисках, есть сыновья и внуки, они знают, что караван Натана Хьюма так и не добрался до Миссури... они могли даже поговорить с индейцами. Это была не первая история, услышанная мною у походного костра, где говорилось о закопанном золоте и затерянных приисках. Такие истории снова и снова пересказываются повсюду, хотя именно эта оказалась для меня новой. Однако я ее запомнил и рассчитывал поглядеть на этот каньон. Да только некогда было. В Сербине, городке в Техасе, где жили выходцы из Центральной Европы, я убил мешочника-переселенца и попал в тюрьму. Друзья нашли выход и помогли мне бежать, приготовив коня. Я присоединился к ковбоям, перегонявшим стадо в Канзас, однако не забывал, что меня разыскивают. В Эйбилине, который в то время был совершенно новым, крутым и диким городишком, я узнал, что моя фамилия известна. Там побывал мой двоюродный брат Тайрел [см. роман Л.Ламура "Приносящие рассвет". Прим. переводчика.], говорили, что он убил в поединке человека. Но я все выяснил. Тайрела вызвал на поединок Рид Карни, брат подошел к нему вплотную и заставил бросить на землю оружейный пояс. Тайрел и Оррин Сакетты... я о них слыхал, хотя они с Камберленд Гэп. Мне было очень приятно узнать, что в жилах Сакеттов течет не водица. Это было давным давно, и вот теперь я ехал по равнинам Техаса, направляясь на север к Боррегос Пласа, Эдоуб Уоллс и лагерям охотников на бизонов. А равнины здесь такие, что если поняться в стременах, можно увидать дорогу на три дня вперед - такие они плоские. Я засунул винтовку в чехол, сдвинул шляпу на затылок, поглядел на равнину и запел. Во всяком случае я знал, что это песня и старался исполнить ее соответствующим образом, однако моему мустангу она, по-моему, не понравилась. Небо было голубым, равнины широкими - земли здесь столько, что есть где развернуться. Пусть у меня в кармане джинсов позвякивали лишь несколько долларов, пусть я только что сбежал от погони, собиравшейся меня линчевать, зато ветер пах полынью, солце пригревало и вообще хорошо было чувствовать себя живым. Местность снова начала холмиться - вокруг поднимались пологие склоны, в низинах между ними росли деревья. О, я оставил свою девушку в Сан Антонио, Там, рядом с границей, Я... Внезапно из-за вершины низкого холма показался пучок перьев, а затем в дюжине ярдов появился индеец, за ним другой и другой... Ломаная колонна кайова растянулась ярдов на двести. Они медленно ехали в мою сторону, держа копья остриями вверх. Я быстро оглянулся и увидел на противоположной стороне ложбины еще с десяток воинов, они тоже не торопясь приближались ко мне. По меньшей мере у дюжины были винтовки. Дорога прямо по ложбине оставалось свободной, однако стоило ехавшим в арьергарде индейцам повернуть лошадей и путь был отрезан. В отряде было не менее тридцати воинов, они окружили меня. На лбу выступил пот, во рту пересохло. Я видел, что кайова делали с пленниками, потому что несколько раз находил то, что осталось от бедолаг - зрелище это не для слабонервных. Если попробую удрать, меня тут прикончат. Развернув коня на девяносто градусов, я поехал в сторону основной колонны, продолжая распевать. Глава 4 Моя винтовка лежала в чехле и потянуться за ней означало умереть. Револьвер в кобуре был пристегнут ременной петлей через курок - необходимость при верховой езде через пересеченную местность. И я поехал прямо на них, , распевая свою песню, направив коня между двумя индейцами, которых разделяли ярдов тридцать. Никто из белых не знает, что у краснокожего на уме. Индейцы такие же любопытные, как дикие звери, иногда такие же вспыльчивые и горячие, больше всего их восхищают отвага и смелость, потому что именно отвага нужна, чтобы стать хорошим воином. Я понимал, что бегство меня не спасет, и если уж зашла об этом речь, я не люблю бегать, кроме как навстречу кому-нибудь или чему-нибудь. Мой жеребец насторожился. Он чувствовал, что мы попали в переделку и ему не нравился запах индейцев. Каждая его мышца напряглась, он готов был сорваться и дать деру. Кайова охотились не за мной. Это без сомнения был боевой отряд, но искал он добычу покрупнее. Но если они рассчитывали позабавиться со мной, это им даром не пройдет. Когда я направил коня в их сторону, я уже решил, что надо делать: напасть на огромного воина справа. При малейшем проявлении враждебности пущу коня на него и выхвачу оружие. В уме я несколько раз проиграл ситуацию и все это время я продолжал петь про девушку, которую оставил в Сан Антонио. За спиной я услышал, как, окружая, смыкаются сзади всадники, а те, что ехали впереди, немного замедлили шаг, но я не остановился. Правая рука как обычно лежала на бедре в нескольких дюймах от рукоятки револьвера. Я знал, что если успею его выхватить до того, как меня убьют, я уйду из этого мира не один. Единственное, что я мог делать хорошо, - это стрелять. Без преувеличения можно сказать, что дома в Клинч-маунтинс в пятидесятые-шестидесятые годы мальчишки вырастали с оружием в руках. Прежде чем мне исполнилось двенадцать лет, я бродил по лесам с винтовкой, добывая пропитание для всей семьи. Для других занятий времени не оставалось. Я смотрел прямо перед собой, краем глаза наблюдая за двумя индейцами слева и справа. Там, конечно, было много других, однако начать драку могли только эти двое. Я касался шпорами боков мустанга, готовый в любой момент послать его вперед. Индейцы приближались, и я ехал им навстречу. Неожиданно тот, кто был слева, медленно опустил копье, направив его на меня, но я и глазом не моргнул. Выкажи я хоть намек на сидевший внутри страх, кайова тотчас же накинулись бы на меня. Индеец приставил острие к моей груди, а я лишь мельком глянул на наконечник, посмотрел в глаза индейцу и, подняв левую руку с зажатыми в ней поводьями, отодвинул копье в сторону - не оттолкнул, а просто отодвинул и проехал мимо. Можете мне поверить, что в ту секунду по коже бегали мурашки, волосы встали дыбом, однако я не осмеливался оглянуться. Внезапно раздался топот копыт по траве, но резкая команда прервала его. Один из индейцев, вероятно старый вождь, спас мою шкуру. Я, не останавливаясь, ехал шагом, пот капал с лица так, словно я только что умылся и не вытерся. Я не торопил коня, пока позади не оказалась вершина невысокого холма и лишь тогда пришпорил мустанга, и мы помчались, как будто за нами гнались все черти ада. Через пару миль я перешел на легкий галоп и свернул под прямым углом к руслу ручья и проехал по нему несколько миль на запад. Тем не менее