Гарри Тортлдав Крисп Видесский ------------------------------------------------------------- Krispos of Videssos, 1991 (с) Даниэль Смушкович, перевод, 1997 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- Посвящается Константину Седьмому и дьякону Льву, любителю рисового пудинга I Золотая заготовка была плоской и маленькой -- с ноготь большого пальца; гладкий кругяк, готовый стать монетой. Крисп вернул заготовку мастеру-чеканщику, а тот осторожно уложил круглячок на нижнюю форму пресса. -- Готово, ваше величество, -- сказал он. -- Теперь потяните вот за этот рычаг. "Ваше величество". Крисп подавил улыбку. Автократором видессиан он стал всего восемь дней назад, и еще не успел привыкнуть, что все и каждый величают его новым титулом. Он потянул рычаг. Верхняя пластина пресса опустилась на заготовку, мягкое золото смялось, повторяя изгибы резных форм. -- А теперь, с позволения вашего величества, просто отпустите, чтобы формы разошлись, -- подсказал чеканщик. Когда Крисп подчинился, мастер вынул только что отчеканенную монету и внимательно осмотрел. -- Превосходно! Не будь у вас иных забот, ваше величество, я бы вас нанял к себе. -- Посмеявшись собственной шутке, чеканщик передал монету Криспу. -- Вот, ваше величество, -- первый золотой вашего правления! Крисп взвесил золотой на ладони. Монета лежала аверсом кверху. С нее на императора смотрел Фос, суровый судия, чей лик столетиями освящал видесские монеты. Крисп перевернул золотой, чтобы глянуть на собственную физиономию -- аккуратная, пусть и чуть длинноватая бородка, нос с горбинкой. Венчала портрет императорская корона. Вокруг бежали крохотные, но четкие буковки: "Крисп Автократор". Крисп покачал головой. Золотой вновь напомнил ему, что теперь император -- он. -- Поблагодарите от меня резчика, почтенный, -- сказал он. -- Так быстро вырезать форму, и так похоже -- да он просто волшебник. --Я передам ему, ваше величество. Он будет рад. Нам и раньше приходилось работать в спешке, когда Автократоры сменялись весьма внезапно, так что мы, э... У чеканщика внезапно появилась веская причина срочно осмотреть станок. "Знает, что проговорился", -- подумал Крисп. Император занимал трон не по праву наследия; он вырос в деревне на северной границе Видесса -- а несколько лет жизни провел и севернее границы, рабом кочевников-кубратов. Но после того, как эпидемия холеры выкосила почти всех его родных, Крисп оставил свою деревню и направился в город Видесс, столицу великой империи. Сила и ум подняли его до положения вестиария -- постельничего -- при императоре Анфиме Третьем. Анфим больше времени уделял развлечениям, чем управлению страной; когда Крисп вознамерился напомнить ему о долге правителя, Анфим попытался убить его с помощью чародейства, но, перепутав заклинания, погиб сам... "Так что теперь, -- подумал Крисп, -- на золотых чеканят мое лицо". -- Каждый день мы вырезаем новые формы, и для нашего монетного двора, и для провинций. -- Мастер почел за благо сменить тему. -- Скоро все смогут увидеть ваше лицо на монетах, ваше величество. -- Хорошо. -- Крисп кивнул. -- Так и должно быть. Сам он впервые увидел лицо Анфима еще в далеком детстве, именно на золотом. -- Рад, что вы довольны. -- Чеканщик поклонился. -- Да будет ваше правление долгим и счастливым, чтобы наши мастера отчеканили для вас еще много монет. -- Благодарю. Крисп с трудом удержался от того, чтобы не поклониться в ответ, как он сделал бы до восшествия на престол. Поклон Автократора не порадовал бы мастера -- скорее напугал бы до полусмерти. Выходя с монетного двора, Крисп вынужден был взмахом руки остановить рабочих, пытавшихся, бросив все, упасть перед ним ниц. Он еще не до конца осознал, как стесняют императора традиционные церемонии. Во дворе Криспа поджидал взвод халогаев, приветствовавших выходящего императора взмахами секир. Капитан придержал коня, пока Крисп взбирался в седло. Могучий светловолосый северянин раскраснелся и обильно потел, хотя Криспу день не казался слишком жарким, -- суровые наемники в большинстве своем с трудом переносили видесскую летнюю жару. -- Куда теперь, твое величество? -- спросил командир. Крисп глянул на листок пергамента, где нацарапал список всех намеченных на это утро дел. С тех пор, как он стал Автократором, на него навалилось столько забот, что он и не надеялся удержать их все в голове. -- К патриарху, Твари, -- ответил он. -- Буду совещаться с Гнатием. Опять. Гвардейцы сомкнулись вокруг Криспова гнедого мерина. Император подал коня вперед шенкелями, дернул поводья. -- Вперед, Прогресс, -- бросил он. В императорских конюшнях можно было подобрать скакуна и покрасивее -- Анфим разбирался в конях. Но Прогресс принадлежал Криспу еще до того, как он стал императором, и это выделяло мерина среди прочих. -- Дорогу! Дорогу Автократору видессиан! -- размахивая топорами, вскричали халогаи, выйдя за пределы дворца, на площадь Паламы. Дорога в толпе явилась точно по волшебству. Этой императорской привилегией Крисп наслаждался от души -- без нее ему, как прежде, понадобилось бы с полчаса, чтобы перебраться через площадь. Иногда ему казалось, что на площади Паламы половина человечества пытается продать что-нибудь второй половине. Хотя присутствие императора -- и суровых халогаев -- заставляло торговцев и разносчиков умолкать, шум оставался невыносимым. Выехав с площади, Крисп с облегчением потер уши. Халогаи протопали по Срединной улице, главной магистрали города Видесса. Видессиане, любители зрелищ, останавливались, показывали пальцами, отпускали соленые замечания, точно Крисп не мог их ни видеть, ни слышать. "Конечно, -- подумал он с кривой усмешкой, -- я так недавно сел на трон, что интересен одним этим". Вместе со своей стражей он двинулся на север, к Собору, величайшему из святилищ Фоса во всей империи. Патриаршие палаты стояли поблизости. Завидев их, Крисп изготовился к очередной встрече с Гнатием. Беседа началась вполне пристойно. Письмоводитель вселенского патриарха, жрец по имени Бадурий, встретил Криспа у дверей и проводил в кабинет Гнатия. Патриарх при виде императора вскочил с кресла и пал вначале на колени, а потом ниц, старательно отдавая императору положенные почести -- так старательно, что Крисп, как часто бывало с ним в обществе Гнатия, задумался, а не подсмеивается ли тот над ним втихомолку. Выдавая в патриархе лицо духовное, нестриженная борода и бритый череп не отнимали, однако, его индивидуальности, как часто бывало со священниками. Крисп всегда думал, что Гнатий похож на лиса -- хитер, изящен и коварен одновременно. Союзником он был бы могучим. Но он был врагом. Анфим приходился ему дальним родичем. Крисп подождал, пока патриарх не поднимется с пола, и устроился в кресле напротив стола. Указав Гнатию на стул, император сразу перешел к делу: -- Надеюсь, пресвятой отец, вы сочли возможным изменить свое решение по вопросу, который мы вчера обсуждали? -- Ваше величество, я все еще занят изучением святых писаний Фоса и духовного закона. -- Гнатий взмахом руки обвел груду свитков и фолиантов на столе. -- Однако должен с сожалением сообщить, что до сих пор я не обнаружил оправданий брачной церемонии, которая могла бы соединить вас священными узами с императрицей Дарой. Не только потому, что овдовела она совсем недавно, но и потому, что в смерти его величества Автократора Анфима отчасти повинны и вы. Крисп втянул воздух сквозь зубы. -- Послушайте меня внимательно, пресвятой отец -- я не убивал Анфима. Я клялся в этом много раз именем бога благого и премудрого, и клялся честно. -- Рука его очертила круг над сердцем, словно бы в подтверждение его слов. -- Пусть Скотос отправит меня в вечный лед, если я лгу. -- Я не сомневаюсь в ваших словах, ваше величество, -- успокаивающе произнес Гнатий, тоже очерчивая солнечный круг. -- Но остается фактом, что, не окажись вы рядом с Анфимом, он остался бы в мире живущих. -- О да, именно -- зато я был бы мертв. Если бы он закончил свое заклятье правильно, оно раздавило бы меня, а не его. Где в святых писаниях Фоса сказано, что человек не может защищать собственную жизнь? -- Нигде, -- согласился патриарх. -- Я и не говорил этого. Но тому не избежать вечного льда, кто берет в жены вдову убитого им, а по вашим же собственным словам, вы в какой-то мере стали причиной Анфимовой гибели. Потому я и взвешиваю степень вашей ответственности за это деяние согласно букве и духу церковного закона. Когда я приду к конкретному решению, заверяю вас, я немедленно сообщу. -- Пресвятой отец, по вашим же собственным словам, в этом есть серьезные сомнения -- люди могут решать по-разному. Если ваше решение мне не понравится, я, полагаю, смогу найти священника, который, надев синие сапоги патриарха, решит вопрос в мою пользу. Вы меня поняли? -- О, да... вполне, -- Гнатий изогнул бровь. -- Извините за такую грубость, -- сказал Крисп. -- Но мне кажется, что вы со своими отговорками больше заняты тем, чтобы мне насолить, чем святыми писаниями Фоса. Этого я не потерплю. В ночь моей коронации я сказал вам, что буду императором всего Видесса, включая церкви. Если вы встанете у меня на дороге, я вас с нее уберу. -- Заверяю вас, ваше величество, эта задержка не была намеренной, -- проговорил Гнатий, еще раз обводя широким жестом груды книг. -- Что бы вы не говорили, ваш случай запутан и тяжел. Но я клянусь богом благим, что в течение двух недель приду к определенному решению. Выслушав его, можете делать со мной, что вам будет угодно. Такова привилегия Автократоров. -- Патриарх покорно склонил голову. -- Две недели? -- Крисп задумчиво погладил бороду. -- Хорошо, пресвятой отец. Надеюсь, вы распорядитесь ими мудро. -- Две недели? -- Дара решительно покачала головой. -- Нет, не пойдет. Гнатий обойдется и меньшим. Пусть поиграет дня три со своими свитками, но не больше. А лучше бы два. Крисп часто удивлялся, как в хрупкую Дару влезает столько упрямства. Макушка супруги приходилась ему по плечо, но переубедить ее было не легче, чем сдвинуть с места великана халогая. Поэтому Крисп только развел руками. -- Я обрадовался уже тому, что дал ему определенный срок на раздумье. В конце концов он согласится -- патриархом быть ему нравится, и он знает, что я его сниму с поста, если он надумает мне противоречить. Мы можем позволить себе подождать пару недель. -- Нет, -- ответила Дара еще тверже. -- Мне жаль тратить на него даже песчинку из часов. Если он готов согласиться, ему не нужно думать неделями. -- Но почему? -- спросил Крисп. -- Я ведь уже договорился с ним и не могу отказаться от своих слов без причины -- если только не хочу, чтобы он проповедовал против меня в Соборе, стоит мне отвернуться. -- Сейчас у тебя будет очень серьезная причина, -- пообещала Дара. -- Я беременна. -- Ты... -- Крисп глянул на нее, открыв рот. Потом задал тот идиотский вопрос, который каждый мужчина задает женщине, услыхав подобную новость: -- Ты уверена? Губы Дары весело дрогнули. -- Еще бы. Я не только не дождалась месячных, но и потеряла свой завтрак от вони, когда утром вышла по нужде. -- Да, ты точно беременна, -- согласился Крисп. -- Как чудесно! -- Он обнял свою подругу, провел рукой по густым черным волосам. Потом ему пришла в голову другая мысль; очень неподходящая, она слетела с губ прежде, чем Крисп сумел ее удержать: -- От меня? Дара напряглась. К сожалению, вопрос не был ни праздным, ни в сущности, жестоким, если не считать, в какой момент он был задан. Конечно, Дара была его любовницей, но одновременно и супругой Анфима, а тот отнюдь не славился воздержанием. Когда Дара, наконец, подняла взгляд, в глазах ее стояла тревога. -- Думаю, что от тебя, -- медленно ответила она. -- Хотела бы я сказать точно, но не могу... честно. Ты бы понял, что я лгу. Крисп припомнил дни до того, как он захватил трон; тогда он занимал покои вестиария, рядом с императорской опочивальней. Анфим пьянствовал и веселился часто, но отнюдь не еженощно. Крисп вздохнул, отступил на шаг и с горечью подумал, что жизнь подсунула ему неопределенность именно там, где ему больше всего нужна была уверенность. Дара в раздумье прищурилась и поджала губы. -- Можешь ли ты позволить себе лишить наследства моего ребенка, на кого бы он ни был похож? -- спросила она. -- Я только что задал себе тот же вопрос, -- ответил Крисп с уважением. С головой у Дары все было в порядке, и ей нравилось быть императрицей -- так же, как Гнатию -- патриархом. Для этого ей нужен был Крисп; но и он сам нуждался во вдове Анфима -- связь с прежним императорским родом добавляла законности его собственной власти. Крисп снова вздохнул. -- Нет, наверное. -- Надеюсь, что это твой ребенок, Крисп, благим богом клянусь, и, наверное, так и есть, -- искренне сказала Дара. -- В конце концов, я не беременела от Анфима все эти годы. И не слышала, чтобы какая-то из его шлюх понесла ублюдка -- а уж их-то хватало! Поневоле призадумаешься над силой его семени. -- Верно, -- согласился Крисп. Некоторое облегчение он почувствовал, но годы, прожитые в городе Видессе, научили его принимать на веру только Фоса, а не людские слова. Но даже если в ребенке не текла его кровь, он все же поставит на нем собственный знак. -- Если это мальчик, мы назовем его Фостием, в честь моего отца. Дара подумала и кивнула. -- Хорошее имя. -- Она дотронулась до плеча Криспа. -- Но теперь ты видишь, почему надо поторопиться? Чем скорее мы обвенчаемся, тем лучше. Не мы одни умеем считать месяцы. Роды на пару недель до срока -- не редкость. Но еще немного -- и замелют злые языки, особенно если ребенок будет большим и сильным... -- Да, ты права, -- согласился Крисп. -- Я поговорю с Гнатием. Если ему не по душе спешка -- тем хуже для него. Поделом ему за то, что он заставил меня держать речь перед толпой во время коронации. Благим богом клянусь, он надеялся, что я наступлю себе на язык. -- За это ему в самый раз тюрьма под зданием чиновной службы на Срединной улице, -- сказала Дара. -- Я тебе об этом давно твержу. -- Если он мне откажет сейчас, тем дело и кончится, -- пообещал Крисп. -- Он предпочел бы скорее выпустить Петрония из монастыря и посадить на трон, чем отдать корону мне. Анфиму он приходился дядей, а Петронию -- двоюродным братом. -- Тебе он точно не родственник, -- мрачно напомнила Дара. -- Тебе следует назначить патриархом своего человека, Крисп. Вражда с церковью добром для нас не кончится. -- Знаю. Если Гнатий откажет нам, то даст мне предлог избавиться от него. Проблема в том, что на его место мне придется посадить настоятеля Пирра. -- Он будет тебе верен, -- заметила Дара. -- О да, -- проговорил Крисп без энтузиазма. Пирр был честен и умен, но набожен до фанатизма. Он относился к Криспу куда лучше, чем Гнатий даже в лучшие времена, но ладить с ним было куда труднее. -- Теперь я готова надеяться, что Гнатий скажет тебе хоть слово поперек, если ты за это снимешь с него синие сапоги. Крисп как-то внезапно прекратил гадать, какие еще проблемы создаст ему Гнатий. Мысли его переключились на Дару и ребенка, которого она носит -- его ребенка, твердо сказал он себе. Он притянул ее к себе и крепко обнял. Дара удивленно пискнула, когда Крисп поцеловал ее, но губы ее жадно длили поцелуй еще и еще. -- Пойдем в спальню? -- спросил Крисп, когда они нашли в себе силы оторваться друг от друга. -- Что, днем? Мы смутим всех слуг. -- Ерунда, -- бросил Крисп. После разгульного царствования Анфима дворцовых слуг могло бы ошарашить разве что полное воздержание, но об этом Крисп предпочел промолчать. -- Кроме того, у меня есть свои причины. -- Назови хоть две, -- лукаво потребовала Дара. -- Ладно. Во-первых, если ты беременна, то скоро потеряешь интерес к этому занятию, так что мне лучше наслаждаться, пока можно. А во-вторых, я всегда хотел заняться с тобой любовью при дневном свете. Раньше мы никогда не осмеливались. -- Чудная смесь практичности и романтики. -- Дара улыбнулась. -- Что ж -- почему бы нет? По коридору они прошли рука об руку. И если служанки или евнухи странно поглядывали на них -- ни Крисп, ни Дара не заметили. -- Явился патриарх, ваше величество, -- с поклоном объявил Барсим своим полутенором-полуальтом. Явление патриарха его не слишком впечатлило; впрочим, впечатлить вестиария было почти невозможно. -- Благодарю вас, почитаемый господин, -- ответил Крисп; у дворцовых евнухов имелись собственные уважительные обращения, не такие, как у аристократии. -- Впустите его. Переступив порог комнаты, где Крисп сражался с ордой налоговых отчетов, Гнатий простерся ниц. -- Ваше величество, -- пробормотал он в пол. -- Встаньте, пресвятой отец, прошу вас, -- благодушно ответил Крисп. -- Присаживайтесь, будьте как дома. Вина с печеньем? -- Дождавшись кивка, Крисп махнул Барсиму рукой, и тот послал за угощением. Когда патриарх подкрепился, Крисп перешел к делу. -- Пресвятой отец, я крайне сожалею, что вынужден был призвать вас до истечения обещанных мною двух недель, но для меня крайне важно знать ваше мнение о том, можем ли мы с Дарой быть обвенчаны по закону. Он ожидал, что патриарх разразится протестами. Но Гнатий просиял. -- Какое приятное совпадение, ваше величество. Я собирался ближе к вечеру послать вам письмо, дабы сообщить, что я пришел к определенному решению. -- И? -- осведомился Крисп, думая про себя, что если Гнатий полагает, будто красивыми словами сможет подсластить отказ, то его ждет жестокое разочарование. Вселенский патриарх разулыбался. -- Я с превеликой радостью сообщаю вашему величеству, что не нахожу более со стороны законов веры препятствий к заключению вашего брака с императрицей. Возможно, спешка вызовет сплетни в народе, но к допустимости вашего союза в глазах церкви это уже не имеет прямого отношения. -- Правда? -- Крисп и удивился, и обрадовался. -- Я весьма рад это слышать, пресвятой отец. Встав, он своими руками налил вина патриарху, а заодно и себе. -- А я счастлив послужить вам, не поступаясь совестью, ваше величество, -- ответил Гнатий и поднял кубок: -- За ваше наилучшее здоровье. -- И ваше. -- Автократор и патриарх выпили. -- Как я понял из ваших слов, -- заметил Крисп, -- вы не против самолично провести церемонию бракосочетания? Если Гнатий уступил только из вежливости, подумал он, то заколеблется, а то и откажет. Но патриарх не замешкался с ответом. -- Буду лишь польщен подобной честью, ваше величество. Только назначьте день. Судя по вашей настойчивости, мне не придется ждать долго. -- Именно. -- Крисп все еще не пришел в себя от такого пылкого сотрудничества. -- Сможете ли вы подготовить все за... м-мм... за десять дней? Патриарх пошевелил губами. -- Через пару дней после полнолуния? К вашим услугам. -- Он опять поклонился. -- Великолепно. -- Крисп встал, давая понять, что аудиенция окончена. Патриарх понял, тут же откланялся, и Барсим вывел его из императорских палат. А Крисп вернулся к кадастрам. Царапая пометки на навощенной табличке, он чуть улыбался. Разобраться с патриархом оказалось проще, чем он рассчитывал, и к Гнатию Крисп испытывал легкое презрение. Казалось, патриарх был готов на все, только бы сохранить за собой теплое место. Надо лишь держать его в ежовых рукавицах, и все будет в порядке. "Одной заботой меньше", -- подумал Крисп и взялся за следующий свиток. -- Не волнуйтесь, ваше величество, -- сказал Мавр. -- Времени у нас достаточно. Крисп глянул на побратима с благодарностью и раздражением. -- Благим богом клянусь, приятно хоть от кого-то это слышать. Все швеи пищат котятами и плачутся, что платье Дары хоть лопни, не будет готово к сроку. И если они пищат котятами, то мастер-чеканщик ревет белугой -- большой такой белугой! Говорит, что я могу сослать его в Присту, коли мне охота, но для праздничного подаяния все равно не начеканят достаточно золотых с моей физиономией. -- В Присту, да? -- Глаза Мавра весело искрились. -- Тогда он всерьез. -- В одинокое поселение на северном берегу Видесского моря ссылали самых неисправимых преступников империи. По доброй воле туда не попадал почти никто. -- Да хоть в шутку, -- отрезал Крисп. -- Мне нужно золото, чтобы раздать народу. В ночь коронации мы слишком поторопились с захватом власти. Теперь у меня есть шанс оправдаться. Если я и сейчас не дам людям денег, меня сочтут скрягой, и неприятностей тогда не оберешься. -- Вообще-то ты прав, -- согласился Мавр, -- но почему это должно быть непременно твое золото? Это, конечно, предпочтительнее, но ведь в твоих руках и монетный двор, и казна. Кому интересно, чье лицо красуется на монете, если монета золотая? -- А в этом что-то есть, -- подумав, сказал Крисп. -- И мастер будет доволен. Танилида была бы рада тебя слышать; ты все-таки в нее пошел. -- Сочту это похвалой, -- заметил Мавр. -- Надеюсь. Это и есть похвала. -- Матерью Мавра Крисп искренне восхищался. Танилида была не только богатейшей землевладелицей в окрестностях восточного городка Опсикион, но также чародейкой и провидицей. Она предсказала неожиданный взлет Криспа, помогла ему деньгами и советом, побратала его с Мавром, и в те полгода, что провел Крисп в Опсикионе, прежде чем вернуться в город Видесс, являлась его любовницей, хотя и была на десять лет старше. О последнем Мавр не знал. Крисп все еще судил обо всех прочих женщинах по Танилиде -- даже о Даре, хотя та и не знала об этом. Барсим осторожно постучал в распахнутую дверь. -- Ваше величество, почтенный господин, ваше присутствие требуется на очередной репетиции венчальной процессии. В церемониальных делах вестиарий имел право приказывать самому Автократору. -- Сейчас мы придем, Барсим, -- пообещал Крисп. Вестиарий отступил на пару шагов, но не ушел. Крисп повернулся к Мавру: -- Думаю, что перед свадьбой я объявлю тебя севастом. -- Что? Меня?! -- Мавру было около двадцати пяти -- на пару лет меньше, чем самому Криспу, -- и чувства свои он выражал более бурно. Вот и сейчас он не сдержал восторженного восклицания: -- Когда тебе это в голову пришло? -- Я об этом подумывал с того дня, как поймал корону головой. Ты мой главный помощник, значит, тебе положен соответствующий титул. А венчание -- подходящий повод объявить об этом. Мавр поклонился. -- Когда-нибудь, -- посоветовал он, -- скажи своему лицу, о чем думаешь, а то оно до сих пор не знает. -- Иди, повой, -- шутливо огрызнулся Крисп. -- Должность севаста тебя еще и обогатит, даже больше, чем твое будущее наследство. А еще -- ты становишься моим преемником, если я не оставлю сына. Эти слова вновь напомнили ему, что он так и не знает, чьего ребенка носит Дара. Он подозревал -- и боялся, -- что будет решать эту загадку до самых родов. А может, и много лет после них. -- Я вижу, корона не дает тебе слушать, -- заметил Мавр. Крисп покраснел, сообразив, что прослушал слова побратима. -- Я говорю, -- повторил Мавр с таким видом, будто оказывал великое снисхождение недостойному слуге, -- что умереть, не оставив наследника, ты можешь, только проиграв гражданскую войну, а тогда я сам стану короче на голову и корону надеть не смогу. Крисп решил, что Мавр в своей легкомысленной манере высказал весьма печальную истину. -- Если ты отказываешься от этой чести, я назначу Яковизия, -- сказал он. Оба расхохотались. -- Тогда я согласен, хотя бы ради того, чтобы уберечь тебя от такой напасти, -- ответил Мавр. -- С его даром наступать на больные мозоли ты проиграешь любую гражданскую войну -- от тебя разбегутся все сторонники. -- И, словно испугавшись, что Крисп примет его всерьез, добавил: -- Он тоже будет на свадьбе? -- Конечно, -- отозвался Крисп. -- Ты думаешь, я позволю ему перемыть мои кости за такую обиду? Я от него натерпелся, еще когда был конюшим. Как и ты, готов поспорить. -- Кто, я? -- Мавр неубедительно изобразил святую невинность. Прежде чем Крисп успел ответить, в дверях опять появился Барсим. -- Ваше величество, репетиция начинается, -- сообщил он с непоколебимой вежливостью. -- Ваше присутствие -- и ваше, почтенный господин, -- он повернулся к Мавру, -- было бы крайне желательно. -- Идем, -- покорно ответил Крисп, и они с Мавром двинулись за вестиарием по коридору. Барсим бегал вдоль шеренги взад и вперед, квохча, точно курица в попытках пересчитать цыплят. Бесчисленные морщины были особенно хорошо видны на его безбородых щеках. -- Прошу вас, превосходные господа, почтенные господа, ваше величество, не забудьте, о чем мы говорили на репетициях, -- умолял он. -- Если бы солдат так гоняли, как нас, Видесс правил бы всем миром, лед его возьми. -- Яковизий закатил глаза и подергал себя за седеющую бородку. -- Пошли, начнем, наконец, этот балаган. Барсим сделал глубокий вдох и продолжил, точно его и не перебивали: -- Достойно поразить народ града Видесса можно лишь величием и безукоризненным порядком. -- Народ города Видесса не удивится, даже если Фос спустится с солнца, ведя Скотоса на цветной ленточке, -- заметил Мавр, -- так на что мы надеемся? -- Не обращайте внимания на моих товарищей, почитаемый господин. -- Крисп понял, что перенервничавший Барсим сейчас сорвется. -- Мы в ваших надежных руках. Вестиарий фыркнул, но все же чуть расслабился. Затем он во мгновение ока преобразился из квочки в старого сержанта. -- Наа-чинаем! -- возгласил он. -- Вперед на площадь Паламы! От императорских палат они двинулись на восток, мимо рощ, лужаек, садов, мимо Тронной палаты, мимо Зала девятнадцати лож, мимо других зданий дворца. Крисп знал, что Дара со своей свитой идут другой дорогой. Если все пойдет, как на репетиции, оба кортежа встретятся на площади Паламы. Барсим был уверен, что так и случится. Криспу казалось, что уверенность эта базируется исключительно на чародействе, хотя, сколько ему было известно, колдунов никто не нанимал. Чудом ли, или же еще как-то еще, но когда Крисп завернул за последний угол перед площадью, с другой стороны здания появилась Дара в окружении подружек и направилась прямо к нему. Когда они сошлись поближе, Крисп увидел на ее лице облегчение: Дара, видимо, тоже не была вполне уверена, что их свидание состоится. -- Ты прекрасна, -- сказал Крисп, становясь по правую руку от Дары. Она улыбнулась ему. Ветерок теребил ее волосы -- как и император, в этот день она не надела золотой короны. Платье ее, однако, имело темно-золотой цвет, прекрасно подходивший к смуглой коже. Вырез и обшлага были украшены тончайшим кружевом; приталенное платье только подчеркивало великолепную фигуру. -- Впере-ед! -- грянул Барсим, и свадебный кортеж проследовал на площадь. Если дворцовый сад был пуст, то на площади яблоку негде было упасть. Завидев Криспа и его спутников, толпа разразилась приветствиями и подалась вперед. Сдержали ее только два ряда вымпелов -- и расставленные вдоль них через каждые три шага халогаи. На поясе Криспа вместо меча красовался увесистый кожаный мешок. Теперь император запустил туда руку, набрал горсть золотых и швырнул в толпу. Крики стали еще оглушительнее и нетерпеливее. Дружки жениха, также экипированные мешками, тоже разбрасывали золото направо и налево, а с ними -- и дюжина слуг. -- Ты поб[jat]дилъ еси, Крисп! -- доносилось из толпы. -- Многая лета! -- Автократор! -- Многих сынов! -- Слава императрице Даре! -- Счастья владыке! Кричали и другое: -- Еще золота! -- Сюда кидай! -- Да нет, сюда! Кто-то проверещал: -- По году счастья желаю императору и супруге его за каждый золотой! -- Что за хитроумное сочетание лести и жадности, -- заметил Яковизий. -- И как только я не додумался? Крисп заметил кричавшего; тот стоял невдалеке, размахивая руками, как безумный. Император дернул слугу за рукав. -- А ну, отсыпь ему сотню золотых. Хитроумец взвизгнул от радости, когда слуга отсчитал монеты -- поначалу в подставленные ладони, а потом в карман, нашитый предусмотрительным горожанином прямо на тунику. -- Очень щедро, Крисп -- сказала Дара, -- но нам сотню лет не