ручей не мог полностью скрыть следы. Они будут видны на мягком дне примерно в течение часа - ручей тек не слишком быстро, а вода в нем была прозрачной. Поэтому в нескольких местах я свалил нависший над руслом берег, чтобы замутить воду и добавить в нее грязи, которая быстрее заполнит илом отпечатки копыт. Пройдет немало времени, прежде чем ручей опять станет прозрачным. Индейцы позволили мне уйти из-за уважения к моей смелости или потому, что искали жертву побогаче, тем не менее молодые и безрассудные воины могли передумать и броситься за мной в погоню, особенно если им понравился мой конь или оружие. Попеременно ведя мустанга шагом и рысью, я ехал и внимательно оглядывал местность, стараясь заметить малейшее движение, не забывая проверять тропу, по которой прошел. Постоянно попадались антилопы, иногда встречались разрозненные стада бизонов, становившиеся все более многочисленные по мере продвижения на север. Индейцев я больше не видел. Один раз я наткнулся на колею фургона, но она оказалась старой. Я поехал по ней, каждый вечер останавливаясь на ночевку около воды, иногда залежываясь до полудня, чтобы дать мустангу возможность отдохнуть и попаститсь на сочной траве. Местность становилась все суровее. Я зарос щетиной, кости и мышцы болели от усталости. Временами казалось, что я наполовину состою из пыли и песка, а в воде постоянно ощущался привкус извести. Каждый вечер я проверял и чистил оружие на случай непредвиденной неприятности. Где-то на севере лежал мексиканский городок Ромеро. Он был небольшим, но старым. Народ там по-дружески относился к индейцам и говорили, что в Ромеро обосновались немало команчерос. Команчерос - торговцы с краснокожими - продавали им оружие, получая взамен все, что индейцы награбили у белых, переселявшихся на запад. Никто не любил команчерос, даже сами мексиканцы. Лично я никогда не верил в то, что некоторые горожане Ромеро торгуют с индейцами. Но прежде всего мне надо побывать в Боррегос Пласа, до поселка осталось немного... по здешним меркам. На рассвете я спустился в каньон Пало Дуро, чувствуя охватившее меня напряжение, потому что это была земля команчей. До заката отдыхал в зарослях ивы, а мой мустанг пил свежую, чистую воду и щипал сочную зеленую траву. Когда тени стали длинными, я оседлал его и разыскал выход из каньона. Выбравшись на равнины, вздохнул посвободней. Крохотное кафе в Боррегос Пласа было ярко освещено, когда я шагом подъехал к поселку по тропе. Лаяли собаки, то тут, то там в темных проемах дверей улавливалось движение. Народ в Боррегос Пласа был гостеприимный, однако живущие здесь мексиканцы научились остерегаться незнакомцев. Земля здесь дикая и суровая и те, кто ездит по ней, часто перенимают характер земли. Спрыгнув с седла напротив кафе, я привязал мустанга и, нагнув голову, прошел в низкую дверь. Одну стену занимал бар футов двадцать длиной, перед которым стояли четыре столика со стульями. За баром стоял толстый мексиканец в белой рубашке, положив локти на стойку. Возле него, потягивая выпивку, расположились два одетые в кожу вакеро. За одним из столиков сидели двое мужчин постарше, у одного волосы были седыми. Кафе было маленьким, безукоризненно чистым и прохладным, с тем ощущением просторности, которое возникало во всех мексиканских домах. Все повернулись ко мне - высокому, покрытому пылью дорог парню. Я подошел к бару и заказал выпивку. - Издалека, сеньор? - Да... Нарвался на боевой отряд кайова. - Вам повезло. Вы все еще живы. - Индейцев не поймешь. Я проехал прямо через их колонну, но никто и пальцем не шевельнул. Сидящие в кафе обменялись взглядами. Все понимали, сколько требовалось смелости, чтобы проехать рядом с боевым отрядом индейцев, понимали, что если бы я выказал слабость, меня уже не было бы в живых, однако никто не знал, как страшно мне было, а я не собирался об этом рассказывать. - Вы голодны, сеньор? Садитесь, сейчас жена принесет вам ужин. - Gracias. Я подошел к столику и устало опустился на стул, затем снял шляпу и причесался пятерней. Спать хотелось так, что я мог бы заснуть прямо за столом. Сеньора принесла говядину с бобами, лепешки и кофейник. Было поздно, и посетители стали расходиться. Мексиканец вышел из-за стойки, сел за мой столик и налил кофе. - Меня зовут Пио. Хотите становиться здесь? - Нет. Я так долго спал под открытым небом, что в комнате просто не засну. Заночую под деревьями. - У вас не будет неприятностей. Здесь живут хорошие люди. - А чужие в поселке есть? - Вчера проезжал один... но надолго он не останавливался. Вел себя так, как будто его кто-то преследовал. Он посмотрел мне в глаза, но я лишь усмехнулся. - Вы неправильно меня поняли. Я просто еду на север в Ромеро, а если повезет, то может быть отправлюсь дальше, на прииски в Колорадо. Я видел, что мексиканец мне не поверил, однако он промолчал, очевидно надеясь, что я расскажу еще что-нибудь. Я-то знал, что в таких маленьких спокойных городишках лучше вести себя тихо. Они были спокойными, потому что их никто не осмеливался трогать. У каждого мужчины в каждом доме были бизоньи винтовки, каждый дрался с индейцами, бандитами и всяким, кто хотел подраться. Если кто-нибудь надумает устроить здесь заварушку, он станет чем-то вроде мишени в тире. Более того, я готов был спорить, что Пио знал о моих приключениях в Нью-Мексико. Подобные новости разносятся очень быстро. Поев и выпив целую кварту кофе, я вышел и отвел коня к небольшой рощице, за которой начинался луг. Затем расседлал его и тщательно протер, пока тот хрустел зерном, которое я взял у Пио. Лошадей на западе редко кормят зерном, но мой мустанг заслужил хорошую кормежку. Подумав об этом, я с благодарностью вспомнил старика, который дал его мне. До этого я не хотел расседлывать коня, боясь, что опять придется бежать. Дать деру, как здесь говорят. Ночь была тихой. Я слышал шелест тополиных листьев, изредка доносился шум из поселка. На холме койот пел свою песню звездам. Завернувшись в два одеяла, лежа на пончо, я спал, как ребенок - ребенок, который каждую ночь ожидает беды. Восход солнца был на удивление красивым. Умывшись у конской поилки, я взглянул на повозку, стоящую у кафе. Какой-то мексиканец пристегивал свежую упряжку и звон цепей был единственным звуком, разносившемся по маленькой улице, затененной огромными тополями. Расчески у меня не было больше года, поэтому причесаться пришлось пальцами. Вначале я оседлал коня, потом достал из седельных мешков бритву и наточил ее о ремень. Побрился над поилкой, глядя на свое отражение в воде. После этого стал выглядеть получше, хотя никогда не выигрывал конкурсов красоты, не с моим переломанным носом их выигрывать. Закончив бриться, обтер лицо виски, которое использовал вместо лосьона, и отвел жеребца к коновязи. Я жил такой жизнью, когда оставаться без оружия под рукой и оседланной лошади поблизости просто опасно. Я вошел в кафе, где у столика, занятого двумя мужчинами и девушкой, стоял Пио. Я сразу обратил внимание на девушку. Она была молода... лет семнадцати. В ее возрасте или чуть позже большинство девушек выходит замуж. У нее были темно-рыжие волосы и коричневые глаза... Она была прекрасна, выше среднего роста и сложена, как богиня. Сидящий с ней старик был худой, как жердь, со злыми и жестокими серыми глазами и рыжими с сединой усами. С первого взгляда было ясно, что это беспощадный, не знающий жалости человек, такому опасно перебегать дорогу. Третий был полукровкой, во всяком случае наполовину индеец - худощавый, средних лет. Когда я уселся за столик, жена Пио принесла полную тарелку еды, наверное вчера вечером заметила, что у меня хороший аппетит. Она была из тех женщин, для которых нет большего удовольствия, чем смотреть, как мужчина сидит за столом и уплетает за обе щеки. Пару раз старик взглянул на меня, а один раз оглянулась девушка. Я услышал, что Пио сказал что-то вроде "Ромеро...", но голос его звучал слишком тихо. Довольно скоро он подошел к моему столику и опустился на стул. Он жестом попросил жену принести кофейник со свежезаваренным кофе и мы с энтузиазмом принялись за него. - Эти люди, - сказал Пио, - едут на север. - Да? - Я боюсь за них. Сеньорита слишком молода. А мужчины... они хорошие люди, но не с равнин. - Что же они тогда здесь делают? Ни один человек в здравом уме не привезет сюда такую женщину. Пио пожал плечами. - Я свою привез. Раз надо, значит надо. Может ей негде было остаться. Я мог бы задать пару вопросов, но это было не мое дело. Скоро я выберусь из этих краев и вряд ли вернусь. Однако в голову все время лезли мысли о грузовом караване Натана Хьюма. Если его золото лежит в тех горах, может быть имеет смысл поглядеть на них? Мне не хотелось встречаться с троицей, которую я встретил в прериях, но возможно мне удастся обогнать ее. - Говорят, вы преступник, сеньор? Я взглянул на него и промолчал. Говорить-то говорят, но мне это не слишком нравилось. - По-моему, вы честный человек и кабальеро. Думаю, вам можно довериться. - Думайте, что хотите. - Эти трое... Им нужна помощь. Я протянул было руку к кастрюле с бобами, но она остановилась на полпути. - Нет, только не это, - сказал я. - Я в эти игры не играю. Рассчитываете посадить на мою шею трех человек с востока, новичков на западе? Чтобы я помог им пересечь эту равнину? - Я просто подумал... - Подумайте еще раз. По индейской земле надо ехать быстро. Один я всегда смогу удрать или спрятаться, а вот повозку и ее колею так быстро не спрячешь. Отсюда до того места, куда они направляются, далеко, к тому же у меня есть дела на севере. - Она симпатичная девушка. Команчи... - Это их забота. Пио замолчал. Может быть он знал обо мне больше, чем я сам, но он сидел и ждал, а я, как последний дурак, оглянулся на столик, где сидела эта девушка со своим папочкой, или кем он ей приходился, и полукровкой. Она была такой юной и свежей, что мне пришлось тут же отвернуться, иначе скоро приму предложение Пио. И все же нельзя было не подумать о том, что сделают с ней индейцы, попади она к ним в лапы. На востоке, где индейцев мало и они отнюдь не воинственны, многие стали рассуждать о бедных краснокожих, но, поверьте, когда вы увидите индейца в прерии верхом на лошади с винчестером или копьем в руках, вы не заметите ничего "бедного". Это воин с многовековыми традициями, к тому же дикарь, воспитанный на том, что чужак - это враг, а врагов надо убивать или, если он пойман живым, пытать, чтобы удостовериться, храбрый он или нет. В свое время у меня было достаточно стычек и встреч с кайова, арапахо, ютами, шайенами, сиу и почти всеми другими представителями расы краснокожих. С некоторыми я легко находил общий язык; однако на тропе войны индеец бьется до последнего. Недаром один европейский генерал назвал индейцев "лучшей легкой кавалерией на планете". Через индейские территории надо вроде как просачиваться - осторожно и не спеша. Надо держаться таких мест, где тебя не смогут увидеть издалека, и ночевать без костра, если нельзя его хорошенько спрятать. И наконец надо молиться, если веришь в Господа Бога, - чем дальше углубляешься в индейские земли, тем больше молиться. Допустить там ошибку означает умереть. Пио говорил об овцах и коровах. Он сказал, что пройдет совсем немного времени и техасские скотоводы пригонят в эти края свои стада. Бизонов становилось все меньше, индейцев вытеснят и придут скотоводы. - А за ними фермеры, - сказал я с отвращением. Хотя мои родственники в Клинч-маунтинс сами занимались фермерством, если попытки вырастить урожай на слишком тонком слое плодородной почвы можно назвать фермерством, но мне не хотелось, чтобы эту землю поделили на мелкие участки. - Нет, здесь пахать нельзя, - сказал Пио. - Мы пробовали. Сухую почву тут же уносит ветер. Ее сохраняет только трава. - Знаю, - согласился я, заканчивая с завтраком. - В последней пылевой буре явно чувствовалась пыль Канзаса. Как-то в районе Брасос я встретил человека, который мог определить местность по запаху пыли. И вот тут я совершил большую ошибку: я опять посмотрел на ту девушку. Понятное дело, надо сделать скидку на то, что я давно не видел белых женщин, а эта к тому же была особенной. - Ладно, Пио, твоя взяла, - сказал я. - Иди скажи им, что я провожу их до Ромеро. - Bueno! Отлично! - Пио улыбнулся. - Я знал, что вы согласитесь. Я сказал, чтобы они подождали, сказал, что вы хороший человек. Это я-то хороший? В первый раз за долгое время Нолана Сакетта так назвали. Правда, про меня говорили: "Он хорошо обращается с револьвером" или "Он прекрасно кидает лассо" или "Он отличный наездник - может ездить на любом животном, у которого есть четыре ноги", но никто еще утверждал, что я просто хороший человек. Таких вещей надо избегать, иначе не успеешь опомниться, как и на самом деле станешь хорошим. А тогда какой из меня преступник? Я снова оглянулся, и девушка мне улыбнулась. Ладно, с ней все ясно. Что касается полукровок, я всегда находил с ними общий язык. Вот только старик был слишком напыщенным. И наверняка такой