прожить, даже если очень хочется. -- К тому времени, когда этот парень выберется с площади, и у него не останется сотни золотых, -- ответил Крисп. -- Но пусть он хорошо распорядится остатком, а мы -- проживем счастливо много лет. Кортеж протолкался с площади Паламы на Срединную улицу. Колоннады по обе стороны дороги защищали толпу от палящего солнца. Принесли -- под охраной халогаев в боевых доспехах -- новые мешки с золотом. Крисп глубоко запустил руку в мешок и швырнул монеты изо всех сил. Со Срединной улицы кортеж свернул на север, как и в тот раз, когда Крисп отправлялся проведать Гнатия. Но теперь он прошел мимо краснокирпичного купола патриарших палат, к стоящему рядом Собору. Мавр похлопал Криспа по плечу. -- Помнишь, когда мы в последний раз видели на площади такую толпу? -- Мне ли забыть, -- ответил Крисп. Мавр говорил о дне, когда Крисп занял трон, когда Гнатий возложил корону на его чело перед дверями Собора. -- Жаль, что меня не было на твоей коронации, -- вздохнула Дара. -- Мне тоже, -- отозвался Крисп. Но оба они знали, что для Дары было бы непристойно смотреть, как Крисп занимает место ее бывшего супруга. Даже после нынешней свадьбы во всех тавернах и швейных мастерских города замелют злые языки. Но беременность Дары не позволяла ждать. На ступенях при входе в Собор тоже, как и в день коронации, стояли халогаи, готовые защитить Криспа и его спутников. У дверей императора поджидал Гнатий. Синие сапоги и вышитая жемчугом риза с парчовым таблионом придавали патриарху почти царское величие. По обе стороны от него помахивали кадилами священники саном пониже, а одеждами -- поскромнее. Крисп повел носом, уловив сладковатый аромат дыма. Когда кортеж вступил на широкую лестницу перед дверями, Крисп покрепче ухватил Дару за руку. Он не хотел, чтобы она упала, тем более теперь, когда она носит ребенка. Позади слуги швыряли в толпу последние монеты из пустеющих мешков. Гнатий поклонился Криспу, когда тот достиг верхней ступени, но ниц падать не стал -- храмы все же были его вотчиной. Крисп поклонился в ответ, но не так низко, показывая, что верховная власть принадлежит ему и здесь. -- Позвольте мне проводить вас в храм, ваше величество, -- произнес Гнатий. Его помощники уже повернулись, чтобы войти в притвор. Последний раз Крисп был там, когда Барсим переодевал его в императорское облачение. -- Подождите минуту, -- приказал он, поднимая руку. Гнатий замер и обернулся, чуть нахмурившись. -- Что-то не так? -- Нет-нет. Но, прежде чем начать, я хотел бы произнести речь перед народом. Патриарх нахмурился еще сильнее. -- Это ведь не входит в церемонию, разве не так, ваше величество? -- Правда? Когда ты заставил меня говорить на коронации, тебя это не остановило. -- Крисп не повышал тона, но глаза его определенно метали молнии. Патриарх тогда пытался уничтожить его, выставить заикой в глазах горожан, самой привередливой и капризной публики в мире. Теперь Гнатию оставалось только покорно склонить голову. -- Желание Автократора -- закон, -- пробормотал он. Крисп глянул с высоты на забитую народом площадь и воздел руки. -- Народ Видесса! -- воскликнул он. -- Народ Видесса! Мало-помалу наступила тишина. Крисп подождал, пока можно будет говорить, не слишком напрягаясь. -- Народ видесский, сегодня дважды счастливый день. Не только я сочетаюсь сегодня браком... Остаток фразы заглушили крики и хлопанье в ладоши. Крисп, улыбаясь, пережидал взрыв восторга. Когда стало потише, он продолжил: -- Но, кроме того, сегодня я могу назвать вам имя нашего нового севаста. Толпа молчала, но тишина над площадью стала вдруг напряженной, предгрозовой. Новый главный министр -- не повод для шуток, особенно когда император молод и бездетен. -- Я провозглашаю севастом, -- бросил Крисп в это молчаливое ожидание, -- своего побратима, благородного Мавра. -- Да будет милосердно его высочество! -- в один голос крикнула толпа. Крисп моргнул; он и не подозревал, что в честь провозглашения нового севаста существует особый возглас. Ему начало казаться, что в видесском церемониале для всего существуют особые возгласы. Мавр, широко ухмыляясь, помахал толпе. -- Скажи что-нибудь, -- толкнул его локтем Крисп. -- Кто, я? -- прошептал Мавр в ответ. Крисп кивнул, и новоиспеченный севаст замахал руками, требуя тишины. Когда стало возможно говорить, Мавр воскликнул: -- Если даст благой бог, я справлюсь со своим делом не хуже, чем наш новый Автократор -- со своим. Спасибо вам всем! Толпа ликовала. Мавр повернулся к Криспу и негромко сказал: -- Теперь все от вас зависит, ваше величество. Если вы начнете ошибаться, у меня есть оправдание заняться тем же. -- Пошел ты в лед, -- беззлобно огрызнулся Крисп и повернулся к Гнатию: -- Продолжим, пресвятой отец? -- Безусловно, ваше величество. Само собой. -- Выражение лица Гнатия напомнило Криспу, что патриарх к задержке не имеет никакого отношения. Гнатий молча шагнул через порог Собора. Когда Крисп последовал за ним, глазам императора потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к полумраку притвора. Эта часть Собора была наименее блистательной -- просто величественной. Дальнюю стену занимала мозаика, изображавшая Фоса безбородым юношей, пастухом, охраняющим свое стадо от волков; те, поджав хвосты, бежали к своему окутанному мраком повелителю -- Скотосу. Лицо бога зла было исполнено леденящей ненависти. Мозаики на потолке изображали тех, кого соблазнили искушения Скотоса. Погибшие души стояли, вморожены в вечный лед, и демоны с распростертыми черными крыльями и пастями, полными жутких клыков, мучили несчастных жуткими пытками. Во всем Соборе не нашлось бы и дюйма, лишенного украшений. Даже мраморный дверной проем притвора был изукрашен искусной резьбой. В высшей ее точке сияло солнце Фоса, и лучи его питали целый лес иззубренных листьев, переплетавшихся хитроумными узорами. Крисп приостановился, глянув на площадку перед выходом. Там, при свете факелов, Барсим облачил его в тунику, поножи, юбку и красные сапоги, составляющие облачение для коронации. Сапоги жали: стопы Анфима были меньше, чем у Криспа. От мозолей император страдал до сего дня, хотя сапожники обещали вот-вот изготовить пару сапог по размеру. Гнатий прошел по инерции пару шагов, пока, обернувшись, не заметил, что император отстал. -- Продолжим, ваше величество? -- осведомился патриарх, так искусно изгнав из голоса иронию, что слова его отдавали сарказмом. Крисп хотел оскорбиться, но не нашел повода. Он проследовал за патриархом под главный купол Собора. Приветствуя императора, сидевшие там высшие чиновники и военачальники империи с женами, а также старшие прелаты и настоятели города поднялись на ноги. В любом другом месте роскошные одежды вельмож, крашеные яркими цветами, прошитые золотыми и серебряными нитями, покрытые драгоценными камнями, едва ли уступающими тем, что украшали нежную плоть и длинные волосы их супруг и наложниц, несмоненно, притягивали бы глаз. Но в Соборе главенствовали не они, и даже чтобы быть замеченными, им приходилось соперничать. Даже скамьи, с которых поднимались благородные господа и дамы, были произведениями искусства в своем праве: сработанные из светлого дуба, навощенные до солнечного блеска, инкрустированные красным сандалом и черным деревом, каменьями и перламутром, ловившим и усиливавшим каждый солнечный блик. Весь Собор, казалось, залит светом, как и подобает храму Фоса. "Здесь, -- читал Крисп в одной из хроник, посвященных строительству Собора, -- дух облекся плотью". В каком-нибудь провинциальном городке, вдали от столицы, он так никогда и не понял бы, о чем говорит летописец. В городе Видессе пример стоял перед глазами. Золотые листы, серебряная фольга и перламутр отбрасывали солнечные лучи в самые дальние углы храма, озаряя почти бестеневым светом четыре облицованные моховиком колонны, поддерживавшие купол. Крисп глянул вниз-- и увидел собственное отражение в золотом мраморе пола. Стены Собора покрывали плитки снежно-белого мрамора, бирюзы и, на западе и востоке, розового кварцита и оранжевого сардоникса, повторяя в камне сияющее великолепие Фосовых небес. Взгляд невольно скользил в небо все выше, выше, к полукуполам, где мозаики изображали деяния святых, угодных Фосу, а от полукуполов не мог не подняться вверх, к центральному своду, откуда взирал на молящихся сам Фос. Поддерживавшие свод стены пробивали десятки окон. Солнечный свет струился в них, разбиваясь о стены. Лучи словно бы отделяли купол от самого Собора. Когда Крисп увидел это зрелище впервые, он не поверил, что свод и вправду опирается на стены, которые венчает, -- скорее уж парит в воздухе, подвешенный под небесами на золотой цепи. И с небес, сквозь завесу солнечных лучей, взирал на собравшихся в его храме ничтожных смертных сам Фос. Здесь он изображен был не улыбчивым юношей, но взрослым мужем; облик его был суров и печален, а глаза... когда Крисп в первый раз пришел послушать проповедь в Соборе, вскоре после своего прихода в город Видесс, он едва не шарахнулся от этих огромных глаз, чей всевидящий взор пронизывал его насквозь. Такой взгляд и подобал Фосу, каким изображал его свод, -- не пастырем, но судией. Тонкие пальцы левой руки прижимали к сердцу массивный том, в котором записаны все добрые и злые дела. Человек мог лишь надеяться, что добро перевесит, иначе его ожидает вечность в ледяном аду, ибо хоть этот Фос и был справедлив, Крисп не мог представить его милосердным. Тессеры мозаики, обрамлявшие голову и плечи благого бога, были покрыты золотой пленкой и поставлены чуть неровно. Стоило изменитья освещению, или сдвинуться с места смотрящему, как золотой ореол начинал мерцать и переливаться, придавая изображению торжественное великолепие. Как всегда, только усилием воли Крисп отвел глаза от лика Фоса. По всей Видесской империи на сводах храмов помещались подобия этого лика -- Крисп и сам видел их немало. Но ни одно из них не передавало и малой доли этого скорбного величия, этого сурового благородства. Только в Соборе господь воистину направил руку живописца. Даже когда взгляд Криспа уперся в массивный серебряный алтарь, стоявший под сводом в самом центре собора, он ощущал на себе тяжесть Фосова взора. Даже вид ошеломительно прекрасного патриаршего трона из слоновой кости не вернул его к реальности до конца, пока собравшиеся в храме стояли молча, ожидая продолжения церемонии. Гнатий воздел руки, простирая их к богу на своде и к богу за сводом, за синевой небес. -- Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать, -- пропел он. За патриархом повторяли символ веры все в Соборе. Крисп слышал только чистое сопрано Дары. Он сжал ее руку, она стиснула его пальцы в ответ. Краем глаза Крисп заметил, что она улыбается. Гнатий опустил руки, и вельможи уселись на скамьи. Их взгляды тоже буравили Криспа, но по-иному, чем взгляд Фоса. Они все еще недоумевали, какой Автократор из него выйдет. Благой бог уже знал, но предоставил Криспу самому следовать собственной судьбе. -- Весь город ныне смотрит на нас, -- дождавшись тишины, произнес Гнатий, повторяя мысли Криспа. -- Сегодня мы узрим, как святые узы брака соединят Автократора Криспа и императрицу Дару. Да благословит Фос их союз и дарует им долгую жизнь, счастье и процветание. Патриарх вновь завел молитву, по временам прерываясь, чтобы выслушать ответы жениха и невесты. Некоторые реплики Криспу пришлось заучивать: древнее наречие литургий сильно отличалось от того видесского, что звучал на улицах города. Гнатий прочел традиционную венчальную проповедь, делая особый упор на добродетелях семейной жизни. -- Готовы ли вы держаться этих добродетелей и друг друга до конца дней своих? -- спросил он, закончив. -- Да, -- прошептал Крисп, и повторил во весь голос, чтобы все слышали: -- Да. -- Да, -- сказала Дара не так громко, но твердо. После этих слов, скреплявших узы брака, друг жениха и подружка невесты -- Мавр и одна из служанок Дары -- надели на головы новобрачных венки из роз и мирта. -- Узрите их в коронах брачных! -- воскликнул Гнатий. -- Пред ликом всего града нарекаю вас мужем и женой! Вельможи и их супруги вскочили с мест, хлопая в ладоши. Крисп едва слышал их. Он не сводил глаз с Дары, и та отвечала ему таким же пристальным взором. Крисп обнял ее, хоть это и не входило в церемонию, вдохнул сладкий запах роз ее венка. Радостные крики стали громче и искреннее. Кое-кто подавал непристойные советы. -- Ты поб[jat]дилъ еси, Крисп! -- крикнул один совершенно иным тоном, чем принято было приветствовать императора. -- Многих сынов, Крисп! -- взревел другой остроумец. К новобрачным подошел Яковизий. Невысокому аристократу пришлось встать на цыпочки, чтобы прошипеть Криспу на ухо: -- Кольцо, идиот! Лишенный какого-либо влечения к женскому полу, Яковизий оставался безразличным и к радостям свадьбы, так что лучше всех остальных мог следить за соблюдением церемонии. Крисп о кольце совершенно забыл и так обрадовался напоминанию, что пропустил мимо ушей то, в какой форме оно было выражено. Яковизий готов был жизнью пожертвовать ради особенно ядовитого словца. Кольцо лежало в кармашке, подшитом со внутренней стороны пояса и оттого незаметном. Крисп вытащил тяжелый золотой перстень и надел Даре на указательный палец левой руки. Она снова обняла его. -- Пред ликом всего града обручены они! -- провозгласил Гнатий. -- Пусть же увидит народ счастливую пару! Вместе с патриархом Крисп и Дара прошли по проходу между скамей, через притвор и к дверям. Когда они ступили на лестницу, толпа на площади разразилась приветственными криками. Кричавших, правда, было поменьше, хотя слугам уже поднесли новые, полные мешки. После свадьбы полагалось разбрасывать не золотые, а орехи и фиги, незапамятно древние символы плодовитости. Даже мрачные халогаи ухмылялись, окружая свадебный кортеж. -- Не подведи меня, твое величество, -- сказал Гейррод, первый из северян, признавший Криспа императором. -- Я немало поставил на то, сколько раз... Дара возмущенно взвизгнула. Возмутилось даже более приземленное чувство юмора самого Криспа. -- И как вы собираетесь решить этот спор? -- спросил он. -- Благим богом клянусь, об этом будем знать только мы с императрицей. -- Твое величество, ты служил во дворце, прежде чем завладел им. -- Гейррод многозначительно посмотрел на него. -- Есть ли что-то, чего не узнает слуга, если захочет? -- Но не это же! -- воскликнул Крисп и остановился в неуверенности. -- Я надеюсь, что не это... -- Ха, -- только и ответил Гейррод. Оставив за телохранителем последнее слово, Крисп повел новобрачную во дворец тем же путем, каким пришел. Несмотря на то что подаяния уже не разбрасывали, народ еще толпился на улицах и площади Паламы: горожане любили зрелища едва ли не больше денег. После площади тишина дворцовых садов показалась Криспу неземным блаженством. Халогаи отправились в бараки, и лишь дневная стража проводила новобрачных до императорских покоев. Кортеж остановился у подножия лестницы, а молодая пара поднялась к дверям, осыпаемая оставшимися фигами и непристойными советами. Крисп, как и полагалось жениху, добродушно терпел. Когда ему надоело ждать, он обнял Дару под крики дружков и подружек молодых, распахнул двери и ввел супругу в покои, показав на прощание всем длинный нос, отчего крики стали еще громче. Веселые вопли провожали новобрачных на пути в спальню. Отворив запертые двери, Крисп обнаружил, что слуги не только застелили кровать, но и оставили на столике кувшин с вином и два кубка. Крисп улыбнулся и крепко запер за собой дверь. -- Ты мне не поможешь расстегнуться? -- спросила Дара, поворачиваясь к нему спиной. -- Чтобы запихнуть меня в это платье, служанке понадобилось полчаса. На нем достанет крючков, застежек и запоров на хорошую тюрьму. -- Надеюсь, что снять его мне удастся немного быстрее, -- ответил Крисп. Так и оказалось, хотя слово "немного" оказалось к месту -- чем больше крючков расстегивал Крисп, тем больше его занимала нежная кожа под платьем, а не оставшиеся застежки. Но наконец труд был завершен. Дара обернулась к Криспу, и они слились в страстном поцелуе. Когда молодые оторвались друг от друга, Дара грустно оглядела себя. -- На мне отпечатались все камни, жемчужины и золотые нитки твоей туники, -- пожаловалась она. -- И что ты с этим поделаешь? -- поинтересовался Крисп. Губы Дары дрогнули в улыбке. -- Посмотрим, как это можно предотвратить. Она раздевала мужа так же неторопливо, как он -- ее, но Крисп отнюдь не возражал. Свадебные венцы они повесили на прикроватных столбиках -- на удачу. Крисп погладил грудь Дары, прикоснулся к ней губами. Дара вздрогнула, но не от удовольствия. -- Поосторожнее, -- напомнила она. -- Ноют. -- Уже? -- Присмотревшись, Крисп различил под тонкой кожей голубую сеточку вен. Он снова погладил ее, так нежно, как только мог. -- Еще один знак того, что ты носишь ребенка. -- А тут уже и сомнений нет, -- ответила она. -- Эти фиги и орехи сработали лучше, чем можно подумать, -- с совершенно серьезным видом заметил Крисп. Дара чуть не кивнула, потом фыркнула и ткнула мужа пальцем под ребра. Крисп сгреб ее в охапку и крепко, не давая шевельнуться, прижал к себе. И они не отрывались друг от друга, пока не ослабели от утомления. Едва переведя дух, Крисп потянулся к кувшину с вином. -- Посмотрим, что они нам оставили на долгие труды? -- спросил он. -- Почему нет? -- ответила Дара. -- Налей и мне, будь добр. Из горлышка забулькало густое золотое вино. Крисп узнал его ароматную сладость. -- Это васпураканское, из погребов Петрония, -- заметил он. Отрешив своего дядю от власти, Анфим конфисковал поместья Петрония, его богатства, коней и вина. Криспу уже приходилось пить из таких кувшинов. Он еще раз поднес кубок к губам. -- Не хуже, чем прежде. Дара сделала глоточек, подняла бровь. -- Да, вино превосходное -- сладкое и в то же время терпкое. -- Она глотнула еще. -- За вас, ваше величество. -- Крисп поднял кубок. -- И за вас, ваше величество. -- Дара повторила его жест с такой энергией, что несколько капель брызнули на простыню. Глядя на расползающееся пятно, императрица расхохоталась. -- Что тут смешного? -- спросил Крисп. -- Я просто подумала, что в этот раз никто не станет искать на простыне пятен крови. После первой нашей ночи с Анфимом Скомбр явился на рассвете, сдернул с кровати простыню -- едва не свалил меня на пол, -- вынес на улицу и повесил, как флаг. Все очень радовались, но я бы с удовольствием обошлась без такой чести. Точно я была куском мяса, который мог протухнуть. -- А, Скомбр, -- вздохнул Крисп. Жирный евнух был вестиарием Анфима, прежде чем Петроний поставил на этот пост Криспа. Постельничий императора лучше чем кто бы то ни было способен повлиять на своего господина, а Петроний не желал, чтобы на Анфима влиял кто-то, кроме самого Севастократора. Так что Скомбру пришлось сменить покои во дворце на монашескую келью. Крисп подчас раздумывал: а догадывался ли Петроний, что подобная судьба постигнет его самого? -- В качестве вестиария ты мне нравился больше. -- Дара покосилась на Криспа. -- Это хорошо, -- ответил Крисп нежно. Тем не менее, он давно понял, почему императорские постельничие бывали, как правило, евнухами, и не жалел, что его вестиарий следовал правилу. Дара обманывала своего мужа ради Криспа; может ли он быть уверен, что она не станет обманывать его? Крисп глянул на свою императрицу и в очередной раз подумал, чьего же ребенка она носит -- его или Анфима? Но если она не знает сама -- как выяснить ему? Крисп покачал головой. Не годится начинать семейную жизнь с сомнений -- дурной знак. И Крисп постарался их отбросить. Если муж и способен подтолкнуть жену к измене, то Анфиму это удалось -- пьянством и бесконечной чередой любовниц. Так что пока Крисп обращается с супругой, как положено, ей нет причины сбиваться с пути истинного. Он обнял Дару. -- Так скоро? -- спросила она удивленно и радостно. -- Дай я хоть кубок поставлю. Когда Крисп придавил ее тело к перине, Дара хихикнула. -- Надеюсь, твой халогай сделал большую ставку. -- Я тоже, -- ответил Крисп, прежде чем она закрыла его губы своими. Крисп проснулся, зевнул, потянулся и перекатился на спину. Дара сидела рядом на краю постели. Судя по всему, она проснулась довольно давно. Крисп глянул на солнечные зайчики на противоположной стене и тоже сел. -- О Фос! -- воскликнул он. -- Который же час?! -- По-моему, четвертый -- ближе к полудню, чем к рассвету, -- ответила Дара. Видессиане разбивали день на двенадцать часов от восхода и до заката и на столько же -- ночь от заката и до восхода. -- И что ты такого вчера вечером делал, что так умаялся? -- лукаво поинтересовалась Дара. -- Понятия не имею, -- ответил Крисп, и не совсем шутил. Он ведь вырос в деревне. Есть ли на свете труд изнурительнее крестьянского? А ведь тогда он вставал с рассветом. Правда, и ложился на закате, а не за полночь, как вчера. Зевнув еще раз, Крисп встал, проковылял до тумбочки, чтобы достать исподнее, потом открыл шкаф, вытащил длинную тунику и натянул через голову. Дара зачарованно наблюдала за ним. Крисп ужа потянулся за парой красных сапог, когда она задумчиво спросила: -- Ты забыл, что для подобных вещей у тебя есть вестиарий? Крисп замер. -- Забыл, -- сознался он. -- Глупо, да? Но ведь глупо и позволять Барсиму одевать меня только потому, что я Автократор. Раньше же я обходился. -- Словно в пику традиции, Крисп принялся натягивать сапог. -- Глупо не давать Барсиму заниматься своим делом, -- ответила Дара. -- А его дело -- служить. Если ты не позволишь ему этого, его и держать незачем. Ты этого хочешь? -- Нет, -- признался Крисп. Однако всю свою жизнь он не только обходился без прислуги, но и сам входил в ее ряды -- сначала у Яковизия, потом у Петрония, а потом вестиарием у Анфима -- и до сих пор неловко себя чувствовал, когда за ним ухаживали. Дара, дочь западного землевладельца, не забивала себе голову подобной ерундой. Потянувшись, он дернула висевший у изголовья зеленый шнур. Где-то за дверями забренчал колокольчик, и через минуту в дверь постучала служанка. -- Еще заперто, ваши величества! -- крикнула она. Крисп поднял засов. -- Заходи, Верина, -- сказал он. -- Спасибо, ваше величество. -- Служанка остановилась на пороге, глядя на него с удивлением, и даже немного возмущенно. -- Вы одеты! -- воскликнула она. -- Как же это вы одеты?! Криспу не понадобилось оборачиваться -- он и так знал, что лицо Дары говорит сейчас "я-тебя-предупреждала". -- Извини, Верина, -- ответил он мягко. -- Больше не буду. С его стороны кровати у изголовья висел алый шнур. Крисп подергал за него. Звон колокольчика был громче -- спальня вестиария, которую он занимал до недавнего времени, располагалась за стеной. Когда вошедший Барсим увидел Криспа, его длинная физиономия вытянулась еще сильнее. -- Ваше величество, -- проговорил он с укором. -- Извините, -- повторил Крисп, подумав про себя, что империей он, может быть, и правит, а вот дворцом... -- Одеться я смог и сам, но вот повара из меня не выйдет. Не смягчит ли ваш гнев, если я попрошу вас сопроводить меня к завтраку? Уголки губ вестиария шевельнулись -- возможно, в улыбке. -- Немного, ваше величество. Прошу вас. Вслед за вестиарием Крисп вышел из опочивальни. -- Я скоро приду, -- сказала ему вслед Дара. Она стояла обнаженная перед платяным шкафом, болтая с Вериной о том, какое платье ей надеть. Взгляд Барсима никогда не касался ее. Не все евнухи были лишены желания, пусть и не могли удовлетворить его. Крисп не знал, отсутствует ли влечение у вестиария или тот просто был превосходно вышколенным слугой, но зато знал, что никогда не осмелится спросить. Хлопочущий Барсим со всеми церемониями усадил императора за стол в малой трапезной. -- И чем бы вы хотели позавтракать, ваше величество? -- Большую миску овсянки, ломоть хлеба с медом и пару ломтей свинины, -- ответил Крисп. Так он завтракал в деревне в лучшие дни урожайных лет. Но годы редко бывали урожайными -- чаще на завтрак он получал лишь плошку каши, а то и вовсе ничего. -- Как пожелаете, ваше величество, -- бесстрастно ответил Барсим, -- хотя Фест будет разочарован, что его искусству не брошен вызов. -- А-а, -- промычал Крисп. Анфим во всем любил экзотику; Крисп полагал, что его более приземленные вкусы принесут всем облегчение. Но если Фест хочет показать себя... -- Передайте ему, чтобы на ужин он приготовил козленка, тушенного в рыбном соусе с пореем. -- Отличный выбор, -- кивнул Барсим. Вошла Дара и попросила принести тушеную дыню. Вестиарий отправился передать их наказы повару. -- Я только надеюсь, что завтрак не убежит, -- невесело усмехнулась Дара, похлопав себя по животу. -- Последние дни мне даже глядеть на еду не хочется. -- Ты должна есть, -- заметил Крисп. -- Я знаю. Но мой желудок напрочь отказывается поверить. Вскоре Барсим принес блюда. Крисп принялся за еду так решительно, что покончил со своим завтраком раньше, чем Дара склевала дыньку. Увидав, что император откушал, Барсим убрал тарелки, заменив их серебряным подносом с горой свитков. -- Утренние бумаги, ваше величество. -- Ладно, -- без энтузиазма отозвался Крисп. Анфим закатил бы скандал, предложи ему кто-то заняться делами до полудня -- или после полудня. Но Крисп долго внушал слугам, что намерен стать работающим Автократором, и его поняли вполне буквально -- поделом. Он перебирал предложения, прошения и отчеты, надеясь начать с чего-нибудь хоть чуть-чуть интересного. Наткнувшись на нераспечатаное письмо, он поднял брови. Как это чинуши, скрипевшие перьями в пристройках по обе стороны Тронной палаты, оставили документ непрочитанным? Потом он радостно вскрикнул, отчего Дара одарила его удивленным взглядом. -- Обычно эти груды пергаментов у тебя такой радости не вызывают. -- Это письмо от Танилиды, -- ответил он и, вспомнив, что по многим причинам он почти не рассказывал Даре о Танилиде, добавил: -- Это мать Мавра. Они были ко мне очень добры, когда мы с Яковизием застряли в Опсикионе пару лет назад. Я рад получить от нее весточку. -- А. Хорошо, -- Дара взяла еще кусочек дыни. Крисп предположил, что услышав, как он -- совершенно правдиво -- назвал Танилиду матерью Мавра, Дара представила себе -- совершенно неправильно -- уютную толстушку средних лет. Крисп был уверен, что Танилида и в свои сорок лет сохранила изящество и строгую красоту, которыми отличалась во времена их знакомства. -- "Госпожа Танилида его императорскому величеству Криспу, Автократору всех видессиан", -- прочел Крисп вслух. -- "Искренние мои поздравления с восшествием на престол и бракосочетанием с императрицей Дарой. Да будет ваше правление долгим и славным". -- Тут его взгляд упал на дату, надписанную поверх приветствия. -- Боже благой! -- прошептал он, очерчивая на груди солнечный круг Фоса. -- В чем дело? -- спросила Дара. Крисп сунул ей письмо. -- Посмотри. -- Он указал на дату. Секунду Дара непонимающе глядела на пергамент, потом глаза ее округлились. Она тоже сделала солнечный знак. -- Это день перед тем, как ты взошел на трон, -- выдохнула она. -- Вот именно, -- согласился он. -- Танилида... она провидица. Когда я был в Опсикионе, она уже знала, что я стану императором. Я только недавно стал тогда спатарием Яковизия, а за пару лет до этого пахал поле в деревне. Мне казалось, что выше мне уже не подняться. -- Его и сейчас порой изумляло, что он -- Автократор. Как теперь. Он потянулся и взял Дару за руку, чтобы удостовериться, что это не сон. Жена вернула ему пергамент. -- Прочти вслух, если ты не против. -- Конечно, -- Крисп нашел, на каком месте остановился, и продолжил: -- "Да будет ваше правление долгим и славным. Благодарю, что вы назначили Мавра севастом..." -- Крисп опять прервался. -- Если она знала все остальное, значит, и это могла предвидеть, -- заметила Дара. -- Пожалуй. Я читаю дальше: "...