же упрямый, как полудикий старый бык с открытых пастбищ. Тем не менее я согласился. По этому случаю стоит выпить еще одну чашечку кофе. Глава 5 Из-за своего столика я видел раскрытую дверь кафе и улицу. На ней ярко светило солнце, но кафе затеняли стоявшие рядом громадные старые деревья. На другой стороне улицы росли тополя и ивы, за которыми я ночевал. Приятно было сидеть и смотреть на залитый солнцем городок, мне даже самому захотелось заиметь какую-нибудь маленькую закусочную возле дороги, где люди могли бы отдохнуть. Редко мне встречалась более спокойная и мирная обстановка. Напротив и чуть в стороне от кафе - я видел только окно и угол - стоял полуразвалившийся глинобитный дом. Он был небольшим, очевидно одна из первых построек в поселке. Пио вернулся к моему столику с этими тремя людьми, они расселись, почти закрыв собою вид на улицу. - Сеньор Нолан Сакетт, - сказал Пио, - познакомьтесь, пожалуйста, с сеньором Джекобом Лумисом и сеньоритой Пенелопой Хьюм. А это Флинч. Услыхав фамилию Хьюм, я постарался ничем себя не выдать. Я неплохой игрок в покер, поэтому у меня ни один мускул на лице не дрогнул. Похоже, на Льяно Эстакадо собирается народ, одержимый одной и той же идеей. - Привет, - сказал я и замолчал. Если им нужно, пусть сами начинают разговор. - Как мы поняли, - произнес Лумис, - вы направляетесь в Ромеро и могли бы проводить нас туда. Конечно, мы вам заплатим. Пио ничего не сказал про оплату, но для человека, у которого в кармане джинсов позвякивали всего несколько долларов, это были приятные новости. - Это небезопасно, - сказал я, зная, что такой ответ меня ни к чему не обязывает. - Это даже рискованно. Команчи и кайова вышли на тропу войны, они недовольны тем, что охотники на бизонов перемещаются на юг. Вам лучше переждать здесь. - В этой дыре? - с отвращением спросил Лумис. - Молодой человек, мы заплатим пятьдесят долларов за то, чтобы вы служили нашим проводником и, в случае необходимости, телохранителем. - За пятьдесят долларов, - искренне ответил я, - готов драться со всем племенем команчей. Уголком глаза я уловил какое-то движение на улице, однако взглянув мимо Лумиса, увидел лишь залитую солнцем дорогу да копающуюся в пыли курицу. - Где вы собираетесь остановиться в Ромеро? - спросил я и тут же понял, что вопрос дурацкий, потому что в Ромеро никто не останавливался, кроме живущих там мексиканцев. Это было приятное и красивое местечко на пересечении нескольких дорог, по которым мало кто путешествовал. - Поговорим, когда приедем, - с вызовом ответил Лумис, словно не любил, когда ему задавали вопросы. - Хорошо, - сказал я. - Будьте готовы выехать на рассвете... я имею в виду как только начнет светать и не минутой позже. - Решать буду я, - резко сказал Лумис. - А вы станете выполнять мои приказы. - Нет, так не пойдет. Если хотите, чтобы я служил у вас проводником, будете выезжать, когда я скажу, останавливаться, когда я скажу, и как можно меньше шуметь в дороге. - Меня беспокоило замеченное в разрушенном доме движение и хотелось закончить разговор. - Решайте, мистер Лумис. Я выезжаю как только посереет небо. Хотите со мной - будьте готовы полностью, потому что я не буду ждать. Да, ему это не понравилось. Похоже, я встал ему поперек горла, но мне было наплевать. Пятьдесят долларов большие деньги, но собственную шкуру я ценил гораздо дороже. К тому же здесь я почти ничего не потратил из своих нескольких монет. Я обратил внимание на фамилию девушки - Хьюм. А человека, который предположительно спрятал сокровище на горе Заячьи Уши, звали Натан Хьюм. Некоторые могут считать это совпадением, но только не я. Лумис отодвинулся от стола, намереваясь встать. Я поставил чашку на стол и сказал: - Я встретил людей, направлявшихся туда же. Два молодых парня и девушка. Городские...- Лумиса словно ударили. - Так и не узнал, как их зовут, но имя девушки Сильвия. Они мне не очень понравились. Глаза Пенелопы стали еще шире и темнее, а старик побелел, как полотно. Он тяжело плюхнулся на стул и с минуту или две молчал. - Вы их видели? - Ага. Противная троица, скажу я вам. - Я исподлобья посмотрел на Лумиса. - Вы их знаете? Он ответил через пару секунд. - Не с лучшей стороны, сэр, не с лучшей стороны. Довольно неприятные люди. Он снова встал. - Пошли Пенелопа. До рассвета надо успеть многое. Когда они вышли, я увидел, что за мной внимательно наблюдает Пио. - В чем дело, сеньор? Кто такие эти люди, о которых вы говорили? По-моему, старик их испугался. Я рассказал ему кое-что о Сильвии и ее братце, рассказал достаточно, чтобы он встревожился. - Похоже, у них не все дома, однако самое опасное в том, что выглядят они совершенно нормальными. Не знаю, поверил он мне или нет. Я вышел на улицу и остановился под старым тополем, где царила приятная прохлада. Мой мустанг наслаждался жизнью, ощипывая сочную зеленую траву, вода у него была под боком. А я уже начинал раскаиваться, что согласился играть роль пастуха. Я сел, прислонившись спиной к стволу, откуда мне видна была вся улица, я обдумал, что ждет нас впереди... и посматривал на пустой дом на другой стороне. Не там ли мне почудилось движение? Время тянулось медленно, я, слегка подремывая, наблюдал за домом и за улицей. На меня падала густая тень, поэтому не думаю, что был слишком заметен, во всяком случае не заметен, если не приглядеться. Мустанг пася за моей спитой, так что сзади никто незаметно не подберется. Тем временем я думал о завтрашнем дне. Покинув поселок, мы двинемся по ручью Пунта де Агуа, который через несколько миль впадал в Канадиен. Держась правого берега ручья, мы доедем до Ромеро за три-четыре дня, это зависит он того, насколько хорошо готовы к путешествию мои подопечные и не будет ли у нас в пути неприятностей. Если повезет, будем делать по десять-двенадцать миль в день. Через некоторое время я перевел коня на свежую траву, затем, звеня шпорами, неторопливо зашел обратно в кафе и уселся за столик. Пио не было, но сеньора принесла мне стейк из мяса бизона, яйца и бобы. Я сидел там, откуда мог наблюдать за полуразрушенным глинобитным домом. Через несколько минут в кафе вошла Пенелопа Хьюм. Я не могу разговаривать с женщинами. Могу выполнять почти любую работу, могу драться с любым противником, но с женщинами, особенно с молодыми и симпатичными, чувствую себя так, словно на язык накинули лассо и он едва ворочается. А Пенелопа была свежей и очаровательной особой с искрящимся смехом. Как я говорил, она была высокой, с великолепными формами. Она была так хорошо сложена, что от одной ее походки мужчинам становилось не по себе. - Могу я присесть рядом, мистер Сакетт? Есть много вещей, которых мы не знаем в наших Богом забытых холмах Клинч-маунтинс, но то, что надо вставать, когда подходит леди, нам известно, поэтому я быстро поднялся, чуть не пролив кофе, и сел только после того, как помог усесться ей. Она посмотрела на меня. - Мистер Сакетт, я рада, что вы будете нашим проводником до Ромеро, однако подумала, что вас надо предупредить: у нас будут неприятности. - Я с ними вырос. - Понимаю, но вы не выросли вместе с Сильвией, Ральфом и Эндрю. - Так вы их знаете? У них есть фамилия? - Их фамилия Карнс. Мы в какой-то степени родственники, хотя и не по крови. Они выведали... ну, обманом. Они узнали то, что должна была знать лишь я одна; теперь они пытаются попасть в одно место раньше нас. Я ни о чем ее не расспрашивал. Беда их была в том, что они верили, что тайна сокровища Натана Хьюма принадлежала им одним. Если им известно точное место, куда Хьюм закопал золото, тогда действительно они знали то, чего не знали другие, но я был убежден, что я не единственный, кто прослышал про эту историю с караваном. - С какой стати вы все вдруг сюда ринулись? - У меня умерла бабушка, перед смертью она упомянула в завещании пачку писем, они должны были достаться мне, поскольку у меня нет ни отца, ни матери. За мной увязались Сильвия и Ральф, хотя они не имели никакого права. Денег у бабушки не было, к тому же, как я сказала, они нам родственники не по крови. Но они присутствовали при чтении завещания, в котором бабушка упомянула, что в одном из писем говорится, где Натан Хьюм спрятал золото. - Кто-то должен был выжить и рассказать об этом. Я хочу сказать, что Натана Хьюма убили. - Вы знали о нем? - Он был известным человеком. Несколько лет перевозил грузы из Миссури в Санта Фе. - Дедушка нарисовал схему, написал несколько строк и отдал письмо индейскому пареньку. Дедушка думал, что ему удастся ускользнуть, и в этом случае он должен был отослать письмо бабушке. Все так и случилось: мальчишка ускользнул и послал письмо. - Что насчет Сильвии? - После того, как она услышала завещание они с Ральфом стали такими хорошими. Сильвия приготовила мне чай... В чем дело? - Один раз она предложила мне кофе. - Должно быть, сваренный по тому же рецепту. Она приготовила мне чай, я взяла его в свою комнату, но заработалась и забыла его выпить. Посреди ночи я проснулась и увидела, что Сильвия стоит в моей комнате и при свече читает мои письма. Я их отняла, а она просто разъярилась - угрожала, смеялась надо мной, говорила, что никакого золота не существует, а если и существует, я никогда не доберусь до него. Солнце передвинулось за тополя, затенив улицу и вход в кафе. По дороге протрусила собака и остановилась у полуразрушенного дома. Я наблюдал за ней, потому что собаку что-то заинтересовало: она настороженно принюхивалась, пытаясь уловить какой-то запах. Приятно было сидеть в прохладном уютном помещении, болтая с Пенелопой. - Вы сказали, что ваши родители умерли. А кто же такой Лумис? - Он был другом моего отца и деда. Он предложил свою помощь. Флинч нашел нас или мы нашли его в Форт-Гриффин. Он нам очень предан. Это послужило мне ответом на один вопрос; если отвечу на другой - про дом напротив кафе - почувствую себя намного увереннее, хотя я предполагал, что знаю его разгадку. Я продолжал наблюдать за собакой, она была крупной, судя по виду и ее подозрительности, в ней текло немало волчьей крови. Мы с Пенелопой поговорили о других вещах. Она рассказала о своем доме в штате Нью-Йорк, а я о Теннеси, но больше всего мы говорили об этих краях. - Народ здесь грубый, мэм. Есть хорошие, есть плохие, многие сбежали на запад от своих проблем. Здесь можно встретить людей древнейших фамилий, великолепно образованных, они работают рядом с ковбоями, которые не умеют ни читать, ни писать. Плохо то, что многие приезжают, чтобы разбогатеть и вернуться домой. Им все равно, что они оставят здесь, лишь бы побольше заграбастать. Я говорил и думал о том, что я ощущаю, сидя за одним столиком с такой девушкой - я, у которого нет ничего, кроме винчестера, револьвера, пары потрепанных одеял и взятого на время коня. И скорее всего ничего не будет. - Я, пожалуй, пойду, - сказала она. - Мистер Лумис будет сердиться, если узнает, где я была. - Со мной вам ничто не грозит, - ответил я, - но, мэм, я бы на вашем месте не полагался бы ни на кого. Есть такие, кто убьет лишь за то, что вы знаете о тайне Натана Хьюма. - Мои дорогие родственнички? Я знаю. - Не только они. Когда дело касается денег либо красивой женщины, доверять можно очень немногим. - Вам тоже, мистер Сакетт? - Меня называют преступником, - ответил я. Глава 6 Капал мелкий дождичек, когда утром Флинч вывел лошадей. Было темно, лишь за тополями небо слегка посветлело. Под ними все еще царила ночь. Я привязал коня около повозки и с винтовкой в руке зашагал к заведению Пио. Комната была освещена свечами. Здесь было тепло, чувствовался приятный запах готовящейся на плите еды. Заспанный Лумис уже сидел за столом, однако в глазах его не было и намека на сон. Отодвинув стул, я сел напротив него, но не успел опуститься, как торопливо вошла Пенелопа, я встал, помог ей усесться, а Лумис одарил меня темным, гневным взглядом. Не знаю, то ли он сердился, потому что решил, что я пытаюсь за ней ухаживать, то ли еще почему, мне было все равно. Тихо как призрак появился Флинч и устроился с краю стола. Из кухни с большой тарелкой показалась сеньора, чуть позже она принесла полный дымящийся кофейник. Мы, борясь со сном, ели в молчании. Я знал, что должен был обдумывать лежащую впереди тропу и предстоящий день, однако в голову лезли мысли о вчерашнем и о собаке. Кто бы ни прятался в глинобитном доме на другой стороне улицы, он сбежал прежде чем собака сумела его найти. Я вспомнил, как она рыча, с поднятой на загривке шерстью приближалась к дому. Кроме меня ее никто не заметил. Собака, крадучись, вошла в дверной проем дома, я встал, перешел улицу и последовал за ней. Она меня знала - обнюхивала, когда я стреноживал коня в предыдущую ночь и в тот день, когда я зашел к Пио. Она поглядела на меня и стала обнюхивать пустую комнату. Я обнаружил снаружи за стеной шалашик, в котором неизвестный спал и курил сигареты, много сигарет. Собака с любопытством его обнюхала, затем направилась к низкой каменной ограде, через которую очевидно ушел человек. "СтивХукер?" - мелькнула