назначили Мавра севастом. Я уверена, что он приложит все усилия на ваше благо. Об одной лишь милости прошу: коли возжелает мой сын пойти в бой против северных варваров, молю отказать ему решительно. Хотя сим может он завоевать себе славу и почет, опасаюсь я, что насладиться ими он уже не сможет. Прощайте же, и да благословит вас Фос". -- Крисп отложил пергамент. -- Не знаю, захочет ли Мавр вести в бой войска, но если так, то отказать ему будет непросто. -- Он нервно поцокал языком. -- Даже после этого? -- Дара указала на предупреждающие строки письма. -- Он ведь знает о способностях матери. Так неужели он будет рисковать, несмотря на предсказание? -- Я Мавра уже несколько лет знаю, -- ответил Крисп. -- Он поступает, как ему вздумается, несмотря ни на что. Даст бог благой и премудрый, это вопрос никогда и не встанет. Танилида не уверена, что случится именно так. -- Верно, -- согласилась Дара. Крисп знал -- и Дара знала тоже, -- что вопрос еще как может встать. Свергнув кубратского хагана, банда халогаев-наемников под водительством Арваша Черного Плаща стала нападать и на империю. Пограничные военачальники безуспешно пытались справиться с ними; вскоре кому-то придется загнать варваров на подобающее им место. В столовую заглянул один из дворцовых евнухов. -- В чем дело, Тировизий? -- спросил Крисп. -- У дверей вас ожидает настоятель Пирр, -- ответил евнух, тяжело дыша -- он был настолько же толст, насколько Барсим -- худ. -- Он желает переговорить немедленно с вами, и ни с кем более. Он настаивает, что это исключительно важно. -- Да ну? -- Крисп нахмурился. Узколобый фанатизм Пирра он полагал жестоким и удушающим, но глупцом аббат отнюдь не был. -- Хорошо, приведи его. Я его выслушаю. Тировизий поклонился так низко, как только позволило ему брюхо, и убежал, чтобы вскоре вернуться с Пирром. Настоятель склонился перед Дарой, потом пал перед Криспом ниц. Встать он даже не пытался. -- Простираюсь перед вашим величеством! -- воскликнул он, лежа на животе. -- На мне вина, и пусть моя голова ответит, коли на то будет ваша воля! -- Да какая вина? -- резко осведомился Крисп. -- Встаньте, святой отец, прошу вас, и говорите связно. Пирр встал. Был он, несмотря на седину, ловок, как юноша, -- награда, подаренная тем же изнурением плоти, что иссушило его лик до сходства с мощами и заставило глаза гореть мрачным огнем. -- Как я сказал, вина лежит на мне, -- произнес он. -- В результате некоей ошибки -- случайной или же намеренной, это предстоит выяснить, -- число монахов в монастыре, посвященном святому Скирию, вчера вечером не было подсчитано верно. Сегодня утром мы пересчитали всю братию. Один из монахов самовольно покинул обитель. -- И кто этот отступник? -- спросил Крисп в тошнотворной уверенности, что ответ ему и так известен. Бегство простого расстриги не заставило бы настоятеля мчаться с новостями во дворец. Заметив выражение на его лице, Пирр сурово кивнул. -- Да, ваше величество, как вы и опасаетесь -- Петроний бежал. II -- Думаю, он мною будет не слишком доволен, -- заметил Крисп, стараясь достойно встретить дурную весть. Насколько он преуменьшил, до него дошло, лишь когда слова эти слетели с его губ. Петроний фактически правил империей больше десяти лет, пока его племянник Анфим веселился; именно Севастократор назначил Криспа вестиарием. Потом Анфим, испугавшись, что дяде придет в голову сесть на трон собственнолично (Крисп и Дара немало подогрели его страхи), заточил Петрония в монастырь... как думалось Криспу, до конца дней. -- Пока весь город не сводил с нас глаз, -- мрачно произнесла Дара, -- Петроний сумел скрыться незамеченным. Крисп понимал, что она лишь повторяет брошенные Гнатием слова, но слова эти отозвались в его мыслях подозрительным эхом. А он-то удивлялся, почему Гнатий стал так уступчив. Теперь он понял. -- Патриарх к этому приложил руку, ведь так? Петроний -- его двоюродный брат. А если кто и может без позволения аббата вытащить монаха из монастыря, так это Гнатий. -- Он самый, ваше величество, -- подтвердил Пирр. Острый нос, горящие глаза и голый череп придавали настоятелю сходство с хищной птицей. -- Тировизий! -- заорал Крисп. -- Возьми взвод халогаев, -- приказал он, когда толстопузый евнух явился на зов, -- и немедля приведи Гнатия, чем бы он там ни был занят! -- Ваше величество? -- переспросил было Тировизий, но, наткнувшись на яростный взгляд монарха, сглотнул и прошептал: -- Слушаюсь, ваше величество. -- Лонгин! -- взревел Крисп, едва Тировизий скрылся. -- Пойди к капитану Твари, -- распорядился он, когда евнух примчался. -- Пусть возьмет всех халогаев, кроме охраны вокруг дома, пусть берет все отряды, какие найдет, и начинает поиски. Может, Петроний еще не вышел из города. -- Петроний? -- переспросил Лонгин. -- Да, он бежал, лед его побери! -- нетерпеливо ответил Крисп. Постельничий кинулся было прочь, но Крисп остановил его: -- Если Твари привлечет и наши войска,пусть в каждый поисковый отряд назначит больше халогаев, чем видессиан. В его людях я уверен. -- Как скажет ваше величество. -- Лонгин низко поклонился и заторопился прочь. -- Барсим! - взвыл Крисп, стоило скрыться Лонгину. Вестиарий явно поджидал за дверью -- зашел он тут же. -- Приведите ко мне волшебника Трокунда, почитаемый господин. -- Сию минуту, ваше величество, -- спокойно ответил Барсим. -- Для допроса патриарха Гнатия, полагаю? -- Заметив на лице Криспа удивление, евнух добавил: -- Вы беседовали на весьма повышенных тонах, ваше величество. -- Да, наверное, -- признал Крисп. -- Так что приведите ко мне Трокунда. Если к побегу Петрония приложил руку Гнатий... -- он стукнул кулаком по столу, -- то у нас еще до заката будет новый вселенский патриарх. -- Прошу прощения вашего величества, -- возразил Пирр, -- но не так быстро. Вы вольны лишить сана любого священника, но избирается патриарх синодом священнослужителей, которому император предлагает список из трех имен, коими выбор ограничивается. -- Вы же понимаете, что эта болтовня лишь отсрочит ваше собственное избрание, -- ответил Крисп. Пирр отвесил поклон. -- Ваше величество благосклонны ко мне. Однако все формальности должны быть соблюдены, чтобы избрание нового главы церкви стало законным. -- Если Гнатий помог Петронию бежать, ---сказала Дара, -- сместить его будет мало. Свидание с палачом в самый раз за его измену. -- Это потом решим, -- ответил Крисп и с терпением крестьянина принялся ждать, кого приведут в императорские палаты первым -- Гнатия или Трокунда. Пирр начал беспокойно шагать взад-вперед, и Крисп отправил его обратно в монастырь. А сам продолжал ждать. -- Как ты можешь быть так спокоен? -- спросила нетерпеливо мерившая комнату шагами Дара. -- А что изменится, если я буду грызть ногти? -- ответил Крисп. Дара, не сбиваясь с шага, фыркнула. К некоторому удивлению Криспа, взятый Тировизием отряд доставил Гнатия прежде, чем Барсим вернулся с Трокундом. -- В чем дело, ваше величество? -- оскорбленно вопросил патриарх, когда постельничий привел его пред светлые очи самодержца. -- Я бы назвал крайним унижением то, что меня, будто низкородного вора, волокли по улицам без малейшего уважения не только к моему сану, но и к моему достоинству, которого заслуживает даже преступник! -- Гнатий, где Петроний? -- стальным голосом осведомился Крисп. -- В монастыре святого Скирия, конечно. -- Брови патриарха поднялись. -- Вы хотите сказать, что его там нет? Если так, я понятия не имею, где он. Голос Гнатия звучал озабоченно и удивленно, создавая впечатление полной невинности. Но Крисп прекрасно знал, каким ораторским талантом наделен Гнатий; изобразить невинность было для него детской игрой. -- Пока весь город вчера не сводил с нас глаз, Гнатий, Петроний скрылся из монастыря. Откровенно говоря, я знаю, что вы не питаете ко мне великой любви. И вас удивляет, что я заподозрил вас? -- Ничуть не удивляет, ваше величество. -- Гнатий улыбнулся самой чарующей из своих улыбок. -- Но, ваше величество, вы знаете также, где я был вчера. Вряд ли я мог руководить побегом Петрония, осуществляя одновременно святой обряд вашего венчания с императрицей. -- Он снова улыбнулся -- теперь уже Даре. Та мрачно глянула на него, и патриарх увял. -- Нет, но спланировать и организовать его бегство вы могли вполне, -- ответил Крисп. -- Поклянетесь ли вы под страхом вечного льда Скотоса, что никоим образом не причастны к отступничеству монаха Петрония? -- Поклянусь, чем только пожелает ваше величество, -- без промедления отозвался Гнатий. Но тут Крисп увидел, что в дверях стоит Барсим, а за ним -- невысокий худой мужчина, бритоголовый, точно священник, но в красной рубашке и зеленых штанах, с набитой сумой в руках. -- Ваше величество, -- произнес Трокунд, начиная падать ниц, но Крисп взмахом руки остановил его. -- Чем могу служить вашему величеству? -- спросил волшебник, выпрямляясь. Голос его был басовит и глубок, точно исходил от человека на голову выше и вдвое шире в плечах. -- Вам не придется давать клятв, пресвятой отец, --- обратился Крисп к Гнатию. -- Ведь ради мирских благ вы так можете пожертвовать ненароком собственной душой, а это было бы весьма печально. Я просто задам вам те же вопросы еще раз, а этот волшебник проверит, правду ли вы говорите. -- Мне потребуется время для подготовки, ваше величество, -- извинился Трокунд. -- Кое-что из потребных материалов у меня с собой, если я правильно понял вашего вестиария. -- Волшебник принялся вытряхивать из сумы зеркала, свечи и закупоренные склянки всех цветов и размеров. Гнатий наблюдал за его приготовлениями без особого страха, зато с явным возмущением. --Ваше величество, я подчинюсь и этому надругательству, -- сказал он, -- но должен сообщить вам, что решительно протестую. Неужели вы способны представить, что я нарушу свою клятву? --Я могу, -- ответила Дара. Крисп выбрал иной способ. --Я могу представить многое, пресвятой отец, -- напомнил он патриарху. -- В том числе могу представить, как нужные мне сведения вытягивает из вас палач. Полагаю, волшебство повредит вашему здоровью и достоинству меньше, но я могу и передумать, если вам будет угодно. -- Как пожелает ваше величество, -- ответил Гнатий так смело, что Крисп поневоле призадумался, а не совершает ли он ошибку. -- Спасибо, что хоть в этом вы подумали о моих чувствах. -- Будьте добры, пресвятой отец, не сходите с места, -- попросил Трокунд. Гнатий величественно кивнул. Волшебник установил на раскладном штативе в паре шагов от патриарха зеркало, а перед зеркалом зажег свечу. Открыв несколько склянок, он швырнул в огонь по щепотке порошка из каждой; пламя изменило цвет, по комнате расползлось облако неожиданно ароматного дыма. Бормоча что-то про себя, Трокунд установил второе зеркало за спиной Гнатия, чуть правее, так, чтобы в нем отражалось первое, и тщательно проверил, что отражение Гнатия в первом квадрате полированного серебра видно и во втором. Потом он зажег еще одну свечу, между вторым зеркалом и затылком патриарха, и тоже бросил порошок в пламя. На сей раз дым оказался настолько же вонючим, насколько прежде -- благовонным. --Прошу, ваше величество, -- произнес маг, прокашлявшись. -- Спрашивайте, что хотите. -- Благодарю. -- Крисп повернулся к патриарху: -- Пресвятой отец, помогали ли вы Петронию бежать из монастыря святого Скирия? Губы Гнатия дернулись, пытаясь выговорить "нет", но с них не сорвалось ни звука. Зато отражение патриарха во втором зеркале громко и ясно заявило из-за его спины: -- Да. Гнатий дернулся, как ужаленный. -- Как вы это сделали? -- спросил Крисп. Ему показалось, что патриарх попытался сказать: "Я не имею к этому никакого отношения". Но отражение ответило за него: -- Я велел монаху, видом сходному с Петронием, подменить его, покуда тот молился в одиночестве. Прошлым вечером я послал священника, который позвал монаха по настоящему имени и вывел его из монастыря. -- Как звали того монаха? -- спросил Крисп. В этот раз Гнатий даже не раскрывал рта. Отражение, однако, ответило: -- Гармосун. --Превосходные чары, -- кивнул Крисп Трокунду, и глаза мага под тяжелыми веками зажглись удовольствием. Гнатий переминался с ноги на ногу в ожидании следующего вопроса. -- Куда собирался Петроний бежать? -- осведомился Крисп. -- Не знаю, -- ответил патриарх собственным голосом. -- Секундочку, ваше величество, -- жестко прервал его Трокунд и снова завозился с зеркалами. -- Он отодвинулся, и его отражение ушло из второго зеркала. -- Больше не шутите так, пресвятой отец, -- посоветовал Крисп. -- Иначе вы об этом пожалеете, обещаю. А теперь спрашиваю вас еще раз -- куда бежал Петроний? -- Не знаю, -- повторил Гнатий. В этот раз Крисп услышал, как те же слова повторяет из-за спины патриарха зеркало. Он покосился на Трокунда. -- Он говорит правду, ваше величество, -- отозвался волшебник. -- Боюсь, что так, -- согласился Крисп. -- Что ж, попробуем по-иному. Пресвятой отец, вы ведь родич Петронию -- что бы вы сделали на его месте? Гнатий явно попытался соврать снова -- губы его зашевелились, но изо рта не вылетело ни слова. Зато ответило второе отражение: -- Крупнейшие поместья Петрония лежат на западе, между городами Гарсавра и Резаина. Там он найдет больше всего сторонников в борьбе за корону. -- И вы ожидаете, что туда он и двинется? -- произнес Крисп. Ответ был столь очевиден, что Крисп не ожидал, что Гнатий удосужится произнести его вслух. Патриарх действительно смолчал, но покорное чарам Трокунда отражение ответило за него: -- А чего вы еще ждете, ваше величество? Крисп сухо хохотнул. -- Да, пожалуй, ничего другого. -- Он обернулся к Трокунду: -- Кажется, я вновь у тебя в долгу. -- Я рад, что мог оказаться полезным, ваше величество, -- отмахнулся Трокунд. -- Ваше предупреждение спасло меня от гнева Анфима пару лет назад. -- А твое мастерство спасло меня от гибели, когда Петроний наслал на меня губительные чары, --- возразил Крисп. -- Так что не стесняйся, называя цену за сегодняшнюю услугу. -- Меня во многом обвиняли, ваше величество, -- ответил Трокунд, -- но только не в скромности. -- Ваше величество, -- выпалил Гнатий, то ли озабоченный собственной судьбой, то ли обиженный на то, что его забыли, -- что вы сделаете со мной? -- Хороший вопрос, -- раздумчиво протянул Крисп. -- Если помощь самозванцу не измена, то что тогда измена, Гнатий? Может, выставить твою голову на Веховом Камне, в назидание прочим? -- Лучше не стоит, -- отозвался патриарх достаточно спокойно, чем заслужил неохотное уважение Криспа. -- Еще как стоит, Крисп! -- возразила Дара. Гнатия передернуло, а Дара продолжила: -- Изменник ничего, кроме топора, не заслуживает. Что сделает с тобой, со мной, с нашим ребенком Петроний, если он -- Фос оборони -- победит? Гнатий слушал ее весьма внимательно. Он никоим образом не мог знать о беременности Дары, прежде чем она упомянула о ней, однако тут же нашел способ воспользоваться этим известием: -- Ваше величество, как можете вы казнить человека, соединившего вас узами брака и тем сделавшего законным вашего наследника? -- Почему нет, -- огрызнулась Дара, -- если ты поженил нас ради того, чтобы отвлечь внимание от монастыря святого Скирия и спустить на нас своего кузена? Патриарха опять передернуло. -- Думаю, убивать тебя не стоит, -- решил Крисп. Гнатий просиял, Дара помрачнела. -- Но с поста патриарха я тебя снимаю, -- продолжил Крисп. -- На твое место я прочу аббата Пирра. Гнатия передернуло в третий раз. -- Я почти готов пойти на плаху, лишь бы на мое место не сел такой фанатик. -- Священникам из его окружения я доверяю. Если бы я мог доверять твоим подпевалам, я бы заставил тебя сдержать слово. -- Я же сказал "почти", -- быстро напомнил патриарх. -- Действительно? Вот что я сделаю. Пока синод не избрал Пирра, я отправлю тебя в монастырь святого Скирия, где он сейчас аббатом. Это поможет тебе удержаться от необдуманных поступков. -- Гнатий открыл было рот, но Крисп прервал его: -- Подумайте, прежде чем вновь заявлять, что скорее пойдете на плаху, пресвятой отец -- нет, уже святой отец, вы теперь просто монах, верно? -- потому что я могу и удовлетворить ваше желание. Гнатий одарил его злобным взглядом, но протестовать не оспелился. Крисп обернулся к Тировизию: -- Ты слышал, что я сказал? Евнух кивнул. -- Хорошо. Отведи этого монаха в монастырь и передай настоятелю, что выпускать его нельзя ни в коем случае. И халогаев с собой возьми, а то как бы его не украли по дороге. -- Как будет угодно вашему величеству. -- Тировизий кивнул Гнатию. -- Не пройдете ли со мной, святой отец? -- В отличие от Криспа, Тировизий переходил от одного титулования к другому с бессознательной легкостью. Гнатий, все еще носивший патриаршую ризу, последовал за постельничим. -- Лучше бы ты его казнил, -- сказала Дара. -- Живой он мне еще может пригодиться, -- ответил Крисп. -- Кроме того, теперь он никуда от меня не денется. Они с Пирром презирали друг друга годами. Теперь, когда он в полной власти настоятеля, сторожить его будут лучше, чем в тюрьме. И кормить хуже, готов поспорить. -- Он вздохнул. -- Мне было бы намного легче, если бы я хоть на секунду поверил, что солдаты еще застанут Петрония в городе. А если нет... -- Крисп замолк, пытаясь сообразить, как можно поймать скрывающегося в родных поместьях мятежника. -- Боюсь, что нет, -- заметила Дара. -- Я тоже боюсь, -- ответил Крисп. Петроний был умен и бесстрашен. Единственной слабостью, которую подметил в нем когда-то Крисп, было тщеславие; способный на многое, он полагал, что может все. Криспу пришла в голову малоприятная мысль, что месяцы, проведенные в монастыре, могли излечить Петрония и от этого недостатка. -- Надо объявить его вне закона, -- подсказала Дара. -- Цена за его голову поможет решиться многим, кто готов предать его. -- Так я и сделаю, -- согласился Крисп. -- И пошлю отряд кавалерии в его бывшие поместья. Хотя Анфим прибрал их себе, люди там, я полагаю, остались еще те, которых подбирал Петроний, и верны они будут прежде всего ему. -- Поосторожнее подбирай офицера, которому поручишь отряд, --- предупредила Дара. -- Не стоит посылать того, кто прежде служил Петронию. -- Ты права, -- признал Крисп. Но, пока его племянник проводил время в оргиях, Петроний возглавлял имперскую армию. А это значило, что каждый видесский офицер служил под его началом, пусть и не всегда напрямую. Городские военачальники принесли клятву верности Криспу. Полевые командиры один за другим присылали письменные клятвы -- каждый день прибывали одно-два письма. Но много ли будут значить клятвы в сравнении с многолетней привязанностью к старому командиру? Крисп полагал, что слово стоит не больше, чем человек, его дающий. И он горько сожалел, что у него не было времени получше узнать своих офицеров, прежде чем делать выбор. Желания, впрочем, как обычно и бывает, сбыться и не могли. Крисп вздохнул снова. -- Буду выбирать так тщательно, как смогу. Шли дни. В перерытом снизу доверху городе никаких следов Петрония не обнаружили. По приказу Криспа писцы стирали пальцы до крови, десятками выписывая объявления, клеймившие Петрония как преступника, мятежника и монаха-расстригу. Пергаменты вывесили на площади Паламы, на площади поменьше, называемой площадью Быка, и у каждых ворот города Видесса. Вскоре якобы видевшие Петрония начали являться десятками. Сколько мог судить Крисп, все они обманывали или его, или себя. Императорские курьеры мчались на восток и на запад, разнося объявления по провинциям. На запад ускакал и кавалерийский отряд. Курьеры, направлявшиеся в прибрежные города, двигались не верхом, а морем -- так было быстрее. Крисп, как мог, занимался текущими делами, несмотря на снедавшее его беспокойство. Он, скорее, старался утонуть в делах -- чем больше он был занят, тем реже вспоминал, что Петроний еще на свободе. Не тратил он времени и на созыв синода, который должен был избрать Пирра преемником Гнатия на патриаршем престоле. Несмотря на явную связь с бегством Петрония, это занятие все равно радовало Криспа: хотя бы Гнатию он мог отплатить сполна. Но и синод вызвал неожиданные трудности. Следуя обычаю, Крисп созвал аббатов и высших иерархов церкви из столицы, а также прелатов крупных пригородов по обе стороны Бычьего Брода -- пролива, отделявшего город Видесс от западных провинций, -- и на этом успокоился, решив, что все дальнейшее станет пустой формальностью. В конце концов, как Автократор он возглавлял не только государство, но и церковь. Однако многие прелаты из собравшихся по его приказу в дворцовой часовне были назначены на свои посты Гнатием, принадлежали к его, весьма умеренной фракции и без энтузиазма относились к идее избрания на патриарший престол человека, более ревностно относящегося к вере. -- Да возрадуется ваше величество, -- сказал Савиан, архиерей из западного пригорода, известного как Напротив, поскольку располагался он точно напротив города Видесса, через пролив, -- но настоятель Пирр, при всей его богобоязненности, известен неуступчивостью и суровостью, не совсем, быть может, подобающими человеку, распоряжающемуся всеми делами вселенской патриархии. -- Судя по тому, как дернулись брови Савиана, он сказал бы еще много, если бы осмелился. Скорее всего, в кругу товарищей он высказывался куда свободнее. -- В конце концов, я же представил синоду три имени, -- вежливо ответил Крисп. Все собравшиеся прекрасно знали, что сделано это исключительно ради соблюдения формальностей. Остальных кандидатов Крисп подбирал весьма старательно. Савиан тоже это знал. -- О да, ваше величество, Траян и Репордений весьма набожны. Теперь его брови взлетели вверх. Оба священника -- один был иерархом провинциального городка Девелтос, второй -- настоятелем монастыря в пустынях юго-запада -- были такими фанатиками, что по сравнению с ними Пирр показался бы агнцем. -- Не зная о существовании дисциплины, отец Савиан, вероятно, боится ее сильнее, чем стоило бы, -- заметил священник по имени Лурн, приспешник Пирра. -- Такой опыт был бы ему полезен, несмотря на новизну. -- Да пошел ты в лед! -- вспылил Савиан. -- Это ты познаешь муки вечного хлада! -- отозвался Лурн, и священники обеих фракций принялись орать друг на друга, потрясая кулаками. До сих пор Крисп общался со священниками редко и в основном при отправлении святых таинств. Теперь он обнаружил, что в иное время они ничем не отличаются от прочих смертных, разве, пожалуй, более склочны. Некоторое время он слушал, а потом с силой хлопнул ладонью по столу. -- Святые отцы, -- произнес он в наступившем молчании, -- я не думаю, что мне придется приказывать халогаям растаскивать вас. -- Церковники пристыженно переглянулись. -- Если вы считаете отца Пирра еретиком или врагом веры, -- продолжил он, -- исполните свой долг, проголосуйте против него, и пусть синие сапоги носит кто-то другой из тех, чьи имена я вам предложил. Если вы считаете иначе, поступайте, как знаете. -- Да возрадуется ваше величество, -- заметил Савиан, -- но мои вопросы никоим образом не затрагивают правоверности отца Пирра; при всей моей нелюбви к нему я должен признать, что вера его крепка и совершенна. Однако я опасаюсь, что он не согласится назвать правоверным никого, ктот не согласен с ним в каждой мелочи. -- Так и должно быть, -- ответил Висанд, один из священников, поддерживающих Пирра. -- Истина по определению своему одна, и отклонения от нее суть гнусная ересь! -- Принцип икономии<$FИкономия -- принцип снисходительности, допускающий отклонение от канонических предписаний, не влекущее за собой подрыв догматических основ вероучения>, как тебе прекрасно известно, -- бросил в ответ Савиан, -- допускает расхождения мнений в вопросах, не связанных с судьбой бессмертной души. -- Вопросов, не связанных с судьбой души, нет! -- запальчиво кинул Висанд, и святые отцы вновь принялись за свое. Крисп опять грохнул кулаком по столу. В этот раз тишина установилась чуть медленнее, но все же установилась. -- Святые отцы, -- произнес он, -- в делах веры вы, несомненно, мудрее меня, но я вас созвал не за тем, чтобы их обсуждать. Гнатий показал себя предателем. Мне нужен патриарх, достойный моего доверия. Дадите вы мне его или нет? Поскольку даже Савиан признал Пирра правоверным, исход собрания был предрешен. А так как никто из святых отцов не рискнул навлечь на себя монарший гнев, Пирр был избран единогласно. Впрочем, толпясь у выхода, аббаты и жрецы принялись скандалить по новой. Уже уходя, Савиан сказал Криспу: -- Прошу, ваше величество, не забудьте, что мы сделали это по вашему повелению. -- Почему? Вы думаете, я об этом пожалею? -- спросил Крисп. Савиан промолчал, но брови его были весьма красноречивы. Несмотря на предупреждение прелата, Крисп решил, что хорошо поработал в тот день. Однако радоваться ему пришлось недолго. Когда он вернулся в императорские палаты, его уже поджидал гонец. На лице солдата отпечатались боль и усталость; левая рука висела на окровавленной повязке. С первого же взгляда Крисп понял, что случилось несчастье. Последний раз гонец прибыл в такой спешке, когда Арваш Черный Плащ и его банда дикарей вырезали деревню, где вырос Крисп, а с ней -- его сестру, зятя и двух племянниц. Откуда придет горе теперь -- снова ли с севера, или с запада? -- Лучше говори прямо, -- тихо приказал Крисп. Гонец отсалютовал по-солдатски, приложив к сердцу кулак. -- Слушаюсь, ваше величество. Отряд, который вы послали в поместье Петрония... господин, они его там и нашли. И командир, и большинство его людей... -- Гонец умолк, покачал головой и волей-неволей продолжил: -- Они перешли к мятежнику, ваше величество. Немногие бежали. От одного из них я и услышал этот рассказ. Нас преследовали; мы разделились, чтобы хоть один доскакал до столицы. Я вижу, что я первый. Простите. Крисп попробовал принять невозмутимый вид. Он и не подозревал, что его разочарование так заметно. -- Спасибо тебе за то, что остался мне верен и принес эту весть... -- Он остановился, чтобы гонец мог назваться. -- Меня Фемистием прозывают, ваше величество. -- Гонец отсалютовал снова. -- Я у тебя в долгу, Фемистий. Сперва найди жреца-целителя, чтобы тот занялся твоим плечом. -- Крисп вытащил из кармана на поясе табличку, начертал на воске приказ и приложил к табличке императорскую печать. Закрыв табличку, он отдал ее Фемистию. -- Отнеси это в казну. Тебе должны будут дать фунт золота. А есть кто-то будет против, выясни, как его звать, и сообщи мне. Второй раз он будет обеими руками "за". Фемистий поклонился. -- Я боялся, что головой отвечу за то, что принес дурную весть. Я и не думал, что получу награду. -- А почему? -- удивился Крисп. -- Как быстро прибудут добрые вести, неважно -- они сами о себе заботятся. А вот чем быстрее я узнаю о каких-нибудь проблемах, тем быстрее смогу за них взяться. Так что ступай, найди жреца-целителя, а то ты, кажется, готов рухнуть на месте. Фемистий отсалютовал в последний раз и заспешил прочь. -- Теперь, твое величество, когда ты знаешь, где сидит Петроний, и можешь быстро за него взяться -- что станешь делать? -- спросил один из шедших позади Криспа халогаев. Криспу всегда нравилось, с какой невидесской прямотой подходят к делам светловолосые северные варвары. Он постарался не ударить в грязь лицом. -- Пойду и расправлюсь с ним, Вагн. Вагн, а с ним и остальные гвардейцы, потрясая топорами, разразились одобрительными криками. -- Когда ты был еще вестиарием, твое величество, -- заявил Вагн, -- я сказал, что ты думаешь, как халогай. Я рад, что, став Автократором, ты не изменился. Остальные северяне шумно выразили согласие. Позабыв об императорском достоинстве Криспа, они хлопали его по спине и хвалились, как они прорубят себе дорогу сквозь те жалкие ошметки войска, которые собрал Петроний, а самого мятежника изрубят в куски на корм псам. -- В маленькие такие кусочки, -- величественно провозгласил Вагн. -- Для щеночков, что только что от сучьих сосков. Слушая их, Крисп ухмылялся, зараженный кровожадностью северян, и почти поверил, что избавиться от Петрония будет и впрямь так легко. Но к тому времени, когда он поднялся по лестнице, ведущей к императорским палатам, улыбка его померкла. Барсим стоял у Криспа за спиной и возился с незнакомыми застежками. -- Вот так, -- произнес он наконец. -- Вы выглядите весьма воинственно, ваше величество. -- Да, похоже на то. -- Голос Криспа даже ему самому показался удивленным. Плечи императора напряглись, принимая вес панциря, который Барсим только что закончил застегивать. Крисп подозревал, что к вечеру плечи попросту заболят. Ему уже приходилось биться -- с кубратами-кочевниками, -- но броню он надел впервые в жизни. И какую броню! Не для него простая кольчужная рубашка. Даже в блеклом свете, сочившемся сквозь алебастровые потолки императорских палат, играла бликами позолота. Когда Автократор Видесса вел свои войска в бой, каждый видел, кто командует армией. Крисп взял островерхий шлем и пристроил его на голове так, чтобы тот не давил на уши. Шлем тоже был позолочен, а чуть выше висков к нему была припаяна корона из чистого золота. Позолота блестела и на ножнах, перевязи и рукояти меча. Отсутствовала она лишь на клинке, на красных сапогах и на копье, которое Крисп сжимал в правой руке. Это копье он нес с собой, когда впервые вступил в город Видесс. Оно, да еще золотой "на счастье", который Крисп носил на шее, -- вот и все, что осталось от места, где он вырос. Дара обняла его, но через кольчугу и подбивку Крисп не мог ощутить прикосновения ее тела. Осторожно, чтобы не причинить боли, он прижал ее к себе. -- Возвращайся поскорее, целым и невредимым, -- прошептала она -- издревле женщины провожали своих мужей на войну этими словами. -- Скоро вернусь, -- ответил Крисп. -- Придется. Лето подходит к концу, а с ним и военное время. Надеюсь только, что успею разбить Петрония, прежде чем начнутся дожди и дороги превратятся в клей. -- Я не хочу, чтобы ты уезжал, -- проговорила Дара. -- Я тоже. -- Крисп еще не избавился от крестьянской неприязни к войне и приносимым ею разрушениям. -- Но при мне солдаты будут сражаться лучше, чем без меня. -- "Лучше, чем под каким-нибудь генералом, который, не приведи Фос, решит встать на другую сторону", -- подумал Крисп. Все офицеры в отряде Криспа были молоды и честолюбивы -- те люди, которые быстрее получат очередной чин при новом императоре, выпалывающем из армии ростки измены, чем при старом солдате, у которого хватит старых приятелей на каждый высокий пост. Крисп надеялся, что это поможет им сохранить верность. О своей судьбе в противном случае он старался не думать. Дара тоже понимала это. -- Да хранит тебя благой бог. -- Твои бы слова да Фосу в уши. Крисп прошел по коридору, мимо галереи портретов давно почивших императоров. У одного он на секунду задержался. Император Ставракий был изображен в том же облачении, что носил теперь Крисп. С обнаженным мечом в руке Ставракий походил на солдата -- на одного из тех ветеранов, которые научили Криспа всему, что тот знал о военном деле. Сравнивая себя с этим могучим и опытным бойцом, Крисп ощутил себя самозванцем. Но как бы там ни было, ему придется показать, на что он способен. Он приостановился в дверях, привыкая к яркому солнечному свету, а заодно и вытирая платком пот со лба. В душной летней жаре Видесса кольчужная рубашка неплохо заменяла паровую баню. Две сотни халогаев отсалютовали топорами выходящему императору. Облаченные в кольчуги, они потели еще сильнее Криспа. Он хотел бы взять с собой на запад весь полк северян, в чьей верности был уверен полностью. Но гарнизон следовало оставить и в городе, чтобы, вернувшись, не найти его в чужих руках. Конюх подвел к подножию лестницы Прогресса. Гнедой мерин стоял спокойно, пока Крисп карабкался в седло. -- В гавань Контоскалион! -- приказал Крисп, махнув рукой халогаям, и дал Прогрессу шпор. Конь шагом двинулся вперед. Гвардейцы сомкнули вокруг императора кольцо. Когда император в сопровождении халогаев следовал через площадь Паламы и выехал на Срединную улицу, его сопровождало ликование толпы. С главной магистрали города они свернули на юг. Шум моря, никогда не умолкавший в столице, становился все громче. Когда будущий император только явился в столицу, ему потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть к вечному хлюпанью волн под камнями. Теперь ему придется вновь привыкать к настоящей тишине. У пристани тоже стояла толпа, глазеющая, как подтягиваются к сходням видесские войска. Моряки загоняли коней на огромные, тяжелые барки, перевозившие грузы между берегами Бычьего Брода; сквозь бормотание толпы то и дело прорывались яростные проклятия. В стороне стояли Трокунд с несколькими товарищами-чародеями, отчаянно стараясь не привлекать лишних взглядов. Перед рядами солдат стоял новый патриарх Пирр. При приближении Криспа он поднял руки в благословении. Солдаты встали по стойке "смирно" и отдали честь. Толпа зашумела громче. Не обращали внимания только кони да моряки, пытавшиеся загнать их вверх по шатким сходням. Халогаи расступились перед Криспом, позволяя ему подъехать к Пирру. -- Извините, что пришлось ускорить церемонию вашего введения в должность, пресвятой отец, -- сказал император, наклоняясь в седле. -- Я так тороплюсь разделаться с Петронием, что организовать все, как положено, не было времени. Пирр отмел извинения взмахом руки. -- Избравший меня синод был созван истинно и законно, -- ответил он, -- так что в глазах Фоса я избран верно. По сравнению с этим пышность церемоний не значит ничего; я, пожалуй, даже рад, что мне не пришлось ее терпеть. Только такой прирожденный аскет, как Пирр, мог извергнуть столь невидесскую мысль, подумал Крисп. Для большинства имперцев церемония была важнее жизни. -- Благословите ли вы меня и моих воинов, пресвятой отец? -- спросил Крисп. -- Я благословляю вас и буду молиться за вашу победу над мятежником, -- ответил Пирр достаточно громко, чтобы его услыхали и солдаты, и горожане, и добавил тихо, так, чтобы его услыхал один Крисп: -- Я уже благословил тебя двадцать лет назад, на том помосте в Кубрате. Я не изменил решения. -- Да, вы и Яковизий, -- вспомнил Крисп. Вельможа отправился на север выкупать угнанных кубратами в плен крестьян, а Пирр вместе с кубратским шаманом должны были удостоверить. что и Фос, и ложные боги кочевников засвидетельствуют договор. -- Да. -- Патриарх коснулся плеча Криспа навершием своего посоха -- золотым шаром размером с кулак, и провозгласил: -- Автократор Видесса суть наместник бога благого на земле. Кто противостоит ему -- идет против воли Фоса. Ты поб[jat]дилъ еси, Крисп! -- Поб[jat]дилъ еси! -- вскричали в ответ солдаты и горожане. Крисп помахал в ответ, радуясь, что Пирр целиком и полностью на его стороне. Конечно, если Петроний в конце концов победит его, патриарх может решить, что такова была воля Фоса, и перейти на службу новому хозяину. Определить, в чем состоит воля Фоса, не так-то просто. Крисп не собирался давать Пирру возможности для подобных раздумий. Он собирался разбить Петрония, а не быть им разбитым. Он подъехал к причалу, где стоял "Солнечный круг" -- корабль, который повезет его на запад. При приближении Криспа капитан -- невысокий, плотно сбитый человек по имени Никулизий -- и матросы встали по стойке "смирно" и отсалютовали. Император спешился, и конюх отвел Прогресса на корабль. Гнущаяся под его весом палуба "Солнечного круга" Прогрессу пришлась не по вкусу -- он фыркал и косил глазом. Криспу плавание нравилось не больше -- он впервые в жизни попал на морской корабль. Крисп строго приказал желудку вести себя смирно. Если Автократор, перегнувшись через поручни, начнет кормить рыб своим завтраком, императорское достоинство этого не переживет. Желудок повозмущался немного и утихомирился. Годы, проведенные на солнце и в морской пене, выдубили кожу Никулизия до темноты, а волосы сделали почти белыми, как у халогая. -- Мы готовы отплыть, как только прикажете, -- сказал он, салютуя еще раз. -- Тогда отплываем, -- решил Крисп. -- Раньше начнем, раньше кончим. -- О да, ваше величество. -- Никулизий отдал приказ. Матросы "Солнечного круга" отдали швартовы. Помимо паруса, корабль имел дюжину весел, чтобы входить и выходить из гавани. Матросы взялись за весла; корабль мерно закачался на волнах. Прогресс снова фыркнул и прижал уши. Крисп пытался успокаивать одновременно его и собственный желудок. Прогрессу он скормил пару урючин. Конь сжевал их и принялся тыкаться мордой хозяину в руки. У него-то с пищеварением все было в порядке. Переправа через Бычий Брод заняла менее получаса. "Солнечный круг" пристал к берегу к северу от пригорода Напротив; ни в одном из пригородов Видесса не было собственных портов, чтобы они не вздумали соперничать со столицей в торговле. Матросы сняли часть поручней и спустили сходни с планширя. Ведя Прогресса в поводу, Крисп сошел на берег. Под конскими копытами гремели доски. Остальные корабли пристали к берегу по обе стороны "Солнечного круга". Часть халогаев плыла вместе с Криспом, остальные спешили к нему, едва спустившись на берег, чтобы встать рядом с императором. Видесские же солдаты больше занимались своими конями. Когда военачальник подскакал к Криспу и объявил: "Мы готовы двигаться", солнце уже начало клониться к закату. -- Тогда вперед, Саркис, -- ответил Крисп. -- Слушаюсь, ваше величество. -- Саркис отсалютовал и принялся отдавать приказы своим людям. По-видесски он говорил с легким гортанным акцентом, выдававшим, вместе с густой бородой, широкими скулами и величественой скалой носа, васпураканское происхождение. Немало солдат были его соотечественниками -- эта горная страна рождала отличных бойцов. В жилах Криспа тоже текло несколько капель васпураканской крови -- так, во всяком случае, утверждал его отец. Это была одна из причин, по которым Крисп выбрал полк Саркиса. Вторая заключалась в том, что "принцы" -- а именно так называли себя васпуракане -- в глазах видессиан были еретиками, а сами, в свою очередь, с подозрением косились на то, как почитали Фоса жители империи. Будучи, подобно халогаям, чужаками в Видессе, они не имели причин встать на сторону потомственного вельможи вроде Петрония -- на это, во всяком случае, надеялся Крисп. Разведчики поскакали вперед, обгоняя колонну солдат, в середине которой ехал по-прежнему окруженный халогаями Крисп. Позади тащились тыловые части, охранявшие обоз. Берег Бычьего Брода исчез вдали; армия шла на запад, к землям Петрония. Докуда хватало глаз, простирались поля, везде виднелись деревни. Прибрежные равнины запада славились своим плодородием на всю империю. Вскоре Крисп, не выдержав, спешился. Выйдя в поле, он набрал полные ладони жирного чернозема, понюхал, попробовал на язык и покачал головой. -- Благим богом клянусь, -- заметил он почти про себя, -- если б я работал на такой земле, меня с нее никакая сила бы не согнала. Будь земли его родных мест хоть вполовину так хороши, он и его близкие с легкостью вырастили бы все, что требовал от них сборщик налогов, непомерная жадность которого заставила Криспа искать счастья в большом городе. С другой стороны, тогда и налоги были бы выше -- видесские мытари своего не упускали. В полях вдоль дороги стояло несколько крестьян и уйма детворы, глазеющих на проезжающую армию и на Автократора. Большинство же поступили так, как и Крисп на их месте, -- кинулись бежать. Пусть солдаты не всегда грабят, убивают и насилуют, но недооценивать опасность не стоит. Когда алый шар солнца коснулся западного горизонта, армия встала лагерем на клеверном поле, близ благоухающей на всю округу апельсиновой рощи. Запылали костры, привлекая мошкару, а с ней -- летучих мышей и козодоев. Крисп приказал, чтобы его кормили вместе с солдатами. Он отстоял очередь и получил кусок твердого сыра, ломоть не менее твердого хлеба, чашку кислого красного вина и миску свиной тушенки с чесноком и луком. -- П-прошу прощения вашего величества, -- промямлил разливавший тушенку кухарь, -- боюсь, вы к такому вареву не привыкли. Крисп только посмеялся. -- Подливка у тебя жирнее, чем та, на которой я рос, и миска больше. -- Он выловил кусок мяса, задумчиво прожевал и заметил: -- Моя мать еще тимьяна бы добавила, если б нашла. А так неплохо. -- Да он же кашевар, ваше величество, -- крикнул какой-то конник. -- Разве ж он знает, что делает? Очередь принялась потешаться над поваром. Крисп быстро разделался со своей порцией и попросил добавки, несколько утешив этим потевшего от ужаса беднягу кухаря. Три дня спустя, когда армия приближалась к Патродотону (не то городку, не то большой деревне), один из разведчиков прискакал назад галопом. Он пошептался с Саркисом; тот отвел разведчика прямо к Криспу. -- Лучше вам услышать это из первых уст, -- заметил генерал. -- Двое крестьян предупредили меня, -- проговорил разведчик, когда Крисп кивнул, -- что в городе стоит войско. -- Да? -- Крисп озабоченно пощелкал языком. -- Разве вы ожидали, что Петроний будет спокойно сидеть, пока мы его бьем? -- поинтересовался Саркис. -- Вряд ли. Хотя хотелось бы. -- Крисп подумал немного. -- Знают эти крестьяне, сколько там солдат? Разведчик покачал головой. -- Вряд ли много, -- заметил он, -- иначе мы бы давно заметили их разъезды. -- Пожалуй, ты прав. -- Крисп обернулся к Саркису: -- Превосходный господин, что, если мы отправим туда пару рот кавалерии и... Несколько минут он объяснял свою идею. Обнажившиеся зубы Саркиса были белыми и ровными (если не считать одного выбитого). Он хлопнул кулаком по кольчуге в видесском салюте. -- Ваше величество, думаю, мне понравится служить у вас. По приказу генерала трубачи проиграли "стой". Саркис выбрал для выполнения плана двух лучших своих ротных. Услышав, что от них требуется, оба заухмылялись; как и Саркис, и Крисп, они были достаточно молоды, чтобы ценить хитрый план за его хитрость, несмотря на результаты. Вскоре их отряды уже скакали к Патродотону, разбив строй, точно ничего не опасались. Остальная армия принялась ждать. Через некоторое время Саркис приказал встать обороной -- халогаи посреди дороги, видесская кавалерия на флангах. -- Стоит приготовиться на случай, если ничего не выйдет, -- косясь на Криспа, пояснил он, будто извиняясь. Крисп кивнул. -- Само собой. Танилида и Петроний научили его не принимать успех как должное. Но прежде ему никогда не приходилось вести в бой армии, и у него не было привычки бессознательно готовиться к худшему. Для того он и взял с собой Саркиса. Оставалось только радоваться, что генерал был наделен не только отвагой, но и осторожностью. Ожидание затягивалось. Солдаты пили вино, грызли сухой хлеб, пели песни и бахвалились друг перед другом. Крисп дергал бороду и волновался. Наконец один из халогаев указал на юго-запад, в направлении Патродотона. Присмотревшись, Крисп различил над дорогой облако пыли. К ним двигался большой отряд. Халогаи покрепче взялись за топоры. Видессиане, в болшинстве своем лучники, натянули тетивы, наложили стрелы, проверили, легко ли выдергиваются из ножен сабли. Но впереди близящегося отряда скакал худощавый невысокий офицер по имени Зевмей, один из двоих ротных, отправленных Саркисом. -- Мы их взяли! -- кричал он, радостно размахивая руками. -- Скачите сюда! Крисп дал Прогрессу шенкелей. Мерин двинулся было вперед, но Твари и еще несколько халогаев заградили ему путь. -- Пропустите! -- гневно бросил Крисп, но северянин только покачал головой. -- Нет, твое величество. Только не одного. Это может быть ловушка. -- Я думал, что вы мои охранники, а не тюремщики, -- заметил Крисп. Твари даже не шевельнулся. Крисп вздохнул. В юности он не хотел быть солдатом, но если уж он взял в руки копье и меч, никто не стал бы его удерживать. Теперь, как бы ни хотелось ему вступить в бой, халогаи ему не позволят. Он снова вздохнул, удивляясь нелепости жизни, и покорился. -- Как скажете, господа. Не угодно ли вам меня сопроводить? Твари отсалютовал. -- Точно, твое величество. Мы пойдем. В сопровождении взвода халогаев -- "Немного же мне будет от них пользы, если по мне начнут стрелять из луков", -- подумал он, -- Крисп отправился посмотреть, чего добились его подчиненные. Солдаты, кажется, не усмотрели в этом трусости -- они кричали, размахивали руками и потешались над мрачными обезоруженными мятежниками, которых конвоировали. -- Ну вот, -- заметил Крисп Твари. -- Опасности нет. Широкие плечи халогая поднались и опустились с нарочитой медлительностью. -- Мы не знали. Твое дело править, государь. Наше -- охранять. Крисп пристыженно кивнул. -- Лучше и быть не могло, ваше величество, -- радостно проговорил подъехавший Зевмей. -- Мы взяли всю банду без единой царапины. Как вы приказали, мы подскакали к городу, понося вас самозванцем и прочими скверными словами, какие только могли придумать, и их главарь -- вон тот кисломордый ублюдок со здоровыми усищами, Физакий его звать, -- решил, что мы тоже переметнулись к мятежникам. Нас было почти вдвое больше, чем их, так что он здорово обрадовался. Расставил наших ребят на посты вместе со своими безо всяких опасений. Так что мы просто уговорились, чтобы кинуться на них одновременно, и... так и вышло. -- Великолепно. -- Крисп обнаружил, что неудержимо ухмыляется Зевмею в ответ. Пусть император и не был опытным солдатом, но сумел обвести такого солдата вокруг пальца. -- Приведите его сюда. -- Он указал на Физакия. -- Посмотрим, что он знает. По приказу Зевмея двое солдат стащили мятежника с коня и подвели к Криспу. Физакий воззрился на императора из-под тоскливо опущенных бровей. -- Ваше величество... -- пробормотал он. Как и сказал Зевмей, усы у него были роскошные -- Крисп едва мог разобрать, как шевелятся его губы. -- Пока тебя не схватили, ты меня по-другому называл, -- ответил Крисп. -- Что же мне с тобой делать? -- Что пожелает ваше величество, -- ответил Физакий. Мятежный офицер действительно выглядел кисло, но, как показалось Криспу, не от страха -- скорее у бедняги желудок схватило. -- Если я решу, что твоему слову можно доверять, -- сказал Крисп, -- я пошлю тебя на север сражаться с головорезами Арваша Черного Плаща. Физакий просиял; он явно ожидал свидания с плахой за свое предательство. Но угроза со стороны Арваша не позволяла Криспу разбрасываться офицерами, даже если те предпочли Петрония. -- Так у вас и чародеи есть? -- спросил Физакий. -- Да, -- коротко ответил Крисп. Он едва не отправился в поход без чародейской помощи. Ненадежность боевых чар в горячке сражения стала притчей во языцех. Но Петроний уже пытался убить его колдовством, и на случай второй попытки неплохо было иметь защиту под рукой. А кроме того, волшебники прекрасно подходили для таких задачи, как проверка искренности клятв. Солдаты препроводили Физакия к Трокунду и его коллегам. За ним последовали остальные пленные офицеры. С простыми солдатами дело обстояло иначе. Крисп хотел получить от них другую клятву -- сражаться за него. Большинство согласилось сразу, как только предложение прозвучало. Пока они получали довольствие и провиант, им, в сущности, было совершенно все равно, за кого сражаться. Отказались лишь несколько человек, упрямо хранивших верность Петронию. Как и Физакий, они нервно ждали, как решится их судьба. -- Отберите у них коней, кольчуги и все оружие, кроме ножей, -- приказал Крисп своим людям. -- И отпустите. Не думаю, что они причинят нам много вреда. -- Может, и деньги оставите, ваше величество? -- спросил один из мятежников. Крисп покачал головой. -- Вы заслужили их, сражаясь против меня. Но вы честные люди. Вы заработаете еще. Пока его солдаты разоружали самых упрямых мятежников, чародеи принимали клятвы верности остальных патродотонцев. Когда процедура завершилась, к Криспу подошел Трокунд, а за ним -- взвод халогаев, тащивший троих видессиан скорбного вида. -- Ваше величество, эти трое, -- Трокунд ткнул пальцем по очереди во всех троих, -- дали ложные клятвы. Обещая вам свою верность, в сердце они намеревались предать вас. -- Я знал, что это случится, -- вздохнул Крисп. Он повернулся к халогаям: -- Раздеть, дать каждому по дюжине добрых плетей и пустить голыми по дороге. Такие подлецы хуже честных врагов. -- Слушаюсь, твое величество, -- ответил взводный Нарвикка. Один из видессиан кинулся бежать, но не сумел даже вырваться из кольца халогаев. Те быстро вбили в землю палаточные колышки и привязали к ним троих пленников. Вскоре зазвучали резкие хлопки кнута и вопли солдат. Завершив экзекуцию, халогаи отвязали несчастных и позволили им унести ноги. Ночью с северо-запада задул ветер, смывший жаркую духоту, висевшую над прибрежными низинами и делавшую ношение кольчуги еще более мучительным, чем обычно. А когда утром Крисп вышел из своего шатра, вдоль северного горизонта протянулась тускло-серая полоса туч. Крисп обеспокоенно нахмурился. По деревенскому опыту он знал, что, когда эти тучи начинали громоздиться над Заистрийскими горами, близилась осень. А с осенью приходили дожди, превращавшие дороги в болота. -- Слишком рано они начинаются в этом году. Он и не понял, что сказал это вслух, пока вышедший из соседнего шатра Саркис не ответил: -- О да, ваше величество. Хороши же мы будем, бегая за Петронием по большой миске овсянки. Крисп сплюнул, словно Саркис своими словами призвал на землю Скотоса. Саркис рассмеялся. Но оба понимали, что шутка вышла грустная. -- Придется поторопиться, -- произнес Крисп. -- С помощью бога благого и премудрого я хочу прижать Петрония к стенке сейчас, пока он бежит. Я не намерен предоставить ему всю зиму для того, чтобы набрать силу и старых приятелей в войско. -- Разумно. -- Саркис кивнул. -- Очень разумно, ваше величество. В следующем году вам придется что-то делать с Арвашем Черным Плащом. Было бы глупо делить войско, чтобы сражаться с ним и с Петронием одновременно. -- Верно. -- Мнение Криспа о Саркисе поднялось еще немного. Мало кто из солдат беспокоился относительно Арваша или северной границы вообще так, как император. Потом ему пришло в голову, что Саркис мог согласиться с ним ради того, чтобы подняться в автократорских глазах. Оказалось, что тому, кто носит корону, приходится решать подобные дилеммы постоянно. Крисп не ожидал этого. И не любил. Он отстоял очередь за завтраком и получил толстый ломоть хлеба и горсть соленых олив. Последнюю косточку он сплюнул уже со спины Прогресса. Армия двигалась к поместьям Петрония со всей возможной быстротой. Неожиданная прохлада облегчала путь, но каждый раз, оглядываясь, Крисп видел, что облака все сильнее затягивают северную половину небосвода. Он не мог даже приказать прибавить ходу -- иначе халогаи отстали бы от основного ядра армии. Оставалось только ворчать. Догнавший его императорский гонец тоже не улучшил Криспу настроения, лишний раз напомнив, что армия могла бы двигаться и побыстрее. Доставленный гонцом свиток был запечатан небесно-голубым воском. -- От патриарха? -- спросил Крисп. -- Он передал суть? Иной раз тот, кто посылал письмо, сообщал гонцу его содержание, чтобы адресат получил сообщение, даже если письмо будет уничтожено. Но гонец покачал головой. -- Нет, ваше величество. -- Ладно, прочту сам. -- Крисп сломал печать. Половину листа занимали пышные приветствия. Крисп пробежал их глазами в поисках сути. Оказалось, что письмо сводится к двум пунктам: Гнатий по-прежнему томится в монастыре, где от безделья начал писать историческую хронику, а Пирр счел необходимым сместить настоятеля и двух иерархов за ересь и еще одного настоятеля -- за противостояние патриаршей власти. Крисп почесал в затылке. Он ведь знал, что Пирр склочен, так почему это его так удивляет? -- Будет ли ответ? -- осведомился гонец, вытаскивая из кармана вощеную табличку и стиль. -- Да. -- Крисп помолчал секунду, приводя мысли в порядок, и продиктовал: -- "От Автократора Криспа патриарху Пирру привет! Надеюсь, что вы сохраните мир между священнниками и монахами, прелатами и настоятелями. Имея мятежника в своих пределах и врага -- у них, империя не нуждается в лишних раздорах". Все. Прочитай мне еще раз, будь добр. Гонец послушно прочел написанное. Когда Крисп удовлетворенно кивнул, гонец закрыл табличку. Палочка воска была у него с собой, а горящий факел нашелся поблизости -- легче было нести огонь с собой, чем разжигать его каждый вечер. Поднесли факел, и воск закапал на закрытую табличку. Крисп приложил к еще мягкому воску императорскую солнечную печать. Гонец отдал честь и ускакал. Победа при Патродотоне позволила армии Криспа оставаться незамеченной еще полтора дня. Они приближались к землям Петрония. Крисп понимал, как ему повезло, -- к вечеру первого дня после Патродотона начался дождь и лил всю ночь. Поначалу солдаты приветствовали ливень, прибивавший поднятую конскими копытами пыль. Но к исходу второго дня непрерывных дождей Крисп услышал, как копыта Прогресса хлюпают в густой, липкой грязи. Крестьяне в полях работали, как безумные, пытаясь убрать остатки урожая до того, как дожди погубят их. Страх за зерно пересилил даже ужас перед приближающейся армией. Вспомнив, в какие ужас и отчаяние приводили пару раз ранние дожди его односельчан, Крисп не мог не пожелать им удачи. К полудню второго дня дождей армия Криспа вышла к реке Эризе -- полноводному потоку, впадавшему на юге в Аранд. Когда-то через нее был перекинут деревянный мост. Остатки его еще дымились, несмотря на дождь. Сквозь пелену дождя Крисп мог различить на западном берегу конные разъезды врага. Они тоже заметили его. Потрясая кулаками, мятежники осыпали Криспа оскорблениями, едва слышными из-за сотни футов водной глади. Впрочем, один крик слышался отчетливо: "Петроний Автократор!" Крисп вздрогнул от гнева. -- Лучников! -- рявкнул он Саркису. Густые брови военачальника сошлись на переносице. -- Для наших луков это немалое расстояние, -- ответил он. -- А дождь намочит тетивы. Если у них остались люди на этом берегу, мы окажемся в ловушке. Крисп неохотно кивнул. -- Но пусть хоть взвод им ответит, -- распорядился он. -- Пусть заткнутся. -- Почему бы и нет? Саркис отъехал, чтобы передать приказ отряду Зевмея. Крисп наблюдал, как ротный возражает, как Саркис убеждает его. Потом лучники Зевмея проворно натянули тетивы, выдернули стрелы из колчанов и дали залп. Некоторые выстрелили дважды, пара человек -- трижды. Потом, так же проворно, они сняли тетивы и спрятали от дождя. На дальнем берегу Эризы насмешки сменились криками испуга и боли. Крисп увидел, как один из мятежников соскользнул с седла. Остальные, пришпорив коней, отъехали от берега. Несколько выстрелили в ответ. Стрела зарылась в грязь почти рядом с Криспом, еще одна отскочила от халогайского топора. Раненых на этом берегу не было. -- Здесь нам не переправиться, -- проговорил Крисп. -- Разве что вплавь, -- отозвался Саркис, меланхолично наблюдая, как пенятся бурые воды Эризы вокруг опор сгоревшего моста. Впрочем, военачальник не терял надежды. -- Здешние крестьяне должны знать все броды. -- Само собой. -- Крисп в детстве и сам знал все до единой переправы в окрестностях деревни. -- Но нам надо поторопиться с поисками. Вода в реке начинает подниматься, а Эриза -- не ручей, и в разлив мы вообще ее не перейдем. Крестьяне в западных землях были неторопливы, обстоятельны и вовсе непохожи на шумных, как сороки, жителей города Видесса. Однако вид золота в руке Криспа быстро развязывал им языки. -- О да, господин, есть тут отличная переправа, в полулиге к северу, у сухого вяза, -- сообщил один из них. -- И еще одна, но похуже и подальше -- к югу, там, где Эриза вихляет малость, если я понятно