у меня мысль? Когда мы вышли из кафе, еще не рассвело. Было прохладно, снова стал накрапывать дождь. Старая повозка заскрипела, когда мои спутники забрались в нее, Флинч взял вожжи и они тронулись. Я уже садился в седло, когда подошел Пио. - Не нравится мне все это, amigo, - сказал он. - По-моему, сеньориту ожидают неприятности. Мы с женой ее очень полюбили. - Ее злейшие враги позади. Те, о которых я говорил. Если они появятся здесь, ничего им не рассказывай. - Adios, - сказал он, и я двинулся вслед за повозкой. Мы переправились через Канадиен, в это время года река представляла собой почти полностью высохшее песчаное русло, и направились на запад, держась подальше от берега, чтобы не пересекать бесчисленные ручьи, но иногда ехали по высохшему руслу, по которому, извиваясь, бежал узкий поток воды. К тому времени, как рассвело, мы преодолели несколько миль. Я ехал впереди, выписывая широкие зигзаги, разведывая местность, выискивая следы индейцев и любые другие. Большинство отпечатков принадлежало отарам овец из Боррегос Пласа и бизонам. Дождь усилился и я вывел повозку из русла. В этих краях не угадаешь, когда узенький ручеек может превратиться в бурный, кипящий поток. К тому же я не знал, сколько дождей выпало в верховьях реки. Когда мы отъехали от русла примерно на милю, я уловил движение в зарослях ив впереди и ниже по склону и увидел, что от реки едут два всадника. На таком расстоянии я не смог разобрать их лица, а они на нас даже не взглянули. Я не слишком раздумывал прежде чем спуститься с холма и найти их следы. Эти двое устроили себе укрытие на берегу реки, располагавшимся чуть выше тропы, и долго в нем ждали. Я присел и посмотрел на проделанный нами путь. Те, кто нас поджидал, очевидно заметили, что мы свернули с дороги. Кто устроил на нас засаду, которая не удалась по счастливой случайности? Если бы я не увидел вдали тяжелые облака и не боялся, что по руслу может хлынуть дождевой поток, мы спокойно вошли бы в западню и неизвестные перестреляли бы нас, как куропаток. Они прятались за густыми ветвями деревьев, прорубив в них амбразуры, открывающие широкую линию огня. Эти люди первыми выстрелами сняли бы меня и одного из повозки, а оставшиеся никуда бы от них не делись. Эти двое были с запада, я понял это по тому, как они держались в седле, а судя по сооруженному укрытию, такую работу им приходится выполнять не впервые. Я тут же начал прикидывать, кто бы это мог быть. Их наверняка наняли. Кто же из тех, кого можно нанять, находился в окрестностях Гриффина или Форта Фантом-Хилл? Имена, которые я вспомнил, не прибавили мне оптимизма. Каждый из них мог доставить мне кучу неприятностей, а те двое, кто ждал нас в засаде, слишком хорошо знали свою работу, чтобы я чувствовал себя спокойно. Я шагом вел коня под дождем через зеленый склон холма и думал, что же случится, если все кладоискатели прибудут к Заячьим Ушам одновременно. А может нам удастся добраться первыми? - Кто были те люди? - спросил Лумис, когда я подъехал к повозке. Значит он их заметил. - Охотники... охотники на крупную дичь, мистер Лумис, а в роли дичи выступаем мы. - Они ждали нас? - недоверчиво спросил он. - Кто они? - Кто-то нанял их устроить засаду. Они хорошо знают свое дело. На сей раз нам повезло, но на это рассчитывать больше нельзя. Когда я согласился сопровождать вас, мистер Лумис, я не подумал о такой возможности, однако мне придется отправиться за этими охотниками. Или я уберу их, или они нас. Он не возражал. По замечаниям Лумиса я понял, что его беспокоит вопрос, кто платил деньги и кто они такие, эти убийцы. Я не мог ответить на эти вопросы, но знал, что мы попали в переделку. Лучший способ не дать неизвестным убить нас - это найти их первым. С неба продолжал падать легкий моросящий дождь. Река заметно поднялась, хотя бурлящего дождевого потока не было. Мы тронулись дальше, держась на некотором расстоянии от берега. Незадолго до полудня мы свернули по течению ручья Пунта де Агуа. Нам приходилось выбирать путь, избегая мест, где могла ждать засада, стараясь держаться открытых мест и в то же время стараясь не быть заметными издалека. Это была не простая задача. Мой жеребец прошел вдвое большее расстояние, чем повозка. Мы держались севернее правого берега ручья, и разбили лагерь на другом ручье, Лос Редос, в полумиле от впадения его в Пунта де Агуа. Никто почти не разговаривал. Все были измотаны трудным и долгим путешествием, а Лумис выглядел угрюмым и злым. Мы напоили лошадей и стреножили поблизости. Я расстелил одеяла для Пенелопы, затем отошел подальше от костра и выбрал место для ночевки под отвесной скалой, где никто не мог на меня напасть и откуда просматривался весь лагерь. Мили через четыре ручей отклонялся на запад, однако на следующее утро мы двинулись в северном направлении. Я надеялся, что этот маневр собьет с толку людей, готовивших нам засаду, потому что самый удобный путь к Заячьим Ушам и Ромеро лежал по берегу ручья. Но дальше ручей Пунта де Агуа сворачивал на север, и я надеялся опять выйти на него, повернув через некоторое время ему навстречу. Я ехал впереди и обследовал местность, продвигались мы хорошо. Дождь прекратился, но склоны холмов оставались мокрыми и скользкими. Тем временем я раздумывал над нашим положением. Убийцы ждут нас в засаде дальше... но где? Если б догадаться, то можно было бы самому на них напасть. Мы резко свернули на запад по направлению к ручью Рита Бланка, а когда доехали до него, остановились перекусить. Лумис все время сердито поглядывал на меня, потом зашагал к вершине холма. - Если он не будет вести себя осторожнее, - заметил я стоявшей рядом со мной Пенелопе, - то долго не протянет. Однако интересовал меня не Лумис, а Флинч. Этот парень меня озадачил. Он был хитрым, спокойным и молчаливым, ни во что не вмешивался, но мне показалось, что от него мало что ускользало. Пару раз я видел, что он ищет следы. Сейчас Флинч собирал дерево для костра. Около ручья валялось много высохшего плавника. Флинч ходил бесшумно, словно дикое животное, ни разу не наступив на сухую ветку, не пошевелив ни кустика. Сухая ветка может треснуть под копытом лошади либо коровы, но никогда под оленем или каким-то другим диким существом, и Флинч был именно таким существом. Он двигался очень тихо и незаметно. Было ли случайным совпадением, что он оказался поблизости, когда Лумис искал помощника? Он не говорил, что знает эту землю, однако я был уверен, что он хорошо с ней знаком, так же хорошо, как я, если