объясняю. -- Спасибо. -- Крисп бросил крестьянину два золотых. К его смущению, тот неуклюже простерся ниц в грязи. -- Встань, глупец! Десять лет назад я сам был крестьянином еще беднее твоего. Мокрый и измазанный, крестьянин поднялся на ноги и туповато воззрился на Криспа. -- Вы... вы - крестьянином, господин? Как так может быть? Вы же Автократор! Крисп решил не спорить. Автократором он останется, только если переправится через Эризу. Он подал Прогрессу шенкелей. Слушавшие его беседу с крестьянином военачальники уже раздавали приказы: "На север, пол-лиги, до сухого вяза!" Медленно, куда медленнее, чем в сухой сезон, продвигалась армия по берегу Эризы. В ясный день найти сухой вяз было бы несложно; теперь они едва не проехали мимо. Крисп направил Прогресса в реку. Они не прошли и четверти пути, как вода поднялась коню по брюхо. -- Не такой и удобный здесь брод, как говорил тот парень, -- заметил Крисп. -- Точно, -- подтвердил Саркис, указывая на западный берег. Там ждали всадники с луками и копьями. Их на глазах становилось больше. -- Мы их превосходим числом, -- без особого убеждения заметил Крисп. -- Верно. -- Саркису эта мысль тоже не принесла утешения. Как и Крисп, он видел в этом превосходстве изъян. -- Но мы не можем перенести свои силы на другой берег, пока они сторожат брод. Нас больше, но они сильнее. -- Они знали, где находится брод, -- подумал Крисп вслух. -- Они начали перебрасывать сюда войска, как только мы показались у моста. Саркис мрачно кивнул. -- Скорее всего они сторожат и второй, там, где Эриза "вихляется". -- Лед бы побрал эту раннюю осень! -- прорычал Крисп. -- Просто надо поискать еще крестьян, -- рассудительно посоветовал Саркис. -- Рано или поздно мы найдем брод, у которого не стоят мятежники. А как только мы переправимся, то очистим от них весь западный берег. Казалось, что военачальника ничто не может смутить надолго. Крисп оставался мрачен. Хлеставший по лицу и стекавший по бороде дождь не улучшал его настроения. -- Если река будет подниматься и дальше, бродов не останется вовсе, и никакие крестьяне нам не помогут. -- Верно, -- согласился Саркис, -- но пока мы не можем взяться за мятежников, они нам тоже не могут повредить. Крисп кивнул, хотя эта мысль его не утешила. Военачальник мыслил, как подобало солдату. Криспу приходилось думать шире -- думать как Автократору. Вся Видесская империя была его владением; любая мятежная часть не просто уменьшала его власть -- она странным образом принижала его самого. -- Мы найдем брод, -- обещал Саркис. Поиски незамеченной солдатами Петрония переправы заняли два дня и вконец истощили терпение Криспа. Но наконец взвод за взводом начали переходить реку. Указавший переправу крестьянин божился, что Эриза здесь неглубока, но кони с трудом боролись с течением. Халогаи ждали переправы вместе с Криспом. Перебираться им придется, вцепившись в хвосты лошадей последнего взвода -- пешего Эриза могла и смыть. Осенние дожди северян страшно веселили. -- В наших краях, твое величество, дожди бывают в конце весны и летом, -- сказал Вагн. Остальные халогаи хором выразили согласие. -- Неудивительно, что так много ваших уходит на юг, -- пошутил Крисп. -- Точно, твое величество, -- согласился Вагн. -- Халогаю и в Кубрате тепло. Крисп сам прожил в Кубрате пару лет и отнюдь не считал тамошний климат благодатным. Теперь он мог лучше оценить, как сурова была родина халогаев... и волноваться по этому поводу. -- Раз Арваш Черный Плащ и его банда захватили Кубрат, не повалят ли туда халогайские поселенцы? -- спросил он. -- Может быть, -- ответил Вагн, подумав. -- Тогда Видессу весьма худо придется. -- Худо, -- только и ответил Крисп. Он уже знал, что в борьбе с Петронием может полагаться не на всех видесских солдат. А сможет ли он доверять собственной халогайской гвардии, если выйдет сражаться с Арвашем? Все по порядку, повторил он себе в очередной раз. Когда с Петронием будет покончено, почти все рядовые солдаты империи встанут под его знамена, особенно против чужеземного врага. -- Ваше величество? -- позвал кто-то. -- Ваше величество! -- Я здесь, -- крикнул Крисп. Халогаи, готовившиеся к переправе через Эризу, сомкнули круг, окружив императора кольцом клинков. Это непроизвольное движение лучше всяких клятв говорило об их верности. Автократора звал императорский гонец, измученный и мокрый; с крупа его коня падала пена. -- Я принес весть от севаста Мавра. -- Гонец протянул Криспу футляр из вощеной и промасленной кожи. -- Если пожелаете, я могу передать ее словами, но должен сказать -- это дурная весть. -- Говори, а я рассужу, дурная или добрая, -- приказал Крисп, готовясь к худшему, и, заметив, что курьер дрожит от страха, воскликнул: -- Да говори же! Я знаю, что ты только приносишь вести, твоей вины в них нет. -- Благодарю, ваше величество. -- Несмотря на дождь, гонец облизал губы, прежде чем продолжить. Крисп даже в страшном сне не мог представить, что услышит: -- Ваше величество... налетчики Арваша разорили город Девелтос. III Крисп обнаружил, что скрежещет зубами, и заставил себя остановиться. Но боль под ложечкой не утихала. Как ему сражаться с Петронием, если в это время империю грабит Арваш Черный Плащ? И как уничтожить Арваша, если Петроний продолжает цепляться за свой обреченный мятеж? -- Ваше величество? -- осмелился прервать затянувшееся молчание гонец. -- Чего ваше величество пожелает? "Хороший вопрос", -- подумал Крисп и коротко рассмеялся. -- Желаю, -- ответил он, -- чтобы Арваш провалился в ледяной ад, да и Петроний с ним заодно. Только вот, к сожалению, ни один из них не прислушивается к моим желаниям. -- Что вы будете делать, ваше величество? -- задал Саркис вопрос, на который гонец не осмелился. Крисп пораздумал немного, покуда дождь поливал берега. Размышлял он в основном о самом Саркисе. Если он бросит командира на берегах Эризы одного, останется тот верным ему или переметнется к Петронию? Если второе, то все западные земли, кроме, быть может, пригорода Напротив, будут потеряны. Но если Крисп займется только подавлением мятежа -- какой кусок за это время отхватит от империи Арваш? Потом Крисп понял, что перебирает те же неприятные вопросы, которые уже не раз задавал себе. -- Я возвращаюсь в город, -- сказал он таким тоном, словно не просто был уверен в лояльности Саркиса, а мысль об измене васпураканина никогда не приходила ему в голову. -- С Арвашем мне удобнее разбираться оттуда. Теперь, когда мы форсировали Эризу, я приказываю тебе всеми силами ударить по Петронию. Если ты сумеешь схватить его этой зимой, любой награды будет мало. Глаза командира были темны и бездонны, как два пруда, отражающих ночное небо. Но Криспу показалось, что он заметил в них слабый огонек -- как отражение одинокой звездочки. -- Положитесь на меня, ваше величество, -- ответил Саркис, отдавая честь. -- Уже положился, -- просто ответил Крисп, сожалея в душе о подобной необходимости. Он надеялся, что Саркис не догадывается о его мыслях, но подозревал -- почти боялся, -- что васпураканин достаточно умен, чтобы прочесть невысказанное. -- Мы проводим тебя в город, твое величество, -- пробасил Твари. -- Взвода хватит, -- возразил Крисп. -- А остальные пусть останутся с Саркисом и вместе с ним сметут Петрония с лица земли. Но Твари покачал головой. -- Мы твои телохранители, государь. Нашими богами мы клялись защищать твое тело. И мы защитим его; наш долг перед тобой, а не перед Видессом. -- Дворцовые евнухи полагают, что в их обязанности входит приказывать Автократору, -- заметил Крисп, не зная, смеяться ему или гневаться. -- Ты тоже так думаешь, Твари? Военачальник халогаев сложил руки на широкой груди. -- В этом -- да. Подумай, государь -- ты поедешь по бунтующей стране. Взвода, даже отряда, не хватит для твоей безопасности. Крисп понял, что Твари не уступит. -- Как пожелаешь, -- сдался он, подумав, что чем дольше правишь, тем менее полной оказывается на поверку твоя власть. На деле же за весь долгий путь по непролазной хляби до города Видесса они не встретили ни единого противника. Зато по пути им попался один человек, явно прнявший за врагов их самих -- монах на ослике, натянувший капюшон до самого носа для защиты от дождя. При виде императорского кортежа он пришпорил осла и свернул с дороги, сделав большой крюк, только бы не встречаться с солдатами. Халогаи вдоволь поиздевались над явным ужасом монаха. -- Отважный капитан Твари, -- заметил Крисп с легкой иронией, -- как вы полагаете, хватило бы мне взвода ваших героев, дабы защититься от этого головореза? Твари не поддался на провокацию. -- Судя по его виду, твое величество, он разделался бы с целым взводом. Крисп поневоле расхохотался, а халогай продолжил уже более серьезно: -- Кроме того, кто может сказать -- будь с тобою всего один взвод, не встретился бы ты по дороге с целой армией прихвостней Петрония? Боги любят посылать несчастья тем, кто забывает об осторожности. Своей судьбы не обманешь, но она может прийти и до срока. -- Теперь я понял, почему тот монах свернул с дороги, -- ответил Крисп. -- Он испугался, что ему придется спорить с тобой о богословии. -- К Фосу обращаются немногие халогаи, и не потому, что вашим проповедникам недостает усердия, -- проговорил Твари. -- Ваш бог подходит вам, имперцам, а нам подходят наши. Крисп был убежден, что боги северян ложны, но трудно было отрицать -- этим ложным богам служат сильные люди. Два дня спустя Крисп и его эскорт достигли пригорода Напротив. Гонец успел раньше -- паром уже ждал, чтобы перевезти императора через Бычий Брод. Северные ветры, принесшие с собой дожди, нагнали в проливе такие волны, что на противоположный берег Крисп сошел совершенно зеленый и искренне очертил на груди солнечный круг. Но солнце Фоса скрылось за пеленой туч. В императорских палатах Криспа встретили мрачные лица. -- Встряхнитесь! -- воскликнул он. -- Небо еще не рухнуло. -- Он побарабанил пальцами по футляру с письмом. -- Я знаю, потеря Девелтоса -- тяжелый удар, но я знаю и как смягчить его или, по крайней мере, унять Арваша, пока мы не разделались с Петронием. -- Я рад это слышать, ваше величество. -- Но голос Барсима прозвучал вовсе не радостно, а лицо евнуха не прояснилось. "Ну, -- подумал Крисп, -- это в порядке вещей -- я еще не помню, чтобы он выглядел счастливым". -- Ваше величество, -- проговорил вестиарий, -- боюсь, что дурные вести не ограничиваются Девелтосом. Крисп напрягся. Только ему показалось, что он решил одну проблему, как на горизонте показывается другая, готовая свинцом рухнуть на плечи. -- Говорите, -- мрачно приказал он. -- Слушаю и повинуюсь, ваше величество. Вы, без сомнения, понимаете, что восшествие пресвятого Пирра на патриарший престол вызвало некоторое смятение в монастыре, посвященном памяти святого Скирия. Осмелюсь предположить, что столь сильная личность, как аббат Пирр, не потерпела бы, чтобы его монастырские братья обретали большую власть в обход его. А потому никто, как выяснилось, не отвечал за приход и уход монахов из обители. Короче говоря, ваше высочество -- бывшего патриарха Гнатия найти не удалось. Крисп хрюкнул, точно от удара в живот. Ему тут же припомнился скакавший на запад монах, так старательно огибавший его и халогаев. Нельзя было с уверенностью утверждать, что это был Гнатий, но тот монах направлялся именно туда, куда двинулся бы беглый экс-патриарх -- к землям Петрония. Эти мысли Крисп высказал вслух, добавив: -- Теперь у Петрония будет собственный патриарх, чтобы короновать мятежника и оплевать Пирра как самозванца. -- Вполне возможно, -- согласился Барсим с легким поклоном. -- Для человека, столь недавно взошедшего на трон, -- если быть точным, и недавно явившегося в город Видесс, -- вы проявляете определенный талант к интригам. -- На месте Петрония именно это я и сделал бы, -- пожал плечами Крисп. -- Именно. Но, поскольку Петроний известен коварством, вы мне не противоречите. -- Знаю. А у кого, по-вашему, я учился? -- Крисп подумал немного, потом заметил: -- Когда будете уходить, Барсим, пришлите ко мне секретаря. Я продиктую указ, объявляющий Гнатия преступником, а за его голову -- награду. Наверное, следует напомнить Пирру, чтобы тот со своей стороны его проклял. -- Вселенский патриарх уже позаботился об этом, ваше величество, -- сообщил Барсим. -- Вчера он предал Гнатия анафеме с алтаря Собора. Должен сказать, что даже для анафемы это была весьма сквернословная речь. В подтверждение могу привести такие выражения, как "извратитель патриаршего благочиния", "проказа духа" и "аспид, исходящий ядом с алтаря". -- Они друг друга всегда недолюбливали, -- заметил Крисп. Барсим поднял бровь, полузаметно признавая преуменьшение. -- Беда в том, -- продолжил Крисп со вздохом, -- что Гнатий просто предаст анафеме Пирра и никто ничего не добьется. -- Но Пирр обогнал противника. К тому же он проповедует в Соборе, и ему подчиняется церковь. Ему поверят больше, -- возразил Барсим. -- Вы правы, -- согласился Крисп. Эта мысль его немного утешила. Он постарался не забыть ее -- то было первое утешение за последние несколько дней. Генерал Агапет потер свежий розовый рубец, вспахавший его правую щеку. Размером и формой новый шрам почти повторял старый, на левой щеке, побелевший с годами. Генерал не пытался скрыть облегчения оттого, что о своей неудаче он докладывает в Тронной палате императору, а не в темнице недоброжелательному палачу. -- Благим богом клянусь, ваше величество, я до сих пор не знаю, как этот мерзавец прошел мимо меня к Девелтосу с такой бандой, -- досадливо басил он. -- И не знаю, как он сумел так быстро захватить город. -- Это меня тоже удивляет, -- ответил Крисп. Он бывал в Девелтосе -- мрачной серой крепости, охранявшей дорогу между столицей и восточным портом Опсикион. Стены Девелтоса показались ему тогда угрожающе высокими и крепкими. -- Я слыхал, что чародейство Арваша разбило одну из башен, открыв путь дикарям, -- заметил Яковизий. Агапет фыркнул. -- Это обычное оправдание тех, кто быстрее всех бежит с поля боя. Они и врут, как бегут. Если бы боевые чары срабатывали хоть через три раза на четвертый, на войну ходили бы колдуны, а нам, солдатам, оставалось бы дома сидеть да цветочки выращивать. -- Сколько я знаю, -- вставил Мавр, -- живыми из Девелтоса убрались только те, кто быстрее всех бежал с поля боя. Остальные мертвы. -- Да, это так, -- признал Агапет. -- Халогаи и вообще-то кровожадны, но этот Арваш мне кажется просто бесчеловечным. Но все же мои ребята худо-бедно держали их на другой стороне границы. А тут он провел мимо нас целую армию. Может, это и вправду была магия, ваше величество. Не знаю, как иначе это объяснить, чтоб мне обледенеть, если я лгу. -- Я уже слыхал, что Арваш -- колдун, -- сказал Крисп. -- Никогда прежде не верил. Когда человеку везет, о нем тут же начинают ходить подобные слухи. Но сейчас я начинаю сомневаться. -- Говорят, халогаи убили всех священников в городе, -- заметил Мавр. -- Если Арваш и колдун, то его сила не от Фоса. -- Естественно, что язычник халогай не пользуется магией Фоса, -- ответил Яковизий. -- И если эти дикари вырезали весь город, вряд ли они остановились бы при виде синей сутаны. А вы? -- Он изящно изогнул бровь. Мавр давно привык не принимать его выходки всерьез. -- Прошу прощения, превосходный господин, но никогда не разорял городов, а потому не могу ответить на ваш вопрос определенно. В малых дозах сарказм Яковизия бодрил. В больших -- разъедал не хуже кислоты. Крисп вовремя перехватил инициативу. -- На самом деле вопрос стоит так: что делать теперь? Если я буду сражаться одновременно с Петронием и Арвашем, то лишь распылю силы и не разобью ни одного из них. Но если я навалюсь на одного, оставив второго в покое, тот может творить, что пожелает. -- Тебя не удивляет, что ты вообще захоте стать Автократором? -- поинтересовался Яковизий с невыразимым злорадством. -- Я вообще-то не очень хотел становиться Автократором, -- ответил Крисп. -- Но позволить Анфиму прикончить меня показалось мне менее привлекательной идеей. -- Крисп, тебе придется откупиться от одного из врагов, чтобы разделаться со вторым, -- сказал Мавр. -- Если бы ты не воевал с Петронием, я тут же вывел бы из города свежую армию Агапету на подмогу. А так я опасался, что ты потерпишь поражение на западе и моя помощь понадобится там. -- Я рад, что ты остался, -- поспешно ответил Крисп, припомнив письмо Танилиды. -- Как ни горько это признавать, но ты прав. А еще горше, что откупаться придется от Арваша. Петроний заплатил ему за вторжение в Кубрат, так что деньги он берет, это мы знаем. А когда я разобью Петрония -- что ж, почтенному Арвашу придется вернуть наше золото, и не только наше. Если он думает, что я забуду или прощу то, что он сотворил с Девелтосом, он ошибается. -- И все же это правильный выбор. -- Яковизий уверенно кивнул. -- Ты не можешь позволить себе торговаться с Петронием -- это равносильно тому, чтобы признать его за равного. У Автократора в пределах Видесса не должно быть равных. А вот откупиться от чужеземного князька, чтобы тот оставил нас в покое, -- такое случается сплошь и рядом. Крисп покосился на Мавра; тот тоже кивнул. -- Правильно, ваше величество, -- согласился Агапет, -- покончим сначала с гражданской войной. Когда вас признает вся империя, в свое время вы разделаетесь и с Арвашем. -- Сколько Петроний заплатил Арвашу, чтобы тот натравил своих головорезов на Кубрат? -- спросил Крисп. -- Пятьдесят фунтов золота -- три тысячи шестьсот золотых, -- тут же ответил Яковизий. -- Тогда уплати ему хоть вдвое, если придется, но выторгуй у него год мира, -- приказал Крисп. -- Я, правда, надеюсь, что ты сумеешь уговорить его на меньшую сумму -- я-то знаю, как ты торгуешься. Яковизий мрачно воззрился на него: -- Я так и знал, что к этому идет! -- Лучшего посла мне не найти, -- заметил Крисп. -- Сколько миссий к северянам ты возглавлял? Мы ведь и встретились первый раз в Кубрате, помнишь? Я до сих пор ношу золотой, что ты дал старому хагану Омуртагу, когда выкупал толпу нас, крестьян. Ты знаешь, что тебе делать, а я знаю, что могу на тебя положиться. -- Если бы меня посылали в Кубрат, или в Хатриш, или даже в Татагуш, я бы не раздумывыя сказал "да", пусть это и совершенно дикие края, -- медленно проговорил Яковизий. -- Но Арваш... Арваш -- дело другое. Я скажу честно, Крисп... ваше величество -- он меня пугает. Он хочет не просто грабить. Он хочет убивать, а то и хуже. -- Меня Арваш тоже пугает, -- признался Крисп. -- Яковизий, если ты думаешь, что тебе ехать опасно, я пошлю кого-нибудь другого. -- Нет, я поеду. -- Яковизий пригладил седеющие волосы. -- В конце концов, что он может со мной сделать? Во-первых, когда-нибудь ему, возможно, придется присылать послов к нам; и мы с ним оба знаем, что ты отомстишь за любой нанесенный мне вред. А во-вторых, я собираюсь платить ему дань, и немалую. Не вижу, каким образом это может его разозлить? Мавр ехидно глянул на малорослого посла. -- Если кому-то и под силу такая задача, так только вам, господин Яковизий. -- Ах, ваша светлость, -- с мягким укором произнес Яковизий, -- не стань вы столь неожиданно вторым человеком в империи, будьте уверены, я в деталях описал бы, какого наглого, неблагодарного, дерзостного, малолетнего ублюдочного сына змеи и кукушки я вижу перед собой! -- Конец фразы он проорал, побагровев и выпучив глаза. -- Как всегда, добр и вежлив, -- уверил его Крисп, стараясь не рассмеяться. -- И этот туда же? -- прорычал Яковизий. -- Лучше поостерегитесь, ваше величество. Я так понимаю, что могу называть вас, как мне, Скотос меня побери, вздумается, не беспокоясь об оскорблении величества, потому что, если вы пошлете меня к парню с топором, к Арвашу я уже не попаду. -- Это зависит от того, что я распоряжусь оттяпать, -- уточнил Крисп. Яковизий в притворном ужасе схватился за пах. В этот момент вошел Барсим, неся непочатый кувшин вина и блюдо копченых осьминожьих щупалец. Евнух посмотрел на Яковизия вдоль собственного печально свешенного носа. -- На свете очень немного людей, о которых я мог бы сказать такое, превосходный господин, но подозреваю, что, лишенный ядер, вы будете производить не меньше шума, чем сейчас. -- Что ж, спасибо, -- ответил Яковизий, отчего даже невозмутимый вестиарий моргнул. Крисп молча поднял кубок. Яковизий оставался вооружен и опасен, пока при нем был язык. Несколько дней спустя Яковизий отправился с посольством в Кубрат. Крисп немедленно отодвинул всю проблему в дальний угол памяти: учитывая, в каком состоянии оставят дороги осенние дожди и зимние бураны, раньше весны вельможа не вернется. Кампания Саркиса волновала императора куда больше. Судя по донесениям, полковой командир продвигался вперед, но, благодаря той же погоде, с черепашьей скоростью. Первого из поместий Петрония Саркис достиг, когда дождь еще не сменился снегом. "Кавалерия противника пыталась нас задержать, -- писал он, -- но отступила на запад. Мы попытались сжечь виллу и имение; для тщательной работы слишком сыро, но жить там никто не сможет еще долго". В юности мир для Криспа по зиме сжимался до размеров деревни и окрестных полей. Автократор это тоже чувствовал. Хотя в столицу поступали новости от самых дальних пределов империи, все, творящееся за городскими стенами, казалось далеким и смутным, точно затуманенным. Во многом поэтому Крисп начал уделать больше внимания тем, кто оставался рядом. Ко дню зимнего солнцестояния беременность Дары стала заметна, хотя и не не так сильно в теплых одеждах, в которых она выехала в Амфитеатр посмотреть на представления, коими издавна отмечали солнцеворот. Праздник середины зимы был временем вседозволенности; пара мимов весьма предерзостно изобразила, в каких именно отношениях находились Крисп и Дара при еще живом Анфиме. Крисп хохотал, даже если шутки не были смешными; Дара вначале выказала злость, потом присоединилась к нему, заметив, впрочем: "Кое-кого из этих шутников следовало бы плетями прогнать по площади Паламы". -- Сегодня же солнцеворот, -- ответил Крисп, точно это извиняло все. Для него так оно и было. Кто-то из слуг распалил костер перед ступенями, ведущими в императорские палаты. Когда кортеж императора возвратился из Амфитеатра, пламя еще полыхало ярко. Крисп спешился, перекинул уздечку конюху и, придерживая корону на темени, прыгнул через костер. -- Сгори, горе-неудача! -- воскликнул он, пролетая сквозь пламя. Мгновением позже он услыхал топот бегущих ног. -- Сгори, горе-неудача! -- крикнула Дара. Она сумела перепрыгнуть через угли и поскользнулась, едва коснувшись земли. Если бы Крисп не поддержал бы ее, она могла упасть. -- Что за глупости! -- сердито прошептал он. -- Зачем тогда весь месяц тебя носили в паланкине, как не для твоей безопасности? А теперь ты готова рискнуть и собой и ребенком -- и ради чего? Ради глупых выходок! Дара оттолкнула его. -- Я, знаешь ли, не стеклянная, от косого взгляда не разобьюсь. И, кроме того, -- она понизила голос, -- тебе не кажется, что с Петронием, Гнатием и Арвашем Черным Плащом на тебя навалилось больше несчастий, чем ты можешь спалить один? Гнев Криспа растаял, как снег вокруг костра. -- Пожалуй. -- Он обнял жену. -- Но лучше бы тебе быть поосторожнее. Дара снова стряхнула его руку. Крисп сообразил, что вновь обидел ее чем-то. -- Ты за меня беспокоишься, -- осведомилась она, -- или только за ребенка в моем чреве? -- За обоих, -- честно ответил Крисп. Дара молча прищурилась. -- Перестань, -- сказал Крисп. -- Разве я строю пруды с рыбками? Дара моргнула, потом против собственной воли расхохоталась. -- Кажется, нет. "Рыбками" Анфим именовал последний из изобретенных им способов разврата -- один из редких случаев, когда Анфим утруждал себя стеснением, подумал Крисп. -- Тебя удивляет, что, прожив с подобным столько лет, -- продолжила Дара, -- я опасаюсь доверять кому-либо? Вместо ответа Крисп обнял супругу, и в этот раз она не отстранилась. По лестнице они поднялись вместе. В императорской опочивальне Дара не только закрыла дверь, но и заперла изнутри, а на вопросительный взгляд Криспа ответила: "Ты же сам сказал, что сегодня день солнцеворота". Не тратя времени, они разделись и нырнули под одеяла. Хотя кирпичные трубы под полом несли теплый воздух из центральной печи, в спальне было холодно. Крисп погладил живот Дары, обводя небольшую выпуклость вокруг пупка. Губы Дары сложились в странную улыбку -- не то гордую, не то капризную. -- Худая я себе нравилась больше, -- сказала она. -- Мне ты нравишься и такая, -- ответил Крисп и в подтверждение этих слов позволил руке забраться чуть ниже. Дара скривилась. -- То, что я выворачиваюсь наизнанку каждое утро и почти каждый день, тебя тоже привлекает? Слава богу благому, сейчас вроде бы меня тошнит поменьше. -- Это хорошо, -- ответил Крисп. -- Я... -- Он замолк. Что-то... дрогнуло? дернулось? шевельнулось? -- под его ладонью. Крисп никак не мог подобрать подходящего слова. -- Это ребенок? -- спросил он потрясенно. Дара кивнула. -- Я чувствовала его... -- она всегда говорила о младенце "он". -- ...уже неделю или десять дней. Но так сильно еще не бывало. Неудивительно, что и ты заметил. -- На что это похоже? -- спросил Крисп. Любопытство вытеснило в нем желание. Он осторожно прижал ладонь к животу супруги, надеясь уловить еще одно движение. -- Похоже на... -- Дара нахмурилась и покачала головой. -- Я хотела сказать, что похоже на газы, как если бы я переела салата из огурцов с осьминогами. Поначалу так и было. Но эти, сильные шевеления -- они вообще ни на что не похожи. Если бы ты бы женщиной, ты бы понял. -- Наверное. Но поскольку я мужчина, я вынужден задавать глупые вопросы. -- Ребенок, словно по заказу, шевельнулся еще раз. -- Мы сделали это! -- воскликнул Крисп, прижимая Дару к себе. Только потом он сообразил, что может не иметь к этому никакого отношения. Если Даре и пришла в голову та же мысль, она не подала виду. -- Мы это, может, и начали, -- едко заметила она, -- но остальную работу приходится делать мне. -- Перестань. -- Гладкая, горячая кожа Дары под его ладонью напомнила Криспу, зачем они так торопились в постель. Он уложил супругу на спину. -- Раз ты жалуешься, -- сказал он, входя в нее и глядя на жену сверху вниз, -- сегодня поработаю я. -- Согласна, -- ответила она. Глаза ее сияли в свете ламп. -- Скоро нам уже не удастся этим заниматься -- между нами, так сказать, встанет третий. Так что... -- голос ее прервался на мгновение, -- ...будем радоваться, пока можем. -- О да, -- выдохнул он. -- Да. Письмо, посланнное Яковизием задолго до солнцеворота, прибыло через несколько недель после того, как праздники закончились, но Крисп все равно ему обрадовался. "Арваш согласен взять деньги. Теперь мы выясняем, сколько именно. Это не обычный жадный до золота халогай; он дерется за каждый медяк, точно городской торговец кальмарами (тут и кальмаров-то, к несчастью, нет -- одни Скотосом проклятые говядина да баранина). Богом благим и премудрым клянусь, ваше величество, Арваш меня пугает. Он очень умен и безмерно жесток. Но я, думаю, сумею не уступить ему. Остаюсь с глубочайшим отвращением в плискавосских буранах..." Крисп с улыбкой свернул пергамент. Он легко мог представить себе, как острый язык Яковизия нарезает ломтиками туповатого военачальника-варвара, неспособного даже понять, что его оскорбляют. Потом Крисп перечитал письмо. Если Арваш Черный Плащ неглуп -- а на это указывало все, что было известно о нем Криспу, -- ядовитые стрелы Яковизия могли уязвить его очень глубоко. Крисп свернул письмо снова и перевязал. Яковизий возглавлял посольства к варварам на протяжении трех десятилетий -- почти столько, сколько жил на свете сам Крисп. Кому, как не ему, знать, когда следует остановиться. Дела церковные накалялись, несмотря на зимние холода -- Пирр неожиданно изгнал из храмов четверых проповедников. Обнаружив краткое сообщение об этом в стопке документов, Крисп немедля призвал патриарха к себе. -- И к чему вы ведете, пресвятой отец? -- осведомился он, постукивая по пергаменту. -- Я полагал, что потребовал от вас сохранения мира среди прелатов. -- Воистину так, ваше величество. Но чего стоит мир без истинной и крепкой веры? -- Крисп уже давно понял, что Пирр не склонен к компромиссам. -- Как вы могли заметить, я к своем сообщении указал причины каждого изгнания, -- продолжил патриарх. -- Брионей из церкви святого Нестория называл вас в своих проповедях узурпатором императорского трона, а меня -- патриаршего. -- Такого нельзя терпеть, -- согласился Крисп. В который раз он пожалел, что Гнатий не заточен по-прежнему в монастыре. Свергнутый патриарх не только добавлял законности мятежу Петрония, но и служил надеждой всех духовных лиц, находивших невыносимым узколобое понимание Пирром законов и обычаев церкви. -- Продолжаю, -- патриарх принялся загибать пальцы, отмечая прегрешения отступников, -- Норик из храма святого Фелалия бесстыдно сожительствовал с женщиной -- порок, слишком долго терпимый благодаря процветавшему при Гнатии попустительству. Священник Луцулий имел привычку носить расшитую шелком рясу, слишком роскошную для духовного лица его положения. А Савиан... -- от ужаса Пирр перешел на хриплый шепот, -- ...Савиан склонился к весовщицкой ереси! -- Правда? -- Крисп припомнил, как Савиан выступал против избрания Пирра патриархом. Пирр явно тоже не позабыл этого. -- Откуда вы узнали об этом? -- спросил он, раздумывая, насколько мстителен бывший настоятель. Похоже было, что весьма. -- Его обвиняют собственные слова, -- ответил Пирр. -- В своей проповеди он заявил, что Скотос оскверняет сияющую славу Фоса. Как может это быть, если только благой бог и повелитель зла... -- он сплюнул, отвергая имя Скотоса. -- ...не равны перед лицом Великого Равновесия? Доктрина имперского православия утверждала, что Фос в конце концов сокрушит Скотоса. В восточных хаганатах Хатриш и Татагуш тоже поклонялись благому богу, но тамошние священники утверждали, что никто не может знать, победит ли в конце добро или зло. Отсюда и проистекала доктрина Равновесия. Крисп знал, что даже некоторых видесских теологов привлекала ересь "весовщиков". -- А вы уверены, -- спросил он, однако, -- что это единственное значение, которое Савиан мог вложить в свои слова? Глаза Пирра опасно блеснули. -- Назовите иное. Далеко не впервые Крисп пожелал, чтобы его образованность не ограничивалась умением читать, писать, скалдывать и вычитать. -- Может быть, это просто хитрый способ сказать, что в мире пока хватает зла. Фос ведь еще не победил, пресвятой отец. -- Я об этом вполне осведомлен, учитывая печальную греховность, которую зрю вокруг. -- Пирр покачал головой. -- Нет, ваше величество, боюсь, что речи Савиана нельзя истолковать столь просто. Когда силе Скотоса поражается человек его породы, подобные речи не могут быть невинны. -- Предположим, так сказал бы ваш верный сторонник, -- предположил Крисп. -- Что вы сделали бы тогда? -- Наложил епитимью и изгнал бы из храма, -- ответил Пирр тут же. -- Зло есть зло, и не имеет значения, с чьих губ слетают грешные речи. Да оборонит нас от него бог благой и премудрый. -- Патриарх очертил на груди солнечный круг. Крисп также осенил себя святым знаком. Внимательно оглядев назначенного им патриарха, он, пусть и с неохотой, решил поверить Пирру. Патриарх был узколоб, но в своих пределах справедлив. -- Что ж, пресвятой отец, -- вздохнул Крисп, -- поступайте, как знаете. -- Так и будет, ваше величество, заверяю вас. Эти четверо -- лишь заснеженная верхушка горы порока. Они ярче всего блестят в свете Фоса, озаряющем их злодеяния, но их сверкание не ослепит меня, чтобы я оставил стоять эту гору. -- Подождите секундочку, пресвятой отец, -- вмешался Крисп, взмахом руки останавливая патриарха. -- Я вас назначал на этот пост не для того, чтобы вы затевали смуту в церкви. -- В чем же состоит долг патриарха, как не в том, чтобы выкорчевывать грех? -- возразил Пирр. -- Если вы считаете, что существует обязанность более важная, в вашей власти лишить меня сана. -- Он склонил голову, признавая главенство императора. Крисп понял, что в Пирре он нашел, наконец, человека, которого неспособен переупрямить. Понял он и наивность своих надежд на то, что ответственность, налагаемая патриаршим троном, смягчит фанатичное упорство Пирра. Вывод отсюда следовал крайне неприятный: поскольку Крисп не мог позволить себе снять с Пирра синие сапоги -- никто другой, спешно избранный на его место, не мог бы противостоять Гнатию -- покамест аббата придется терпеть. -- Как я уже сказал, пресвятой отец, действуйте, как считаете нужным, -- вздохнул он. -- Но, заклинаю вас, помните о... -- Как там говорил Савиан? -- ...принципе икономии. -- Заверяю вас, ваше величество, я буду применять указанный принцип везде, где это возможно, -- ответил Пирр. -- Должен, однако, предупредить вас, что сей принцип применим не столь широко, как кажется многим. Да уж, подумал Крисп, Пирр скорее умрет, чем отступит. Он коротко кивнул, указывая, что аудиенция окончена. Пирр пал ниц -- при всех его недостатках почтение его к монарху оставалось достойным подражания -- и отбыл. Стоило ему скрыться, император крикнул, чтобы принесли вина. -- Одно хорошо, что налетчики Арваша, взяв Девелтос, решили отступить, -- заметил Крисп, изучая карту империи. -- Если бы они двинулись дальше, то уткнулись бы в море Моряков и разорвали бы восточные земли пополам. -- Да, это бы точно вывернуло ночной горшок в похлебку, -- ответил Мавр. -- Но тебе и без того придется отстраивать город заново. -- Этим я уже занялся, -- отозвался Крисп. -- Я написал указ, что казна платит вдвое против обычного тем гончарам, штукатурам, черепичных дел мастерам, плотникам, каменотесам и все прочим, кто отправится летом в Девелтос, и разослал его по городским гильдиям. Главные мастера говорят, что добровольцев хватит, чтобы к осени в городе снова можно было жить. -- Да, через гильдии искать работников проще всего, -- согласился Мавр. Труд в городе Видессе был регламентирован не менее скрупулезно, че все остальное. Главные мастера подчинялись городскому эпарху, как любые чиновники. -- Каменотесы, -- повторил Мавр, поджав губы. -- Их нам потребуется немало. Вспомни, что случилось со стенами Девелтоса. -- Помню, -- мрачно отозвался Крисп. Как свидетели нападения, так и те, кто входил в город позже, утверждали, что одна из стен укреплений рухнула в одночасье, скорее всего разрушенная чародейством. А тогда наемники-северяне ринулись в ошеломленный город, и началась бойня. -- Я до сих пор полагал, что боевая магия -- пустая трата времени и что она не работает среди людей, взбудораженных битвой. -- Я думал то же самое, -- ответил Мавр. -- Я поговорил на эту тему с твоим приятелем Трокундом и еще парой чародеев. Они утверждают, что стену расколола не боевая магия в обычном понимании этого слова. Арваш, или кто он там, исхитрился перевести своих солдат через границу до самого Девелтоса так, что никто их не заметил. Это облегчило колдуну работу -- гарнизон не ожидал нападения и не волновался, пока камни не посыпались на головы. -- Когда было уже поздно, -- добавил Крисп. Мавр кивнул. -- Вопрос в том, -- продолжил Крисп, -- как Арвашу удалось провести через границу своих бандитов? Мавр промолчал. Никто не мог бы ответить на этот вопрос. Трокунд допросил Агапета, используя то заклятье двойных зеркал, которое уже опробовал на Гнатии. Но даже колдовство не помогло генералу понять, каким образом Арваш ускользнул от его разведчиков. Возможно, и там поработало чародейство, но уверенности в том не было. -- Благим богом клянусь, -- заметил Крисп, -- стоит надеяться, что Арваш не появится из воздуха перед городскими вратами Видесса и не проломит стены. Укрепления имперской столицы намного превосходили стены провинциального городка вроде Девелтоса -- настолько, что ни один чужеземный враг не сумел еще ее взять, да и видессиане добивались этого только предательством. Но Арваш Черный Плащ был слишком необычным врагом. -- Теперь нас сторожат чародеи, -- ответил Мавр. -- Их обвести вокруг пальца будет не так просто, как девелтосскую стражу. А они говорят, что Арваш взял город только внезапностью. -- Да, да. -- Крисп все же нервничал. Может быть, оттого, что не так давно сел на трон? Возможно, с опытом он лучше оценивал бы опасность, которую представляет Арваш. И все же, как и любой разумный человек, он считал, что лучше приготовиться к мнимой опасности, чем проморгать реальную. -- До чего неудачное время выбрал Петроний для мятежа! Если бы он сейчас сдался, я с радостью оставил бы его голову при нем. Арваш волнует меня куда больше. -- Даже после того, как ты от него откупился? -- Особенно после этого. -- Крисп подергал себя за густую курчавую бороду, потом решительно щелкнул пальцами: -- Вот об этом я и напишу Петронию. Если они с Гнатием миром вернутся в монастырь, я не стану карать их. -- Он кликнул письмоводителя. -- А если он откажется? -- спросил Мавр, пока писец не явился. -- Значит, откажется. Хуже не станет. Мавр поразмыслил над этим, потом раздумчиво поджал губы. -- Если так смотреть, ты, конечно, прав. Прибежал письмоводитель и, побросав стиль и табличку, пал перед Криспом ниц. Император нетерпеливо ждал, пока писец не поднимется на ноги и не возьмется за дело. Он уже устал втолковывать окружающим, что ниц можно не падать -- те только ежились. Он был Автократором, а почести Автократору все привыкли оказывать, пластаясь по полу. -- Прочти письмо еще раз, -- попросил Крисп, закончив диктовку. Письмоводитель перечитал послание. Крисп обернулся к Мавру. Севаст кивнул. -- Сойдет, -- решил Крисп. -- Сделай мне чистовик на пергаменте не позже вечера. Писец поклонился и ушел. -- От разговоров у меня совершенно пересохло в горле. -- Крисп встал и потянулся. -- Как насчет глотка вина? -- Обычно я отвечаю на такое предложение "да" по любому поводу, -- ухмыльнулся Мавр. -- Ты хочешь сказать, что твое несчастное горло слишком пересохло и утомилось, чтобы кликнуть Барсима? Давай я его позову. -- Нет, постой, -- сказал Крисп. -- Давай шокируем его и пойдем за вином сами. Крисп понимал, что это лишь крошечный бунт против удушающего, убийственного дворцового церемониала, но маленький бунт лучше никакого. -- Рухнут основы империи! -- Мавр закатил глаза. Он откровенно сочувствовал попыткам побратима оставить хоть немного от прошлой жизни -- отчасти потому, что и собственное нынешнее положение с трудом воспринимал серьезно. Посмеиваясь, точно пара мальчишек, выбежавших ночью погулять, Автократор и севаст на цыпочках прокрались по коридору в кладовую. Проходя мимо комнаты, где Барсим руководил отрядом полотеров, оба примолкли. По счастью, вестиарий стоял спиной к двери и не заметил их. Уборка требовала его непосредственного присмотра -- пыль лежала толстым слоем на мебели и покрытых красными изразцами полу и стенах. Красную комнату использовали -- больше того, открывали -- лишь в одном случае: когда императрица ждала разрешения от бремени. Здесь рождались потомки Автократоров -- и родится наследник (если это окажется мальчик) Криспа. "Интересно, а мой ли он?" -- подумал Крисп в тысячный раз. В тысячный раз он повторил себе, что это не имеет значения, и, как обычно, почти поверил. Успешно обнаруженное и выпитое вино помогло ему вновь отправить тошнотворный вопрос обратно в дальний угол памяти. -- Плеснуть еще? -- спросил он Мавра, поднимая кувшин. -- Спасибо, с удовольствием. Барсим заглянул в кладовую как раз вовремя, чтобы застать императора разливающим вино. Скорбная длинная физиономия евнуха стала еще более длинной и скорбной. -- Ваше величество, дворцовые слуги для того и существуют, чтобы прислуживать вам во всем. Если бы Барсим злился, Крисп разгневался бы на него в ответ. Но постельничий был явно опечален, и Криспа охватило нелепое чувство вины. Потом он все-таки разозлился, но больше на себя самого, чем на Барсима. -- Ты бы мне и зад подтирал, если бы я тебе позволил, да? -- рявкнул он. Вестиарий промолчал, и выражение его лица не изменилось ни на иоту, но щеки Криспа запылали от стыда. Барсим и другие постельничие и впрямь подтирали ему зад и, не гнушаясь, помогали справлять другие телесные нужды, когда несколько лет назад Криспа разбил насланный Петронием паралич. -- Извини, -- пробормотал император, понурив голову. -- Многие не вспомнили бы, -- спокойно заметил Барсим. -- Но вы, я вижу, не забыли. Давайте заключим договор, ваше величество. Если желание избавиться от нашей опеки становится так велико -- не станете ли вы охотнее выносить нас в остальное время, если мы будем закрывать глаза на ваши эскапады? -- Полагаю, да, -- ответил Крисп. -- Тогда я не стану обижаться, застав вас порой за неподобающими занятиями, а вы, надеюсь, не станете обижаться на меня и прочих ваших слуг за то, что мы исполняем наш долг. -- Барсим откланялся и удалился. -- Кто тут правит -- ты или он? -- спросил Мавр, стоило вестиарию отойти. -- Ты, как я заметил, задаешь подобные вопросы шепотом, -- расхохотался Крисп. -- Не Барсима ли боишься? Мавр тоже рассмеялся, но вскоре посерьезнел. -- Бывали вестиарии, чья власть распространялась далеко за пределы дворца. Скомбр, например. -- Или я, -- напомнил Крисп. -- Слава богу благому и премудрому, за Барсимом я подобного не замечал. Пока он правит во дворце, он готов милостиво предоставить империю мне. -- Как великодушно с его стороны, -- Мавр осушил кубок и взял кувшин за горло. -- Я себе еще плесну. Тебе налить? Тогда Барсиму не на что будет пожаловаться. Крисп протянул ему кубок: -- Давай. Императорский гонец с наслаждением подставлял огню бока. За окнами валился с небес пропитанный водой снег. Крисп понимал, что это близится весна, но, доведись ему выбирать между снегом и слякотью, он предпочел бы снег. А вместо этого ему придется еще несколько недель терпеть гололед и смешанную со снегом грязь. Гонец расстегнул непромокаемый футляр и передал Криспу свиток пергамента: -- Прошу, ваше величество. Если бы Крисп по лицу посланца не понял, что Петроний не собирается возвращаться в монастырь, для этого хватило бы одного взгляда на пергамент. Письмо было перевязано алой лентой и запечатано алым воском с солнечным знаком. То была не императорская печать -- та красовалась на среднем пальце правой руки Криспа, -- но, несомненно, имперская. -- Так он отказался? -- спросил все же Крисп. Гонец отставил чашу горячего вина с корицей, которое тихонько потягивал. -- Да, ваше величество, это точно. Но послания я вам передать не могу, не читал. -- Ладно, посмотрим, как он отвечает "нет". -- Крисп сломал восковую печать, снял перетягивающую свиток ленту и развернул пергамент. Четкий, крупный почерк Петрония он распознал сразу -- соперник соизволил ответить ему собственноручно. Стиль тоже принадлежал Петронию, и притом Петронию разгневанному: "От Автократора видессиан Петрония, сына Автократора Агарена, брата Автократора Раптея, дяди Автократора Анфима, коронованного по доброй воле истинным пресвятым вселенским патриархом видессиан Гнатием низкорожденному мятежнику, тирану и узурпатору Криспу привет!" Криспу всегда легче было читать вслух. Он и не осознавал, что следует привычке, пока гонец не заметил: -- После такого вступления вряд ли он скажет "да", ваше величество. -- Скорее всего. -- И Крисп продолжил: -- "Мне ведомо, что совет есть дело благое и добродетельное, как учат нас книги древних мудрецов и святые писания Фоса. Но ведомо мне также, что совет применим, когда не умерла еще надежда на примирение. Однако в смутные времена, в обстоятельствах тяжелых и необычайных, как мнится мне, несть более пользы в советах, а в особенности твоих, безбожный и отвратительный убийца, ибо ты не только коварным заговором заключил меня в монастырь против моей воли, но и безжалостно убил моего племянника Анфима". Вот это, кстати, неправда, -- добавил Крисп ради гонца. -- "А потому, проклятый враг, не побуждай меня вновь предать живот мой в руки твои. Напрасны твои усилия. На моей перевязи тоже висит меч, и я не перестану бороться с тем, кто втоптал в грязь мой род. Либо я верну себе трон и награжу тебя, подлый убийца, сообразно твоим преступлениям, либо погибну и тем освобожусь от отвратительной и богопротивной тирании". К тому времени, как Крисп дошел до конца свитка, глаза гонца едва не вылезли из орбит. -- Это самое шикарное, заковыристое "нет", какое мне доводилось слышать, ваше величество. -- Мне тоже. -- Крисп покачал головой, сворачивая пергамент. -- Я, в общем-то, и не ожидал, что он согласится. Жаль, что тебе и твоим товарищам пришлось мокнуть, доставляя письма туда и обратно, но попробовать стоило. -- Стоило, ваше величество, -- подтвердил гонец. -- Я свое отслужил, сражался против Макурана на васпураканской границе. Все, что может остановить войну, стоит пустить в ход. -- Да. -- Но Крисп начинал сомневаться, а так ли это. В бытность свою крестьянином он так и думал. Но теперь... теперь он был уверен, что с Петронием придется сражаться. Петроний не мог доверять ему, а Крисп знал, что победа его бывшего хозяина принесет ему разве что быструю смерть -- но скорее всего, медленную. И с Арвашем Черным Плащом придется сражаться. Хоть и заплачена халогаю дань -- это лишь тянет время, но не решает проблемы. Если он позволит такому бешеному волку, как Арваш, бесчинствовать на границе, погибнет или будет угнано в полон куда больше крестьян, чем если он силой завоюет для них безопасность. Хотя вот уж чего не поймут те, кто потеряет дома и родных в этой войне. Раньше, до того, как он сел на трон, Крисп и сам бы не понял. -- Для этого стране и нужен император -- чтобы видеть дальше и шире крестьян, -- пробормотал он про себя. -- Так точно, ваше величество. Да поможет вам в этом Фос, -- отозвался гонец. Крисп очертил над сердцем солнечный круг, надеясь, что благой бог услышит слова солдата. Вновь зарядили дожди. Несмотря на это, Крисп разослал гонцов, собирая войска в городе Видессе и западных землях. Лазутчики доносили, что Петроний тоже собирает своих мятежников. Крисп пребывал в мрачной и обоснованной уверенности, что противник следит за каждым его шагом, и по мере сил старался запутать шпионов, перебрасывая свои войска взад и вперед, меняя полковые и отрядные знамена. Гражданская война изрядно оголила северные и восточные границы. Поэтому Крисп вздохнул с облегчением, получив письмо Яковизия: "Арваш согласен дать нам год мира, хоть и выторговал у меня ровно столько, сколько мы способны ему вообще заплатить. Богом благим и премудрым клянусь, ваше величество, я бы скорее проскакал десять миль через барьеры на старой кляче, чем вновь торговался бы с этим чернорясным разбойником. Я так и сказал ему, но он лишь рассмеялся. Смех его, ваше величество, ужасен. Так мог бы хохотать Скотос, приветствуя новую душу в вечном льду. В жизни моей не будет большей радости, чем в тот день, когда я покину его двор, чтобы вернуться в город. Слава Фосу, этого дня ждать недолго". Когда Крисп показал письмо Мавру, тот только присвистнул. -- В ярости мы Яковизия видели много раз, но испуган он на моей памяти впервые. -- И это работа Арваша, -- добавил Крисп. -- Это копилось всю зиму. Еще один знак того, что нам следует с ним драться. Чума побери Петрония за его нелепый мятеж! Он только отвлекает нас от настоящих дел. -- Этим летом мы с ним покончим, -- отозвался Мавр. -- А там и до Арваша дойдет черед. -- Так и будет. -- Крисп выглянул в окно. Сквозь облачный полог уже просвечивало синее небо. -- Скоро мы сможем ударить по Петронию. Я еще в деревне научился делать все по порядку. За двумя зайцами погонишься -- ни одного не поймаешь. Мавр хитро покосился на него. -- Может быть, Видессу следует воспитывать своих императоров в деревнях? Где еще мог бы научиться этому такой человек, как Анфим? -- Анфим не понял бы этого и будучи крестьянином. Он был бы из тех -- благой бог знает, их немало, -- кто голодает к концу зимы, потому что не вырастил достаточно зерна или неумело хранил его, так что половина урожая сгнила. -- Наверное, ты прав, -- согласился Мавр. -- Я всегда думал... Крисп так и не узнал, о чем всегда думал его побратим. В комнату торопливо вошел Барсим. -- Прошу извинения вашего величества, -- сказал он, -- но ее величество императрица просит прийти к ней немедля. -- Сейчас, договорю с Мавром и приду. -- Крисп кивнул. -- Ваше величество, дело не терпит отлагательств никоим образом, -- возразил Барсим. -- Я послал за повитухой. -- За... -- Крисп непроизвольно открыл рот, усилием воли закрыл и попытался заговорить снова: -- За повитухой? Но ребенок должен родиться только через месяц. -- Так полагала и ее величество. -- Улыбка Барсима была обычно весьма холодной, но теперь в ее морозе проскальзывало предвкушение весны. -- Боюсь только, ребенок ее не послушался. Мавр огрел Криспа по плечу. -- Да одарит тебя Фос сыном! -- Угу, -- отрешенно промычал Крисп. И как ему, интересно, следовать собственному правилу "все по порядку", если события только и стремятся обогнать друг друга? С некоторым усилием он все же сообразил, что ему делать сейчас. -- Ведите меня к Даре, -- приказал он Барсиму. -- Пойдемте со мной, -- отозвался вестиарий. Они прошли по коридору. По дороге к императорской опочивальне Крисп увидел, как служанка подтирает большую лужу. -- Всю зиму крыша не протекала, -- заметил он удивленно, -- да сейчас и дождя нет. -- Это не дождь, -- ответил Барсим. -- На этом месте у ее величества отошли воды. Крисп с деревенских времен помнил, как проходят роды. -- Неудивительно, что вы послали за повитухой. -- Именно так, ваше величество. Не беспокойтесь: Текла -- лучшая повивальная бабка в городе. Будь иначе, заверяю вас, я послал бы за кем-то еще. -- Барсим остановился у дверей в опочивальню. -- Я оставлю вас наедине, пока ее величество не отнесут в Красную комнату. Крисп вошел. Он ожидал увидеть Дару лежащей в постели, но вместо того она расхаживала по комнате. -- Я-то думала, что еще не скоро, -- сказала она. -- В последние дни живот у меня побаливал чаще обычного, но я и внимания не обращала. А тут... -- Она улыбнулась. -- Очень странное было чувство -- точно я мочусь и не могу остановиться. А когда воды отошли... теперь я понимаю, почему это называют схватками. Она едва успела договорить, как ее лицо стало таинственно-напряженным, замкнутым. Очередная схватка заставила ее крепко вцепиться в руки мужа. -- Пока терпеть можно, -- выдохнула она, когда боль отпустила, -- но роды ведь только начались. Я боюсь, Крисп. Насколько будет хуже? Крисп беспомощно развел руками, ощущая себя тупым бесполезным самцом. Он понятия не имел, насколько болезненны родовые схватки -- откуда? Он помнил, как визжали родами крестьянки в деревне, но вряд ли это успокоило бы Дару. -- Женщины предназначены для того, чтобы рождать детей, -- проговорил он. -- Значит, можно будет терпеть. -- Откуда тебе знать? -- огрызнулась Дара. -- Ты же мужчина. Поскольку Крисп только что сказал себе то же самое, он почел за благо заткнуться. Все равно ничего умного сказать он не может. Вместо этого он обнял жену, согнувшись, чтобы не надавить на ее вздувшийся живот. Это мысль была куда лучше. Они ждали вместе. Чуть погодя Дара стиснула зубы от боли, пережидая очередную схватку. Потом легла, попыталась найти удобное положение, но огромный живот и боль мешали ей. Схватка следовала за схваткой. Крисп отчаянно хотел сделать что-то более осмысленное, чем просто держать ее за руку, издавая успокаивающие звуки, но что именно сделать -- он не знал. Потом -- Крисп понятия не имел, сколько времени прошло, -- кто-то постучал в дверь опочивальни. Крисп открыл. За порогом стоял Барсим, а с ним -- симпатичная женщина средних лет, с такими смоляно-черными волосами, что Крисп счел их крашеными. Одета она была в простенькое льняное платье. -- Ваше величество, акушерка Текла, -- представил ее вестиарий. Деловитый вид Теклы сразу расположил к ней Криспа. Повитуха не тратила времени на падение ниц, а сразу, оттолкнув Криспа, устремилась к Даре. -- Как мы себя чувствуем, милочка? -- осведомилась она. -- Не знаю, как ты, а я паршиво, -- ответствовала Дара. Текла не обиделась, а рассмеялась. -- Воды уже отошли, да? Схваточки все чаще идут? -- Да, и все сильнее. -- Так и должно быть, милочка. Они ведь ребеночка и выталкивают, -- ответила Текла. В этот момент лицо Дары скривилось в очередной схватке. Текла просунула руку под одежды императрицы, ощупала напрягшийся живот и удовлетворенно кивнула. -- Все хорошо, -- сказала она Даре и обернулась к Барсиму: -- Я не хочу, чтобы она шла в Красную комнату. Роды слишком продвинулись для этого. Пусть пошлют за носилками. -- Сию минуту, госпожа. -- Барсим умчался. Судя по необычайной покорности Барсима, Текла и впрямь была мастерицей своего дела. Вскоре вестиарий вернулся с двумя евнухами. -- Опустите носилки, чтобы они были на одном уровне с кроватью, -- приказала Текла. -- А теперь, милочка, переваливаемся, осторожненько, осторожненько -- вот! Отлично. Ладно, мальчики, пошли. Побагровевшие от натуги евнухи пронесли Дару из опочивальни по коридору до Красной комнаты, ни разу не оступившись. Крисп следовал за ними, но в дверях Красной комнаты Текла решительно остановила его: -- Подождите-ка снаружи, ваше величество. -- Я хочу быть с ней, -- сказал Крисп. -- Подождите снаружи, ваше величество, -- повторила Текла приказным тоном. -- Я -- Автократор, -- заметил Крисп. -- Я тут приказываю. Почему я не могу войти? Текла уперла руки в боки. -- А потому, ваше очень императорское величество, что ты мужик, чума тебя возьми! Крисп неверяще воззрился на нее. Так с ним не разговаривали самое малое с тех пор, как он сел на трон, а то и дольше. -- А еще потому, что это женское дело, -- продолжила Текла чуть более спокойно. -- Знаете что, ваше величество, до того, как все это кончится, ваша супружница будет портить воздух и простыни хуже дитяти малого. И визжать будет очень громко. А я буду засовывать в нее руки глубже, чем вы мечтали свое орудие засунуть. Вы уверены, что хотите на это все смотреть? -- Традиция подобного не дозволяет, -- добавил Барсим. Для него это решало все. Крисп сдался. -- Да будет с тобой Фос! -- крикнул он Даре, осторожно перебиравшейся с носилок на кровать. Дара попыталась было улыбнуться в ответ, но очередная схватка превратила улыбку в гримасу. -- Пойдемте со мной, ваше величество, -- умиротворяюще сказал Барсим. -- Сядьте и подождите немного. Я принесу вам вина, оно утолит смятение вашей души. Крисп позволил увести себя прочь. Как он и сказал Мавру, он правил империей, а его слуги -- дворцом. Принесенное Барсимом вино он выпил, не заметив даже, белое оно или красное, сладкое или кислое. Потом он просто сидел неподвижно. Барсим принес игровую доску и фишки. -- Не соизволит ли ваше величество сыграть? -- осведомился он. -- Это поможет скоротать время. -- Нет, благодарю, Барсим, но не сейчас. -- Крисп нервно хохотнул. -- Вам слишком тяжело будет изящно проигрывать -- я не смогу сосредоточиться на игре. -- Если вы замечаете, как я проигрываю, ваше величество, значит, я делаю это недостаточно изящно, -- отозвался вестиарий -- как показалось Криспу, мрачновато, словно потерпел неудачу в битве за превосходное служение. -- Просто оставьте меня одного, почитаемый господин, если вам нетрудно, -- ответил Крисп. Барсим поклонился и ушел. Тянулось время. Крисп следил, как ползет солнечный лучик по полу, перебираясь на дальнюю стену. Пришел слуга, зажег лампы. Крисп обратил на это внимание, лишь