не лучше. Пока мы с Пенелопой разговаривали, вернулся Лумис. Он недовольно посмотрел на девушку. - Пенелопа! Подойди сюда! Она повернулась со вздернутым подбородком. - Мистер Лумис, я не позволю разговаривать со мной подобным тоном! Вы мне не отец и не опекун. Лумис рассвирепел так, что будь Пенелопа поближе, он бы ударил ее. Мгновение он сердито глядел на нее, затем строго сказал: - Я бросил все свои дела, чтобы приехать сюда и помочь тебе. И это твоя благодарность? Надо признаться, она здорово его отшила. - Мистер Лумис, я очень признательна вам за заботу, я благодарю вас за нее, однако это не дает вам никакого права вмешиваться в мою жизнь. Если мы найдем золото, я вам заплачу. При этих словах Лумис налился краской. - Ты слишком много болтаешь, - вспыхнул он. - Если вы имеете в виду, что она слишком много болтает о золоте Натана Хьюма, - произнес я как бы между прочим, - то вы ошибаетесь. До сих пор Пенелопа никогда не говорила о нем, и если уж зашла об этом речь, то в этих краях почти каждый знает историю с караваном. Ставлю последний цент, что и Флинчу она известна. - Я посмотрел на Флинча. Он спокойно возвратил взгляд и ничего не сказал, однако он наверняка знал о золоте. - Мне достаточно было услышать ее фамилию, не говоря уже о других вещах. Ну, насчет того, что Пенелопа ни словом не обмолвилась о золоте, я приврал, но мне хотелось оставить Лумиса без козырей. Кроме того, его мотивы стали казаться мне подозрительными. Не тот он был человек, чтобы бросить все на свете и отправиться на Дикий Запад в погоню за радугой. - По здешним местам путешествуют очень немногие, - добавил я, - а путь, на котором настояли вы, отличается от того, что выбрал бы я. Тем не менее я доставлю вас в Ромеро, если вы собираетесь именно туда. Или, если вам удобнее, отвезу вас прямо к горе Заячьи Уши. Пенелопа задумалась. - А как короче? - По ручью Рита Бланка. Разница небольшая, но это все же разница, и ехать будет намного легче. - Нам нужно в Ромеро, - упрямо сказал Лумис. - Я рассчитывал пополнить там припасы. - Если знаете, где спрятано золото, - посоветовал я, - отправляйтесь прямо туда как можно быстрее, прежде чем к сокровищу кинутся целые толпы. Кто-то ведь заплатил тем парням, которые поджидали нас в засаде. Может их наняли Карнсы, может кто-то другой. Я бы на вашем месте двигался побыстрее и поторопился попасть к золоту первыми... если сможете. Мои слова его утихомирили. Лумису хотелось заполучить клад, страшно хотелось. Через секунду он произнес: - Ладно, ведите нас. Мы отправились дальше по той же тропе, по которой шли раньше. Местность была открытой и пустынной с переходящими одно в другое возвышениями, которые едва ли можно было назвать холмами, но которые представляли кое-какое укрытие. Я знал, как путешествовать незамеченным, поскольку занимался этим почти всю жизнь. Осторожно разведывая окрестности, я натолкнулся на чисто выметенную ветром скальную поверхность. Неподалеку на берегах ручья валялось немного сушняка для костра, поэтому мы остановились и разбили лагерь. Для ночевки было рано, однако я знал, что делал. Мы разожгли небольшой огонь, сварили кофе и поужинали. Вокруг костра я расчистил землю, чтобы не занялась трава, потом добавил несколько толстых веток, которые будут долго и медленно гореть. Я даже соорудил из веток подобие пирамиды над огнем: когда верхние концы прогорят, они упадут в костер, добавив ему топлива. Когда опустилась ночь, я отвел всех в темноту. Мы потуже затянули снаряжение, чтобы производить меньше шума, и двинулись в ночь, оставив позади полыхающий костер. Я соорудил его так, что он будет гореть и дымить даже после восхода солнца, а к тому времени мы уже будем далеко. Мы проехали по скалам, а затем углубились в поросшие травой дюны. Эти дюны постоянно заносит песком, который быстро скроет следы повозки. Земля здесь была пустынной, поросшей пучками травы, с редкими песчаными барханами. Мы ехали на север вдоль ручья, держась подальше от берега. Ехали весь день и после наступления темноты и наконец за полночь наткнулись на место, которое я искал - неглубокая топкая впадина посреди низких холмов, окруженная кустарником. Там мы остановились, проведя остаток ночи без огня. Я натянул мокасины, вернулся назад по следам повозки и припорошил их песком и пылью. Затем сел на коня, нашел в кустарнике, футах в ста от лагеря, ровную, травянистую и сухую площадку, отпустил коня пастись, а сам улегся спать. Ко мне невозможно было подойти без того, чтобы я не услышал шагов по размокшей земле, да и мой мустанг сразу почует чужого. Я заснул, не беспокоясь о том, что мне всадят нож в бок или ударят камнем по голове. Однако прежде чем заснуть, я перебрал в памяти события последний дней и попытался предугадать, что же будет дальше и тем самым подготовится к неожиданностям. Будущее предсказать нельзя, но предвидеть его, если знаешь, какие мысли таят люди, можно. У золота есть одна особенность: оно полностью меняет мировоззрение человека. Когда речь идет о золоте, я не доверяю никому, даже себе. Я никогда не был состоятельным, поэтому возможность обладать сокровищем может сделать меня еще хуже, чем я есть на самом деле. Более того, оно повлияет на поведение моих спутников, а они, за исключением Пенелопы, и без того не внушали мне уважения. Молодой девушке, оставшейся в этом мире одной и без денег, предстоят тяжелые времена. Она становится жертвой домогательств и всевозможных несчастий, что не облегчает ей жизнь. Что бы ни случилось, надо проследить, чтобы Пенелопа получила причитающуюся ей часть богатства. Я подумал и о себе. Если золото найдется, мне тоже кое-что должно достаться, однако я был уверен, что когда дело дойдет до главного, все будут действовать по принципу "каждый за себя, а на остальных наплевать". Утро наступило слишком скоро; я проснулся перед рассветом, услыхав сквозь сон легкие шаги по воде. Открыв глаза, глянул на мустанга - он настороженно поставил уши, и я сжал под одеялом свой замечательный нож. Нож был особенный, его сделал человек по прозвищу Жестянщик. Лезвие его было острым, как бритва, - я им часто скоблил щетину - и в то же время таким прочным и твердым, что резало кости так же легко, как мясо. Жестянщик был путешествующим торговцем, он продавал разные вещи, но иногда в его товарах встречались собственноручно сделанные ножи. Под ногами подкрадывающегося человека едва слышно плескалась вода, а я думал о том, как этот человек старается незаметно подобраться ко мне, не