когда слуга ушел. Комната, где он сидел, располагалась далеко от Красной -- хитромудрый Барсим позаботился и об этом, -- а дверь в Родильную палату была заперта. Как бы ни кричала, ни стонала Дара в эти часы, Крисп не слышал ее. Но когда дневной свет стал тусклее мерцающего сияния ламп, Дара завизжала с такой мукой, что Крисп стрелой вылетел из кресла и ринулся по коридору. Текла действительно была опытна в своем ремесле. Она знала, кто колотит в дверь палаты и почему. -- Незачем волноваться, ваше величество, -- крикнула она из-за двери. -- Я просто повернула немного головку малыша, чтобы легче проходила. Волосики у него черные и густые. Уже скоро. Крисп стоял за дверью, сжимая и разжимая кулаки. Против Петрония или Арваша он мог ринуться в атаку во главе армии. Здесь он был бессилен -- как сказала Текла, это женское дело. Ожидание казалось утомительней любой битвы. Дара издала звук, не похожий ни на что слышанное -- полухрип, полуписк, звук предельной натуги. -- Еще раз! -- воскликнула Текла за дверями. -- Задержи дыхание, милочка, это помогает толкать. -- Дара снова издала тот же страшный звук. -- Еще раз! -- понукала Текла. -- Да, вот так! Дара натужно захрипела -- и вдруг воскликнула удивленно. -- Ваше величество, -- громко крикнула Текла, -- у вас сын! Мгновением позже до императора долетел пронзительный, обиженный писк новорожденного. Крисп подергал дверь, но та оставалась закрыта. -- Мы еще не готовы, ваше величество, -- отозвалась Текла одновременно весело и раздраженно. -- Еще послед не отошел. Скоро вы увидите малыша, обещаю. Как вы его назовете? -- Фостий, -- ответил Крисп. Внутри Красной комнаты Дара повторила то же самое имя. На глаза императора навернулись слезы. Он жалел только, что отец его не дожил до названного в его честь внука. Пару минут спустя Текла отворила дверь. В свете ламп видны были пятна крови на ее платье -- неудивительно, что она не надела ничего шикарного, подумал Крисп. Потом повитуха протянула ему его новорожденного сына, и все мысли куда-то провалились. Ребенка укутывало одеяло из теплой ягнячьей шерсти. -- Пять пальчиков на ручках, пять на ножках, -- сообщила Текла. -- Худенький немного, но с детишками, родившимися до срока, это бывает. -- Повитуха смолкла, заметив, что Крисп ее не слушает. Он вглядывался в красное, сморщенное личико Фостия. Частью потому, что им владел тот священный ужас, который охватывает любого отца, впервые взявшего на руки своего первенца. Но частью -- по другой, куда менее сентиментальной причине. Он изучал крохотные черты младенческого лица, пытаясь разглядеть в них сходство с сияюще-смазливой физиономией Анфима или с собственным, более суровым обликом. Насколько можно было судить, ребенок не походил ни на одного из возможных отцов. Глаза Фостий явно получил от Дары -- та же форма, те же чуть заметные складочки во внутреннем углу. Когда он сказал об этом вслух, Текла рассмеялась. -- Нет такого закона, что сын не может пойти в мать, -- сказала она. -- Раз уж на то пошло, пора ей еще раз взглянуть на малыша, а, может, и дать грудь. -- Она отступила, пропуская Криспа в Красную комнату. В комнате воняло; предупреждения Теклы оказались вполне обоснованы. Криспу было все равно. -- Как ты? -- спросил он Дару, все еще лежащую на той же кровати, где она рожала. Дара была бледна и совершенно измучена; смокшиеся от пота волосы висели сосульками. Но она все же выдавилила слабую улыбку и протянула руки к младенцу. Крисп отдал ей Фостия. -- Он совсем ничего не весит, -- сказала Дара. Крисп кивнул. Он и сам едва заметил, как Фостий покинул его руки. Дара разглядывала малыша так же внимательно, как до нее сам Крисп -- и по той же причине. -- По-моему, он похож на тебя, -- заметил Крисп. Дара опасливо глянула на него. Он заставил себя улыбнуться, размышляя о том, что настоящего отца ребенка узнать так и не удастся. Как много раз до того, он повторил себе, что это неважно, и, как много раз до того, почти поверил. -- Подержи его еще, -- потребовала Дара. Фостий пискнул, обиженный, что его таскают из рук в руки. Крисп неуклюже покачал его. Дара развязала тесемки и спустила платье с плеча, обнажая грудь. -- Дай-ка его сюда. Может, это его успокоит. Фостий пошарил губами, нашел сосок и зачмокал. -- Ему нравится, -- заметил Крисп. -- Не могу его винить -- мне тоже. Дара фыркнула. -- Кликни, чтобы из кухни принесли поесть, -- попросила она. -- Я на удивление проголодалась. -- Ты давно не ела, -- ответил Крисп и выскочил из комнаты. По дороге на кухню он остановился поблагодарить Теклу. -- Не за что, ваше величество, -- сказала она. -- Пусть Фос даст здоровья императрице и вашему сыну. Пока у нее все в порядке, да и малыш не слишком недоношен. Постельничие и служанки поздравляли Криспа с рождением сына. Он про себя недоумевал, откуда они знают -- вопли новорожденной дочери звучали бы точно так же. Но дворцовые слуги пользовались каким-то профессиональным чародейством. Стоило Криспу отворить дверь в кухню, как повар, ухмыляясь во весь рот, сунул ему поднос с кувшином вина, ломтем хлеба и серебряным блюдом под крышкой. "Вашей супруге", -- пояснил он. Крисп отнес ужин в Красную комнату сам, и Барсим, хоть и видел, не упрекнул его ни словом. Вернувшись, он помог жене сесть и налил вина ей, а заодно и себе. Кухарь предусмотрительно поставил на поднос два кубка. -- За Фостия. -- Крисп поднял кубок. -- За нашего сына, -- ответила Дара. Это было не совсем то, что сказал Крисп, но тот все равно выпил. Дара ела (на блюде обнаружился жареный козленок в рыбном маринаде с чесноком) так, словно у нее несколько дней не было маковой росинки во рту. Крисп глядел то на нее, то на мотающего головкой во сне Фостия. Текла была права; для новорожденного Фостий был на удивление волосат. Привстав, Крисп осторожно дотронулся до черного пушка, мягкого и нежного, словно гусиный. Фостий дернулся, и Крисп поспешно отнял руку. Дара подтерла корочкой остатки соуса, допила вино и с удовлетворенным вздохом отставила кубок. -- Теперь уже лучше, -- сказала она. -- Еще бы ванну и месяц сна, и я буду если не как новенькая, то почти. -- Она вздохнула. -- Текла говорит, что первые пару дней младенца лучше кормить самой, так что выспаться мне не удастся. А потом пусть на его вопли встает кормилица. -- Я тут думал... -- отрешенно начал Крисп, почти не обращая внимания на ее слова. -- О чем? -- осторожно спросила она и непроизвольно подвинулась к Фостию, будто пытаясь заслонить его собой. -- Я думал, что стоит объявить малыша соправителем империи, прежде чем я отправлюсь воевать с Петронием, -- объяснил Крисп. -- Пусть весь Видесс знает, что мой род будет долго владеть троном. Лицо Дары осветилось. -- Да, конечно! -- воскликнула она негромко. -- Спи спокойно, мой маленький Автократор, -- пробормотала она, еще осторожнее, чем Крисп, дотрагиваясь до головки Фостия, и, помолчав чуть-чуть, добавила для Криспа: -- Я побоялась, что у тебя были другие мысли. Крисп покачал головой. С тех пор, как ему стало известно о беременности Дары, он знал, что ему придется публично признавать ребенка своим. Теперь, после родов, отступать не годится. Скорее уж надо всем демонстрировать родительскую любовь, чтобы никто не посмел сказать -- публично, -- что он не отец Фостию. Дела императора касаются всех. Это мысли его никого не касаются. IV На стол перед Криспом легла серебряная шкатулка с привязанным к ней пергаментным свитком. Принесший ее Барсим выглядел озадаченным и немного испуганным. -- Халогаи нашли это на лестнице, ваше величество, -- сказал он. -- Поскольку они неграмотны, им пришлось обратиться ко мне, чтобы я прочел письмо, но я, увидав ваше имя на свитке, счел за благо принести это вам. -- Спасибо, -- машинально отозвался Крисп и внезапно нахмурился: -- Постой, что значит -- нашли? Кто ее принес? -- Не знаю, ваше величество. Не знают и стражники. По их словам, ее не было до тех пор, пока она не появилась. -- Чародейство, -- прошептал Крисп, подозрительно уставясь на шкатулку. Неужели Петроний, однажды без успеха попытавшийся убить его волшебством, думает, что Крисп попадется на ту же удочку еще раз? Если так, он будет жестоко разочарован. -- Пошлите за Трокундом, Барсим. Пока он не скажет, что опасности нет, шкатулки я не открою. -- Весьма мудрое решение, ваше величество. Я немедленно распоряжусь. Крисп решил поначалу, что и вскрывать письмо будет небезопасно, но в ожидании Трокунда от нечего делать все же развернул его. Ничего погибельного или чародейного -- да и вообще ничего -- не случилось. Пергамент покрывали угловатые строки, написанные старинными буквами. Подписи не было, но автором письма мог быть только Арваш Черный Плащ, поскольку оно гласило: "Я принимаю твое золото в обмен на год покоя", и дальше: "Твой посланец покинул мой двор и движется домой. Надеюсь, что приложенный мною дар значительно улучшил его поведение". Когда Трокунд явился, Крисп показал ему свиток и поделился подозрениями. Чародей закивал. -- Совершенно верно, ваше величество. Если в этой шкатулке таится колдовство, будьте уверены, я его раскрою. Он принялся за работу, окружив себя склянками с порошками и разноцветными жидкостями. Через несколько минут жидкость в одной из склянок внезапно сменила цвет с синего на красный. -- Ха! -- фыркнул Трокунд. -- Тут все же были чары, ваше величество. -- Он сделал несколько пассов, бормоча что-то себе под нос. Жидкость вновь посинела. -- Чары спали? -- осведомился Крисп. -- Должно быть, ваше величество, -- ответил Трокунд неуверенно и объяснил: -- Я обнаружил лишь заклятье сохранения, из тех, которыми зеленщики сохраняют свой товар свежим в любое время года. Прошу прощения вашего величества, но я понятия не имею, каким образом подобное заклятье может быть опасно. Как бы там ни было, я все же снял его. -- Так значит, если я открою шкатулку, ничего не случится? -- спросил Крисп. -- Не должно. -- Трокунд вытряхнул на стол очередную горку чародейских приспособлений. -- Но я буду готов ко всему. -- Хорошо. -- Крисп решительно дернул защелку на крышке. Трокунд шагнул вперед, намереваясь защитить императора от того, что таилось внутри. Крисп открыл шкатулку. Внутри лежал продолговатый кусок мяса, покрытый с одного конца кровавой коркой. Брови Трокунда недоуменно сошлись. -- Что это? -- спросил он. Крисп тоже не сразу признал содержимое шкатулки. Но в бытность свою крестьянином ему не раз приходилось разделывать коров, овец и коз. Для коровьего маловат, но овечий почти такого же размера... -- Это язык, -- ответил он. Потом на память ему пришло приложенное к шкатулке письмо, и недоумение сменилось ужасом. -- Это -- язык Яковизия, -- выдавил Крисп. Он захлопнул крышку, отвернулся, и его вытошнило прямо на прекрасный мозаичный пол. Близ южной стены города Видесса лежал большой пустырь, часто использовавшийся как плац. Теперь на нем выстроились несколько кавалерийских полков -- копейщики и лучники. Весенний ветерок трепал знамена. Солдаты отдавали честь, когда мимо них проезжали Крисп и Агапет. -- Снимайте с постов все гарнизоны по дороге, если только думаете, что в бою от них будет хоть капля пользы, -- говорил Крисп. -- Кубраты всегда любили играть с нами в салочки -- ударил и отскочил. Теперь пришла наша очередь. Если Арваш думает, что может купить у нас мир, калеча наших послов, мы вобьем в него немного соображения. По мне, он просто украл у нас сотню фунтов золота. Мы вернем его. -- Слушаюсь, ваше величество, -- ответил Агапет. -- Но что, если один из моих летучих отрядов столкнется с превосходящими силами врага? -- Отступайте, -- ответил Крисп. -- Ваша задача -- чтобы Арваш и его головорезы занялись своей землей и не лезли в империю. Я не смогу послать вам подкреплений, пока Петроний не будет разгромлен. После этого вся армия двинется к северной границе, но до тех пор вы можете рассчитывать только на себя. -- Будет сделано, как вы скажете, ваше величество. -- Агапет отдал честь, потом поднял правую руку. Взревели трубы, засвистели флейты, грянули барабаны, и кавалерия тронулась с места. Крисп знал, что это добрые солдаты, а Агапет -- хороший военачальник: видесские генералы хорошо изучали военное искусство и знали десятки способов использовать к своей выгоде даже мельчайшее преимущество. "Тогда чего я волнуюсь?" -- подумал Крисп. Может быть, потому, что серьезные и умелые видесские солдаты никогда прежде не сталкивались с халогаями Арваша. Может быть, потому, что серьезный и умелый Агапет уже позволил Арвашу однажды обмануть себя. "А может быть, -- подумал Крисп, -- причины нет вовсе. Как бы ни был хитер Арваш, он все же не Скотос воплощенный. Его можно победить. Когда-нибудь и Скотос будет повержен". "Так что же я волнуюсь?" -- спросил он себя вновь. От злости на себя он так резко дернул за уздечку, что Прогресс недовольно фыркнул. Назад в город Крисп скакал галопом. Ему давно стоило бы начать кампанию против мятежника Петрония; если бы не злодеяние Арваша, армия вышла бы в поход еще полмесяца назад. Крисп двинулся не в свои палаты, а в Чародейскую коллегию, что лежала к северу от дворца. Предыдущим вечером до столицы довезли полумертвого Яковизия. В Чародейской коллегии самые искусные жрецы-целители Видесса совершенствовали свое мастерство, передавая его новым поколениям учеников. Туда же попадали и безнадежно больные, кому не могли помочь менее умелые лекари. К таким относился и Яковизий. -- Как он? -- спросил Крисп у старшего целителя Дамаса. Священник был среднего роста и средних лет, с загорелой лысиной и косматой седеющей бородой. Под глазами целителя болтались синюшные мешки -- цена, которую священник платил за свой дар. -- Ваше... -- начал он, зевнул и начал снова: -- Простите, ваше величество. Думаю, что он поправится, ваше величество. Мы дошли наконец до той стадии, на которой можем лечить саму рану. -- Его привезли еще вчера, -- сказал Крисп. -- Почему вы прежде ничего не делали? -- Мы совершили очень многое, -- сдержанно ответил Дамас. -- Мы многого добились, работая совместно с чародеями других направлений, ибо на рану были наложены чары, подобных которым я не встречал, и благого бога молю не встречать более никогда: чары, противодействующие исцелению. Чтобы обнаружить и снять это заклятье, нам и потребовалось столько времени. -- Заклятье против исцеления? -- Криспу стало дурно от одной мысли о подобной гнусности, худшей, чем любая пытка, которой Арваш мог подвергнуть Яковизия. -- Да кому такая мерзость могла в голову прийти? -- Не нам, ваше величество, и слишком долго, -- ответил Дамас. -- И даже когда мы поняли, с чем имеем дело, нам пришлось потрудиться, чтобы превозмочь силу чар. Тот, кто накладывал их, воспользовался силой крови самого несчастного, отчего снять заклятье было вдвойне сложней. По сути, это намеренное извращение нашего ритуала. -- Несмотря на усталость, жрец напрягся от гнева. -- Но теперь вы готовы к исцелению? -- осведомился Крисп и после ответного кивка сказал: -- Отведите меня к Яковизию. Я хочу видеть, как его... вылечат. -- Чтобы Яковизий видел его, понял, какую вину ощущает Крисп, отправивший его в посольство, несмотря на недобрые предчувствия. Когда Дамас распахнул дверь в палату Яковизия, Крисп охнул. Прежде кругленький и франтоватый аристократ был худ, грязен и оборван. От мерзкой вони Крисп закашлялся; в комнате стоял не просто запах давно немытого тела, но куда худшая вонь, точно от гниющего мяса. Из уголка рта больного тек желтый гной. Лихорадочно блестящие глаза Яковизия были широко раскрыты и пусты, взгляд скользнул мимо Криспа. У постели мечущегося Яковизия сидел жрец-целитель, за спиной которого ждали четверо дюжих прислужников. -- Ты готов, Назарей? -- спросил Дамас. -- Да, отец. -- Взгляд Назарея на секунду задержался на Криспе. Когда император не шелохнулся, целитель пожал плечами и кивнул прислужникам: -- Начали, парни. Двое схватили Яковизия за руки, третий силой раскрыл страдальцу рот и пропихнул между зубами обмотанную тряпками палку. До сих пор Яковизий не обращал на окружающее внимания, но при первом же прикосновении к губам забился, точно одержимый, душераздирающе крича и булькая нечленораздельно. -- Несчастный, -- прошептал Дамас Криспу. -- Ему мерещится в бреду, что мы хотим калечить его снова. Крисп сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Несмотря на сопротивление Яковизия, четвертый прислужник запихнул ему в рот железную распорку, наподобие той, которые коновалы вставляют в рот лошадям, чтобы осмотреть зубы. Назарей засунул руку в рот больного и, ощутив напряженный взгляд Криспа, пояснил: -- Для исцеления я должен прикасаться к самой ране. Крисп хотел было ответить, но Назарей уже впал в целительский транс. -- Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать. Раз за разом повторял жрец этот символ веры, подавляя сознание, сосредотачиваясь на предстоящем ему целительском труде. Криспа всегда потрясала работа жрецов-целителей. Начало лечения он уловил, заметив, как напряглось тело Назарея. Яковизий продолжал стонать и метаться, но даже вспыхни он ярким пламенем -- Назарей не заметил бы. Точно невидимая молния в душном воздухе, поток целительной силы устремился от жреца к больному. Яковизий моментально обмяк. Крисп шагнул вперед, испугавшись, что сердце его бывшего хозяина не вынесло напряжения. Но Яковизий продолжал дышать, а Назарей -- лечить: окажись что-нибудь не в порядке, жрец-целитель, несомненно, ощутил бы это. Наконец Назарей отнял руку и вытер о рясу измаранные гноем пальцы. Прислужник вытащил изо рта Яковизия распорку. Тот уже пришел в себя. И прислужники отпустили его руки, когда он нетерпеливо дернулся. Он низко поклонился жрецу-целителю, пробулькал что-то и, сообразив, что его не понимают, знаками потребовал письменных принадлежностей. Прислужник сбегал за вощеной табличкой и стилем. Яковизий нацарапал что-то и передал табличку Назарею. -- "Ну, что вы уставились?" -- хриплым и медлительным от сокрушительной усталости, следующей за исцелением, голосом прочел Назарей. -- "Отведите меня в баню -- я воняю, как выгребная яма. И дайте поесть -- всю кладовую на год вперед". Крисп поневоле улыбнулся -- Яковизий уже никогда не заговорит членораздельно, но его характер не изменился ничуть. Яковизий написал что-то еще и передал табличку Криспу. "В следующий раз пошли кого другого". Крисп, помрачнев, кивнул. -- Я знаю, что почести и золото не возместят тебе утраченного, Яковизий, но ты получишь все, что они могут дать. "Да уж лучше бы так, -- написал Яковизий. -- Я это заслужил". Он ощупал внутренность рта, удивленно хмыкнул и опять поклонился Назарею. Нацарапав несколько строк на табличке, он вновь передал ее жрецу. "Святой отец, -- прочел Назарей, -- ране словно бы много лет. Только память еще свежа". И за обычной хамоватой маской Яковизия Крисп увидал таящийся в глазах ужас. Прислужник тронул Яковизия за плечо. Аристократ дернулся, скривился от злости на себя и милостиво кивнул слуге. -- Я только хотел сказать, превосходный господин, -- произнес тот, -- что готов проводить вас в баню. Это недалеко от Чародейской коллегии. Яковизий вновь попытался заговорить, опять скривился и кивнул. -- Погоди, Яковизий, прошу, -- остановил его Крисп, когда они собрались уходить. -- Я хочу спросить тебя кое о чем. Яковизий замер. -- Судя по твоим письмам, вы с Арвашем переплевывались ядом всю зиму. Что ты такого сказал, что он сотворил с тобой... это? Аристократ снова вздрогнул, на сей раз -- от пережитого ужаса. Но все же склонился над табличкой. Закончив писать, он передал ее Криспу. "Я и оскорблять-то его не хотел, вот в чем горе. Мы договорились о цене за год мира. Но договор надо скрепить клятвами. Арваш не хотел клясться ни по-кубратски, духами, ни ложными богами халогаев. "Ну так клянись Фосом", -- бросил я ему. Уж лучше было предложить ему переспать с собственной матерью. "Это имя, -- громовым голосом вскричал он, -- никогда более не слетит с моих губ, и с твоих -- тоже". И тогда..." На этом строка кончалась, но Крисп и так знал, что случилось тогда. Он очертил над сердцем солнечный круг. Яковизий повторил его жест. -- Мы отомстим за тебя, -- пообещал Крисп, -- отомстим за все. Я уже послал полк Агапета в набег на кубратские земли. А когда я разделаюсь с Петронием, на Арваша двинется вся армия. Яковизий опять попытался ответить словами и вновь остановился в досаде. Вместо ответа он кивнул, показал одним пальцем на запад, потом двумя -- на северо-восток и снова кивнул, давая понять, что полностью одобряет избранный Криспом путь. Криспа это порадовало: хотя именно Яковизий помог ему сделать выбор прошлой зимой, он едва ли мог винить аристократа, если бы тот изменил мнение после всего пережитого. То, что Яковизий не передумал, лучше всяких слов убеждало Криспа в правильности решения. Яковизий повернулся к слуге и демонстративно поскреб спину. Слуга вывел его из палаты. -- Я в долгу у вас, -- сказал Крисп Назарею. -- Ерунда, -- отмахнулся жрец-целитель. -- Я благодарю бога благого за то, что смог унять страдания Яковизия. Единственно волнует меня, что рана его имеет такую природу, что будет весьма беспокоить его, даже зажив. А заклятье, наложенное на рану, чтобы та не заживала... это немыслимое злодейство, ваше величество. -- Я знаю. -- Крисп снова открыл табличку и перечитал слова, стоившие Яковизию дара речи. Человек, не желающий произносить или даже слышать имя Фоса, может быть только злодеем. "Если бы Арваш был настолько туп, как злобен, и если бы Петроний провалился к Скотосу в ад, и если бы Пирр смягчился, и если бы я был уверен, что Фостий -- мой сын, и если бы да кабы я мог править одними "если"..." Даже ранней весной на прибрежных равнинах было жарко и душно. Дороги, впрочем, еще не высохли полностью, и армия на марше почти не поднимала пыли -- причина начинать войну с весны не хуже любой другой, подумал Крисп, проезжая на Прогрессе берегами реки Эризы. Армии такого размера Криспу видеть еще не приводилось -- больше десяти тысяч солдат. Если бы Саркису за зиму удалось схватить или прикончить Петрония, гражданская война не пошла бы по второму кругу. Но, удержав Анфимова дядю от наступления, васпураканский генерал добился результата почти столь же впечатляющего: он убедил провинциальных военачальников, что выгоднее ставить на Криспа. Эти-то генералы и вели сейчас войска из города Видесса. Как и следовало ожидать, в полях по обе стороны дороги работали крестьяне. Хотя войско Криспа было куда больше того, с которым он проезжал этой дорогой по осени, крестьяне не разбегались так испугано. Крисп счел это добрым предзнаменованием. -- Они знают, что мы не станем их грабить, -- заметил он ехавшему рядом Трокунду. -- Крестьяне не должны бояться солдат. -- До урожая далеко, так что взять с них все равно нечего, -- ответил чародей. -- Оттого они и расхрабрились. -- Да ты, не иначе, кислого вина наглотался, -- проговорил Крисп удивленно; такой цинизм сделал бы честь и Яковизию. -- Может быть, -- отозвался Трокунд. -- Но сейчас мы идем по землям, сохранившим вам верность, и наши припасы поступают исправно. Посмотрим, как поведут себя солдаты, вступив на земли, подвластные покамест Петронию. -- О да, если обоз попадет в беду, придется пограбить изрядно, -- согласился Маммиан, один из провинциальных военачальников, решившихся связать свою судьбу с новым императором. Несмотря на возраст -- было ему хорошо за сорок -- и изрядное брюхо, Маммиан оставался отличным всадником. -- Но мы и подеремся изрядно, а это все извиняет. Крисп начал было говорить, что ничто не извиняет грабеж собственного народа, но промолчал. Если крестьяне на западе трудились на мятежника и против Криспа, они становились законной добычей для солдат -- люди Петрония не стеснялись бы, достигнув земель, находящихся под властью столицы. Но так или иначе, страдали империя и казна. -- Гражданская война, -- только и бросил Крисп, точно ругательство. -- Да, тяжелые времена, -- согласился Маммиан. -- Хуже гражданской войны может быть только одно -- проигранная гражданская война. Крисп согласно кивнул. Два дня спустя его армия форсировала Эризу -- сожженные мосты еще предстояло отстроить. В этот раз переправа прошла без приключений, хотя Крисп несколько раз ловил себя на том, что оглядывается, опасаясь увидеть императорского гонца, несущего весть о новой катастрофе. Но гонцов не появлялось, и одно это поднимало Криспу настроение. Вскоре начали появляться следы боев: сожженные Саркисом за зиму деревни, невспаханные и незасеянные поля, развалины домов. На этом берегу Эризы крестьяне если и попадались, то бежали от солдат, как от чумы. Дорога пошла вверх, взбираясь на холмистое западное нагорье. Жирный чернозем равнин становился тощей, сероватой супесью. Стояла весна, и луга еще зеленели, но Крисп знал, что летом солнце выжжет траву дотла. На равнинах крестьяне порой снимали по два урожая в год. Жители нагорья почитали счастьем, если могли получить один: здешние просторы лучше подходили для скотоводства, чем для земледелия. Наступление Криспа превратилось из прогулки в войну на полпути между Эризой и городом Резаина. Император начал уже подумывать, а не решил ли Петроний вообще сдаться без боя, как разведчики, скакавшие впереди армии, вернулись назад. Крисп не понял, от кого они отстреливаются, пока не увидел, что разведчиков преследуют всадники. -- Это люди Петрония! -- воскликнул он. Отличить их от собственной кавалерии он мог лишь по тому, что они напали на разведчиков, -- обе армии носили одинаковое вооружение. Еще одна, непредвиденная опасность гражданской войны. -- Да, благим богом клянусь, это мятежники, -- согласился Маммиан. -- И их там чертова уйма. -- Повернувшись, он принялся отдавать команды трубачам, чья музыка разносила приказы по армии. Грянули трубы, солдаты строились, готовясь к бою, а Маммиан подгонял их ревом: -- Быстрее, лед вас возьми! Мы же только и ждали случая раз и навсвегда покончить с вонючим предателем! Быстро, быстро, стройся! За пару минут толстопузый генерал проявил больше прыти, чем за всю кампанию. Крисп удивленно воззрился на него. Проклятия, которыми Маммиан осыпал Петрония, и желчь, с которой он это делал, тоже оказались неожиданностью. -- Простите, что сомневался в вашей верности, генерал, -- промолвил Крисп, когда Маммиан остановился перевести дыхание. -- На вашем месте, --Маммиан хитро глянул на него, -- я бы собственной тени не доверял, окажись она у меня за спиной. Могу я говорить прямо? -- Я на это надеюсь. -- Да, похоже на то, -- раздумчиво сказал Маммиан. -- Я знаю, что не больно-то помог вам осенью. -- Нет, но и Петронию -- тоже. За это я тебе благодарен. -- Да уж надеюсь. Честно говоря, я выжидал. И извиняться за это не стану. Если бы вы заняли трон, не заслуживая его, Петроний быстро накрошил бы вас ломтиками. А я в конце концов помог бы ему; империи не нужны слабаки на троне. Но раз вы неплохо с ним сражались, и указы ваши по большей части были разумны... -- Маммиан злорадно потер руки, -- я помогу вам повесить шкуру этого сукина сына на стенке. Выкинул меня со службы, да?! -- Выкинул? -- недоуменно повторил Крисп. -- Но ты военачальник... -- ...