подозревая, что его присутствие можно обнаружить задолго до того, как он ступит на сухую землю. Вдруг я услышал, как хлюпнула вода в сапоге и увидел, что надо мной с топором в руке стоит Лумис. Он стоял очень близко, подготовив топор для удара, но когда наши взгляды встретились, он остановился. В глазах у него мерцала злость. Ну, я-то всю жизнь только и делал, что выбирался из неприятностей и дрался. По тому, как он держал топор, я понял, что он ударит сверху вниз и налево, поскольку человеку, рубящему от правого плеча очень трудно с точностью бить направо. Если Лумис меня ударит, я откачусь вправо и вскочу на ноги. Он сжимал топор с такой силой, что побелели костяшки пальцев, лицо его было искажено ненавистью. Внезапно до меня дошло, что каким бы старым ни был Лумис, он хотел заполучить не только золото, но и девушку. На секунду я подумал, что он одумался, однако Лумис вдруг шагнул вперед, с хрипом втянул воздух и рубанул. Его вздох предупредил меня, но он ударил очень быстро - я едва успел увернуться, и лезвие топора просвистело в нескольких дюймах от моего плеча. Затем я одним прыжком, как кошка, оказался на ногах и тут же приставил нож к груди Лумиса. У него не было ни единой возможности снова поднять топор, я мог за мгновение распороть ему живот, и он понимал это. Я посмотрел ему в глаза и произнес: - Лумис, ты вонючий ублюдок с манией убийства. У меня есть все основания прикончить тебя. Тем не менее я не мог его убить. Если бы Лумис зарубил меня, никто не стал бы горевать, ведь у меня была репутация известного преступника. Может быть Пенелопа и возмутилась бы, но что бы она сделала? Флинчу было все равно, жив я или нет. С другой стороны, если бы я зарезал Лумиса, кто бы мне поверил, что он напал на меня с топором в руках? Поэтому я лишь поглядел ему в глаза - мы стояли лицом к лицу на расстоянии полутора футов - потом опустил нож и срезал пуговицу с его куртки, затем еще одну и еще... пока лезвие не оказалось у него под подбородком. Тогда я поднес кончик ножа к его шее и слегка кольнул. - Не следовало тебе этого делать, мистер Лумис. Ты подрываешь веру в людей. А теперь поворачивайся и убирайся обратно в лагерь. И вот еще что, мистер Лумис, не пытайся повторить свою попытку, или я выпущу тебе кишки. Пот с него тек ручьями, я редко видел, чтобы человек так испугался. Он попятился, повернулся и бросился прочь, разбрызгивая воду. Я оседлал коня, приторочил седельные сумки, захватил винчестер и, ведя мустанга в поводу, по краю низины обошел лагерь и приблизился к нему с противоположной стороны. Я хотел убедиться, что к нам никто не подобрался, а также подойти к остальным так, чтобы видеть их всех. Когда я подошел, Пенелопа как-то странно на меня посмотрела, но ничего не сказала. У меня сложилось впечатление, что Флинч знал, что произошло между мной и Лумисом, потому что от глаз этого метиса мало что ускользало. Он был из тех, что дожидаются конца драки в сторонке, а потом подбирают оставшиеся лакомые кусочки. Мы выехали в прерию. Я понимал, что за нами уже охотятся, скорее всего преследователи идут по ручьям, где есть вода. Однако теперь нас окружали многочисленные болотца и пруды, так что вода перестала быть проблемой. Следующей ночью мы остановились в ложбинке у ручья Каррисо, в месте, которое трудно было обнаружить даже приблизившись на несколько ярдов. Лумис нервничал. Он меня избегал, а я был только рад этому. Присев на корточки возле костра, я пил горячий черный кофе и разговаривал с Пенелопой. Давно мне не приходилось перемолвиться словечком с девушками. - Будьте осторожны, - предупредил наконец я ее, - не доверяйте никому. Вы красивая девушка, а там, где речь заходит о золоте и девушках, доверять можно очень немногим. - А вам можно, Нолан? - Она впервые назвала меня по имени. - Мне тоже нельзя. Я так же охоч до золота, как и всякий другой. - А до женщин? - Ну, до определенного предела. Мама научила меня уважать женщин. Пенелопа молчала минуту или две, затем очень тихо сказала: - Я вообще не верю людям, Нолан. - Вы должно быть верите Лумису, если забрались вместе с ним в такую глушь. - Он достаточно стар, чтобы быть мне отцом. Или даже почти дедушкой. Кроме того, как еще я смогла бы попасть сюда? Вы бы рассказали кому-нибудь, где спрятано сокровище, с тем, чтобы потом остаться дома и ждать, пока он вернется с вашей долей? - Никогда. - Вот и я тоже. Мы тронулись в путь с первыми лучами рассвета. По дороге все чаще стали попадаться кусты мескита и заросли опунции. Я вынул из чехла винчестер и ехал, положив его поперек седла. Мы направлялись на северо-запад к броду через ручей Перико, который находился точно к югу от горы Заячьи Уши. Мы с мустангом держались в стороне от повозки, то впереди нее, то позади, но ни на мгновение не теряя ее из вида. В то же время я старался не подставлять спину своим спутникам. Где, интересно знать, Сильвия Карнс со своими братцами? И что стало со Стивом Хукером? Выехав на гребень невысокого холма, я увидел далеко на горизонте в северной стороне двойную вершину Заячьих Ушей. Она была едва ли достаточно высокой, чтобы заслужить в этих краях титул горы, но даже с этого расстояния можно было легко разглядеть, почему она получила такое название. Время было около полудня, мы находились примерно в миле от брода. Не поднявшись на холм, гору увидеть было невозможно, поэтому остальным я ничего о ней не сказал. В голове у меня вертелись мысли о том, что мы находимся в нескольких милях от громадной кучи золота и что если я не ошибаюсь, с полдюжины людей готовы убивать ради того, чтобы завладеть этой кучей. Неожиданно я подумал: "А почему бы просто не слинять отсюда? С какой стати вмешиваться не в свое дело? Пусть эти Карнсы и их родственнички перебьют друг друга. Стоит ли даже такое количество золота того, чтобы я рисковал за него жизнью? Вряд ли." Мне не составит труда повернуть коня и уехать прочь. В нескольких днях перехода лежала Мора - городок, где жили мои дальние родственники. На севере раскинулись бесшабашные старательские поселки, где можно было заработать тем или иным способом. Легкий посыл поводьями и я свободен, мне не надо будет ни о чем беспокоиться, кроме как о встрече с команчами. Однако вся штука была в том, что в повозке ехала девушка; каким бы подлым я ни был, не по мне оставлять ее на растерзание стаи волков. Просто не по мне. Каждой своей клеточкой я чувствовал, что надо бежать, однако я развернул коня и направился к броду. И к крупным неприятностям.