Провинции, которой военачальник нужен, как ящерице баня, -- перебил его Маммиан. -- Я был с Петронием, когда он пару лет назад попытался захватить Васпуракан. Я ему прямо сказал, что у нас силенок на это не хватит. -- Я ему сказал то же самое перед началом похода, -- заметил Крисп. -- И что он сделал? -- поинтересовался Маммиан. -- Попытался меня убить. -- Крисп вздрогнул. -- Едва не преуспел. Маммиан хрюкнул. -- Мне он заявил, что, дескать, если я не хочу сражаться, так он исполнит мое желание. Так я и застрял на равнинах, где никогда ничего не случается. А теперь мне подвернулся случай отплатить ублюдку той же монетой. -- Он погрозил приближающимся всадникам кулаком. -- Вы свое еще получите, гады! Крисп тоже наблюдал за надвигающимся противником. Несмотря на малый военный опыт, он оценил вражескую армию как равную собственной. Император криво осклабился -- битва будет более кровавой и менее решающей, чем он рассчитывал. Над центром вражеского строя реяло синее знамя с золотым солнцем -- такое же, каким размахивал рядом с Криспом знаменосец. Это не просто путало -- Криспу казалось, что он будет биться с собственным отражением. -- Крисп! Автократор Крисп! -- кричали его солдаты. Люди Петрония в ответ выкликали имя своего командира. Крисп обнажил меч. Пусть он не был солдатом, но в горячке боя искусство фехтования не так уж важно. Перед ним выстроился отряд халогаев, готовых уберечь его от схватки; яркое весеннее солнце блестело на бритвенно-острых лезвиях секир. Крисп не спорил с ними, понимая, что может еще повоевать, несмотря на все усилия своих охранителей; даже начальнику стражи не дано предугадать исход сражения. С убийственной легкостью взметнулись в небо стрелы. Люди валились с коней. Кто-то бился, пытаясь встать; кто-то лежал неподвижно. Падали кони, давя своих всадников. Над полем разносились вопли людей и конское ржание. Раненые лошади носились панически туда и сюда, сбрасывая седоков и сея хаос в рядах остальных. Два строя смыкались. То здесь, то там солдаты уже не осыпали друг друга стрелами, а кололи легкими пиками и рубили саблями. Над полем стоял оглушительный грохот: вопли, крики, гром копыт и звон металла. Оглядываясь, Крисп не мог понять, какая сторона пока побеждает. Он посмотрел вперед, на второе императорское знамя. С некоторым удивлением он узнал среди воинов Петрония -- частью по позолоченной кольчуге и красным сапогам, а больше по надменной легкости, с которой Анфимов дядя восседал на коне. Петроний тоже заметил соперника; даже с двух сотен шагов Крисп ощутил, как столкнулись их взгляды. Петроний указал на Криспа мечом, и его последователи устремились вперед. Крисп вогнал шпоры в бока Прогрессу. Гнедой мерин заржал от боли и ярости и рванулся вперед. Но халогаи тоже не дремали. Один за одним он вцеплялись в удила, уздечку, упряжь. -- Проклятье, пропустите меня, -- взревел Крисп. -- Нет, твое величество, -- отвечали ему северяне. -- Мы разделаемся с мятежником за тебя! Петроний и его свита были уже близко. Халогайской гвардии у него не было, но вокруг самозванца собрались самые близкие его соратники, самые верные и храбрые. Саблями и пиками они врезались в ряды императорских телохранителей. Наслушавшийся баек, Крисп никогда раньше не видел, как же халогаи сражаются на самом деле. Первые их ряды были просто сметены, стоптанные конями или пронзенные пиками, прежде чем они успели хоть поднять секиры. Но падали и солдаты Петрония -- от огромных топоров их кольчуги защищали не лучше, чем холстина. Лишенные брони лошади страдали еще больше. Даже мясники на бойнях орудовали топорами менее длинными, тяжелыми и острыми, чем те, которыми орудовали могучие северяне. Одного удара доставало, чтобы уложить лошадь на полном скаку; второй отправлял к праотцам всадника. Людей Криспа и Петрония быстро разделил завал из мертвых и раненых. Халогаи рубили поверх него, конники самозванца пытались одолеть преграду. Ряды телохранителей таяли. Крисп обнаружил себя в первых рядах, и занятые битвой халогаи уже не могли удержать его. Там был и Петроний -- размахивающий окровавленной саблей; уж ему-то никто не говорил, что он слишком важная персона! Крисп пришпорил Прогресса. Инстинкт прирожденного солдата заставил Петрония вовремя обернуться. Зарычав, мятежник отразил удар и нанес в ответ такой, что шлем Криспа зазвенел. Сражаясь, они осыпали друг друга одинаковыми проклятиями: -- Вор! Грабитель! Ублюдок! Разбойник! Сукин сын!!! Но халогаев осталось в живых больше, чем соратников Петрония, и они с именем Криспа на устах устремились на помощь императору. Петроний был слишком опытным солдатом, чтобы погибнуть, сражаясь до последнего. Вместе с остатком своей гвардии он поспешно отступил, задержавшись лишь, чтобы в последний раз погрозить Криспу кулаком. Император ответил фигурой из двух пальцев, популярной на улицах города Видесса. Центр держался. Крисп огляделся, чтобы выяснить, как обстоят дела на флангах. Равновесие сил сохранялось. Ряды его войска проседали немного на левом фланге, ряды солдат Петрония -- на правом. Ни у одного из военачальников не хватало сил, чтобы вывести часть армии из сражения и ударить по слабому месту в рядах врага, не подставив этим самым под удар себя. А потому солдаты рубили, и кололи, и резали, и кричали, и истекали кровью -- и все ради сохранения равновесия. Это мучило Криспа больше всего. Он полагал, что если война и имеет цель, так в том, чтобы решить вопрос быстро и навсегда. Бесцельные страдания казались ему нелепым мотовством. Но когда он сказал об этом Маммиану, генерал покачал головой. -- Чтобы добраться до столицы, Петронию надо обойти вас. Ничья ему ничего не даст. А для ваших людей это первая проверка верности и мастерства. Ничья для вас ничем не хуже победы, потому что вы покажете империи, что не уступите сопернику на поле боя. И тогда, учитывая, что город Видесс ваш, я не стал бы ставить на Петрония. Крисп неохотно кивнул. Именно холодный здравый смысл, как у Маммиана, он и старался в себе воспитывать. Но чтобы рассматривать с точки зрения здравого смысла простершуюся вокруг Криспа фабрику человеческой боли, требовалось больше самообладания, чем мог найти в себе император. Крисп хотел сказать об этом Маммиану, но тот не слушал его. Генерал всматривался в левый фланг, точно крестьянин, почуявший перемену погоды в разгар страды и опасающийся за свой урожай. -- Что-то там случилось, -- произнес он уверенно. Крисп тоже глянул налево. Он не так легко, как Маммиан, уловил странное скопление людей на фланге своих боевых порядков, уловил крики -- тревоги, ярости и затем -- триумфа. Стекавший по его лицу пот резко похолодел. -- Предательство, -- выговорил он. -- О да. -- Маммиан вложил в два эти слова бездну значения. Генерал взревел, подзывая гонца, и принялся торопливо отдавать приказы, затыкая прореху в строю. Потом он замолк, пригляделся, и против его воли по лицу Маммиана расползлась недоверчивая ухмылка. -- Благим богом клянусь, -- тихо сказал он, -- это кто-то из них перешел к нам. Крисп прекрасно понимал изумление Маммиана -- оно точно соответствовало его собственным чувствам. Он боялся за верность собственных солдат, а не людей Петрония. Но немалая часть -- больше роты, возможно, даже целый полк -- армии Петрония теперь кричала: "Крисп!" И не только кричала. Перебежчики обрушились на своих соседей справа, на самом фланге боевых порядков Петрония, и те, атакуемые с двух сторон, не выдержали и бросились бежать, ломая строй. Изумление парализовало Маммиана ненадолго. Хотя прорыв и не был его заслугой, он знал, как использовать неожиданное преимущество. Левый фланг армии Криспа начал обходить распавшийся правый фланг Петрония, стремясь выйти врагу в тыл. Но и Петроний знал свое дело. Он не пытался изменить исход уже проигранного сражения. Вместо того он выдвинул вперед хрупкий строй, отгораживая свой правый фланг и не давая Криспу окружить остальную армию. По всему полю боя его полки отступали, но, кроме правого фланга, это отступление не превращалось в бегство. Даже разбитые, они оставались армией. Огрызаясь, выходя из боя, они отступали на запад к Резаине. Криспу хотелось пуститься в погоню, но он еще не чувствовал себя в достаточной степени командиром, чтобы противоречить сдерживавшему армию Маммиану. Основная часть войск Петрония скрылась в том самом лагере, откуда выходила на битву, оставив теперь поле боя за Криспом. Жрецы-целители переходили от одного раненого к другому, сначала торопливо, потом медленно, потом -- спотыкаясь от усталости, по мере того, как брал свое их изнурительный труд. Лекари иного рода, которые трудились, не применяя чар, пользовали солдат с легкими ранениями, то зашивая порез, то смазывая вяжущим места, где кольчуга от удара продавила подбитый подкольчужник, расцарапав кожу. А окруженный не только оставшимися халогаями, но и большей частью Саркисовых конников Крисп в это время приближался к отряду, чье предательство стоило Петронию проигранной битвы. Телохранители его были настороже: Петроний был достаточно коварен, чтобы ради успешного покушения поступиться проигранным боем. Завидев приближающегося императора, командир перебежчиков выехал ему навстречу. Криспу отчего-то казалось, что он уже видел этого человека, хотя они никогда прежде не встречались. Командир, явно из благородного сословия, был немолод, невысок и худощав, имел тонкое лицо, тонкий нос с горбинкой и узкую бородку одного цвета с его стальным шлемом. -- Ваше величество, -- произнес он звучным тенором, отдавая честь правой рукой к сердцу. -- Благодарю за помощь, превосходный господин, -- ответил Крисп, раздумывая про себя, какую же награду запросит перебежчик. -- Боюсь, я не знаю вашего имени. -- Ризульф, -- ответил офицер так, словно Крисп обязан был знать, кто такой Ризульф. Через секунду он вспомнил. -- Вы отец Дары! -- выпалил он. Неудивительно, что лицо Ризульфа показалось ему знакомым. -- Ваша дочь пошла в вас, превосходный господин. -- Это я уже слышал. -- Ризульф коротко хохотнул. -- Осмелюсь сказать, что ей мое лицо больше подходит. -- Что делает родич Автократора в рядах его врагов? -- жестко осведомился Маммиан, с подозрением оглядев Ризульфа. Крисп наклонился вперед в ожидании ответа. Ризульф поклонился -- сначала Маммиану, а потом Криспу, -- прежде чем ответить: -- Прошу вас не забывать, что, прежде чем Анфим прошел по мосту между светом и льдом, я приходился родичем и Петронию. А когда Анфим погиб... -- Ризульф глянул Криспу в глаза, -- я не был уверен, какого рода связь вы поддерживаете с моей дочерью, ваше величество. Криспа и самого порой интересовало, что же это за связь. -- Ваш внук будет императором, превосходный господин, -- ответил он. Чистая правда, кем бы ни был отец Фостия, подумал он про себя. Ему хотелось горестно покачать головой, но он не мог выдать свои чувства Ризульфу. Крисп сразу понял, что сделал верный ход. Глаза Ризульфа -- так похожие на глаза Дары, с легкой складочкой на веке -- затуманились. -- Это я тоже слышал, -- сказал тесть императора. -- Слышал и задумался: что станет с малышом, если Петроний сядет на трон? Он будет для него только препятствием, угрозой его власти. Конечно, Петронию я своих мыслей не поверял, наоборот -- клялся ему в верности, часто, шумно и глупо. -- Отлично сделано, -- заметил Маммиан. Многозначительный взгляд его скользнул к Криспу, но тот не нуждался в предупреждении: если Ризульф смог перехитрить Петрония, за ним стоит приглядывать. Пока, однако, ему оставалось только принять помощь тестя. -- Наше знакомство оказалось весьма своевременным, превосходный господин, -- сказал он. -- После разгрома Петрония вы получите все почести, каких заслуживает тесть Автократора. Ризульф поклонился в седле. -- Я приложу все силы, чтобы заслужить эти почести на поле боя, ваше величество. Мои солдаты поддержат меня -- и вас. -- Я в этом не сомневаюсь, -- ответил Крисп, а про себя решил пускать людей Ризульфа в бой, но не ставить на ключевые позиции, пока Петроний не будет разбит. -- А теперь прошу вас присоединиться к моим советникам. Нам пора решить, как развить полученное с вашей помощью преимущество. -- К вашим услугам, ваше величество. -- Ризульф спешился и зашагал к императорскому шатру. Видя, что Крисп не возражает, халогаи у входа поклонились Ризульфу и пропустили его внутрь. Крисп и пыхтящий от натуги Маммиан тоже послезали с коней. В шатре их уже ждали, помимо Ризульфа, Саркис и Трокунд. При появлении Автократора они встали и поклонились. -- Прекрасный бой, ваше величество, -- с энтузиазмом воскликнул, разгибаясь, Саркис. -- Еще одно такое сражение, и от мятежа останутся одни ошметки. Военные шумно выразили согласие, Трокунд ограничился кивком. -- Я хотел бы вовсе обойтись без нового сражения, -- возразил Крисп. Советники недоуменно уставились на него. -- Я хотел бы заставить Петрония сдаться без боя. Каждый павший в гражданской войне мог бы сражаться за меня против Арваша. И чем меньше их будет, тем лучше. -- Восхитительно, ваше величество, -- пророкотал Маммиан. -- И как вы намерены это осуществить? -- Судя по его тону, вразумительного ответа он не ждал. Несколько минут Крисп объяснял свой план. Когда он закончил, Ризульф и Саркис уже задумчиво теребили бороды. -- А может и получиться, -- произнес наконец Ризульф. -- Может, -- согласился Саркис, ухмыляясь Криспу. -- Я не ошибся, ваше величество -- служить у вас и вправду весело. У нас в Васпуракане есть подходящая поговорка: "хитер, как принц, собравшийся переспать с чужой принцессой". Все расхохотались. -- Спасибо, у меня есть своя принцесса, -- ответил Крисп, чем заработал одобрительный взгляд Ризульфа. Сам он не смеялся -- ему припомнились дни, когда Дара не принадлежала ему, и, чтобы переспать с ней, приходилось хитрить изрядно. Васпураканская поговорка попала в цель точнее, чем догадывался Саркис. Маммиан зевнул так сладко, что голова его едва не раскололась пополам. -- Так и сделаем, -- заключил он. -- Если выполнять план императора, то сегодня, а потом я на боковую. Если ничего не выйдет, -- а даже если и выйдет, -- завтра нам придется, боюсь, сражаться, а я не так молод, как раньше. Мне нужны передышки -- и не только в бою. -- Печально, но правда, -- согласился Ризульф, который был ненамного моложе генерала. Он тоже зевнул. -- Пришли своих разведчиков, Саркис, -- приказал Крисп. -- Для этого занятия они в самый раз. -- Саркис отдал честь и ушел. Крисп вышел подождать его на свежем воздухе, советники последовали за ним. Пара халогаев держалась в локте от него, стискивая топоры и не сводя взглядов с Ризульфа. Тот явно знал, что за ним наблюдают и почему, но виду не подавал. Криспу оставалось только подивиться его хладнокровию. Через пару минут Саркис привел полтора-два десятка солдат. -- Все молодые, неженатые, как вы и просили, ваше величество, -- сообщил Саркис. -- Смерти не боятся. Разведчикам это показалось хорошей шуткой. Блеснули в улыбках белые зубы. Крисп сообразил, что Саркис не сказал ничего, кроме правды: эти парни в глубине души просто не верили в собственную смерть. Неужели он и сам лет десять-двенадцать назад был так же глуп? Наверное. -- Вот что я от вас хочу, -- начал он, и разведчики придвинулись, чтобы послушать. -- Проберитесь в лагерь Петрония, пока там еще царит беспорядок. Неважно, прикинетесь ли вы его солдатами или снимете доспехи и назоветесь здешними крестьянами. Как бы там ни было, вы должны оказаться среди его людей. Это не приказ -- всякий, кто не хочет рисковать, может отказаться. Никто не ушел. -- Что нам там делать? -- спросил один разведчик. В свете костров его глаза блестели от предвкушения. "Для него это все игра", -- подумал Крисп и помолился про себя Фосу, чтобы юноша вернулся назад. -- Вот что, -- сказал он вслух. -- Напомните солдатам Петрония, что я обещал прощение их вожаку и готов простить и их... если они поторопятся. Скажите, что я даю им три дня. Потом мы нападем снова, и каждый пленник будет считаться врагом. Разведчики переглянулись. -- Хитер, как принц, собравшийся переспать с чужой принцессой, -- сказал один из них с сильным васпураканским акцентом. В голосе его звучало восхищение. Увидев, что Крисп не отдает других приказов, разведчики разошлись. Император наблюдал, как они покидают лагерь, направляясь на запад: одни уезжали верхом, в полном доспехе, другие уходили, раздевшись до льняной туники по колено и сандалий. Маммиан тоже смотрел, как они уходят. Когда последний разведчик скрылся в темноте, Маммиан повернулся к Криспу: -- Что теперь? -- Теперь, -- ответил Крисп выражением, более подходящим Барсиму, -- будем ожидать развития событий. Потока дезертиров, которого ожидал Крисп, не было. Несколько всадников прискакали из вражеского лагерь, но конные разъезды Петрония оставались дерзкими и осторожными. Если армия и отвернулась от мятежника, никаких признаков тому заметно пока не было. К облегчению Криспа все разведчики вернулись благополучно. Он чувствовал бы себя омерзительно, пожертвовав их жизнями и не получив ничего взамен. На третий день после битвы император отдал приказ готовить войско к сражению утром следующего дня. -- Раз я предупредил солдат Петрония, -- сказал он Маммиану, -- не могу выставить себя лжецом. -- Так точно, ваше величество, -- мрачно согласился Маммиан. -- Жаль только, что вы были так конкретны. Раз Петроний знает, когда мы атакуем, мало ли какие сюрпризы он мог для нас подготовить? -- Выражение его круглого лица ясно говорило: "Послушал бы меня, не оказался бы в такой дыре". Криспу не надо было об этом напоминать. Пытаясь спасти жизни видесских солдат, он вместо того потеряет их во множестве -- и в основном своих. Укладываясь спать, он еще раз напомнил себе, что генералы нужны не для украшения, и мысленно высек себя за то, что пренебрег разумным советом Маммиана ради собственных идей. Беспокойство долго не давало ему заснуть, но, единожды придя, сон его был крепок -- Крисп давно уже привык к армейскому шуму. Однако разбудил его грохот прямо-таки неописуемый. Прежде чем высунуться из шатра и поглядеть, в чем дело, Крисп надел шлем и схватил саблю и щит. Первой его мыслью было, что Петроний решил напасть ночью и выбить из соперника дух. Но невероятный галдеж в лагере отнюдь не походил на шум битвы. -- Да они праздник устроили! -- воскликнул он возмущенно. Гейррод и Вагн, стоявшие той ночью на страже у его шатра, обернулись на голос императора. -- Хорошо, что ты поднялся, твое величество, -- сказал Гейррод. -- Мы и так пошли бы тебя будить, когда б шум не помог нам. Двое лучших генералов Петрония только что явились в лагерь. -- Да ну? -- прошептал Крисп. -- Ну, благим богом клянусь... В этот миг из соседнего шатра вышел Маммиан. Криспу захотелось показать толстопузому генералу язык, повертеть пальцами у висков и пошевелить ушами. Вместо этого он просто обождал, пока генерал его заметит. Видимо, личная стража Маммиана уже передала ему новость. Оглянувшись на императорский шатер, Маммиан увидел Криспа. Медленно и торжественно он вытянулся по стойке "смирно", отдал честь и секундой позже словно решив, что этого недостаточно, снял перед Криспом шлем. Автократор помахал ему в ответ и осведомился: -- А что за генералы? -- Звать их Власий и Дардапер, твое величество, -- ответил Гейррод. Криспу эти имена ничего не говорили. -- Пусть их приведут, -- приказал он. -- То, что они могут рассказать о Петронии и его планах, поистине бесценно. Халогаи отправились выполнять приказ, а Крисп тем временем подозвал Маммиана. Он был уверен, что генерал знает о Власии и Дардапере все, что стоит знать. Отступников привели через пару минут. Один из них -- как выяснилось, Власий - был высок, крепок и, в противоположность Маммиану, мускулист. Дардапер же оказался маленьким, худощавым и кривоногим, как любой опытный кавалерист; он мог бы приходиться отцом любому из Саркисовых разведчиков. Оба они пали перед Криспом ниц и, уткнувшись лбами в землю, хором проговорили: "Ваше величество?" Крисп позволил им поваляться в пыли чуть дольше, чем людям, более достойным доверия. -- Давно ли вы оказывали те же почести Петронию? -- осведомился он, когда генералы по его приказу поднялись с колен. -- Этим же вечером, -- ответил за обоих Дардапер. -- Но мы пришли, понадеявшись на ваше прощение, ваше величество. Мы будем служить вам так же верно, как ему. -- Ч[ac]удно сказано, -- пробурчал Маммиан. -- Это как -- бросите своего Автократора, когда совсем припрет? -- Ну что ты, Маммиан, -- умиротворяюще проговорил Крисп, заметив, что Власий и Дардапер напряглись, и добавил для генералов: -- Мое слово твердо. Вам не причинят зла. Но скажите -- что заставило вас перейти на мою сторону? -- Ваше величество, -- ответил Власий, -- мы решили, что вы победите, с нами или без нас. -- Услыхав его голос, Крисп удивленно моргнул. Нежный тенорок из уст такого великана был столь же нелеп, как глубокий бас невысокого Трокунда. -- Петроний говорил, что вы всего лишь выскочка конюх -- прошу прощения вашего величества. Но ваша кампания доказала нам обратное. Дардапер кивнул. -- Так и есть, ваше величество. Когда в городе Видессе сидит способный полководец, мятеж -- дело безнадежное. А вы способнее, чем нам казалось, когда мы выбирали Петрония. Мы ошиблись и теперь расплачиваемся. -- И что ты думаешь? -- тихо спросил Крисп, отведя Маммиана в сторону. -- Я склонен им поверить. -- Маммиану, казалось, не нравились собственные склонности. -- Если бы они заявили, что им совесть не позволяет продолжать предательский мятеж, или еще какую-то ересь в подобном духе, я бы их тут же посадил под стражу -- а то и в кандалы заковал. Но я обоих знаю много лет, и оба отлично чуют, откуда пахнет выгодой. -- Вот и мне так показалось. -- Крисп подошел к перебежчикам. -- Что ж, превосходные господа, я приветствую вас в стане своих сторонников. А теперь скажите, как намерен Петроний расставить войска для отражения завтрашней моей атаки? -- Без нас -- хуже, чем мог бы, -- отозвался Дардапер. Крисп не знал, насколько хорош был генерал в бою, но самоуверенности ему было не занимать. -- Надеюсь, -- ответил Крисп и обнаружил, что неудержимо зевает. -- Превосходные господа, по здравом размышлении я оставляю ваш допрос на генерала Маммиана. И -- надеюсь, вы простите меня, -- я намерен до конца завтрашней битвы продержать вас под стражей. Уж не знаю, как вы могли бы мне навредить, но выяснять не собираюсь. -- Мудро сказано, ваше величество, -- сказал Власий. -- Приветствовать нас вы можете, но доверять не видите причины. Ничего, богом благим и премудрым клянусь, скоро у вас будет на это повод. Нагнувшись, он подобрал веточку и принялся чертить в пыли схемы. Маммиан, кряхтя от натуги, уселся на корточках рядом. Крисп несколько минут смотрел, как Власий раскрывает секреты Петрония, потом зевнул еще слаще прежнего. К койке он, однако, побрел не раньше, чем убедился, что разработанные вместе с Маммианом планы по-прежнему годятся. Если Власий и Дардапер не лгут. Крисп внезапно вспомнил, что может это проверить. Он снова вскочил с постели, крича, чтобы привели Трокунда. Тот явился немедля, по-обычному подтянутый. Крисп объяснил, что ему требуется. -- Да, прием с двумя зеркалами покажет, если они лгут, -- заметил Трокунд, -- но не сообщит всего, что вам следует знать. Зеркала не сообщат вам, как Петроний изменил свои планы из-за их бегства. И не скажут, а не он ли и подтолкнул их к предательству -- так ловко, что они не заметили и сами, -- только ради того, чтобы запутать вас сомнениями. -- Я в это не поверю. Это же лучшие его полководцы! -- Но голос Криспа невольно дрогнул. Петроний был мастером обмана и предательства. Он много лет вертел Анфимом. И Крисп был совершенно уверен, что Петроний способен вертеть своими генералами, как кукловод. Он снова покачал головой. Что за дела, когда, узнав истину, он не может решить, менять свои планы или нет! -- Узнай, что сможешь, -- приказал он Трокунду. Когда чародей ушел, Крисп снова лег. Сон не шел, а когда глаза императора наконец закрылись, а дыхание стало ровным и глубоким, ему виделось, что он гонится за Петронием по тропе настолько извилистой, что в конце концов Петроний начал преследовать его... После ночи, полной кошмаров, уверенное утреннее солнце стало для Криспа облегчением. Он обнаружил, что как никогда прежде ждет боя. К добру или к худу, но битва завершится определенным исходом, распутав паутину вероятных, с которой Крисп безуспешно сражался во тьме. Пока Крисп жевал галету, запивая ее кислым вином из кожаной фляги, явился с докладом Трокунд: -- Сколько Власий и Дардапер знают, они просто честные предатели. -- Хорошо, -- пробурчал Крисп. Трокунд, сочтя свой долг выполненным, ушел, оставив Криспа размышлять над его словами. Честные предатели? Фраза, точно из недавнего кошмара... Вспрыгивая в седло Прогресса, Крисп испытал то же чувство пьянящей свободы, что и на рассвете, -- ощущение, что вот-вот решится его судьба. Халогаям пришлось окружить его, чтобы император не обогнал наступающую армию и не ускакал вперед, к разведчикам. Солнце еще не приблизилось к полудню, а разведчики уже завязали перестрелку с разъездами Петрония. Мятежники отступили; они далеко оторвались от своих товарищей, а позади разведчиков пылила армия Криспа. Следуя за ними, разведчики легко могли бы привести ее к лагерю Петрония, если бы даже не знали, где он. Петроний расположил армию лагерем посреди обширного голого пастбища, так, что подойти к нему незамеченным было немыслимо. Мятежники встали, чтобы принять бой, в полумиле от шатров и палаток. Над центром строя дерзко реяло императорское знамя Петрония. -- Как условились? -- Маммиан оглянулся на Криспа. -- Да, -- ответил тот. -- Думаю, он будет слишком занят, чтобы переломить нас пополам. -- Зубы его обнажились в почти-улыбке. -- Надеюсь. -- Точно. -- Маммиан не то хрюкнул, не то хохотнул. Генерал прокричал приказ сигнальщикам. Повинуясь трубам, барабанам и флейтам, полки конников разворачивались, переходя из второго ряда на фланги, двигаясь на ряды мятежников. Те не дремали. В сражениях такого рода ключевую роль играла инерция несущейся конницы. Сигнальщики Петрония отвечали грозным ревом своих инструментов, разворачивая армию в ответ. -- Отлично, -- заметил Крисп. -- В кои-то веки он пляшет под нашу дудку. -- Больше всего он боялся, что Петроний попытается ударить по намеренно ослабленному центру императорской армии. Теперь -- как Крисп надеялся, -- условия боя станет диктовать он. Летели стрелы и боевые крики. Мятежники все еще выкликали имя Петрония; армия Автократора вместе с именем Криспа бросала врагам и другие: "Ризульф! Власий! Дардапер!" Кричали и другое: "Прощение! Сдавшихся щадим!" Первыми столкнулись фланги. Дуки сменились саблями и копьями. Несмотря на прежние предательства, люди Петрония сражались отчаянно. Крисп закусил губу, наблюдая, как держатся, не отступая, его солдаты. Отступничества, на которое он так надеялся, не было. -- Что ж, ваше величество, -- заметил Маммиан, когда Крисп пожаловался на это вслух, -- с этим ничего не поделаешь. Разве вы не рады, что волнуетесь за верность чужих солдат, а не своих? -- Рад, конечно, -- ответил Крисп. Всего лишь прошлой осенью он раздумывал, а поддержит ли его хоть один солдат. Всего лишь неделю назад он размышлял, а не рассыплется ли его армия в бою. А теперь у Петрония, должно быть, посасывает под ложечкой от каждого резкого звука. Просто удивительно, что делает с людьми победа. Бой продолжался. Благодаря Ризульфу армия Криспа превосходила противника числом. Перебежчиков император поставил не на самую важную позицию -- они обороняли середину правого фланга. Он их присутствие освобождало других солдат. Край правого фланга Петрония зашатался под напором превосходящих сил, и конница Криспа обошла его с тыла. Матежники отступали. Но этого было недостаточно для спасения; почуяв близкую победу, всадники Криспа вцепились в них, как волки в кусок свежего мяса. Сторонники Петрония сражались храбро; они бились, упрямо и отчаянно, еще с полчаса, дорого отдавая свои жизни ради спасения товарщей. Но есть предел тому, что могут вынести плоть и кровь. Один за другим мятежники бросали в пыль сабли и копья, поднимая руки в знак поражения. Раз начавшись -- как только люди Петрония увидали, что сдавшихся, как было обещано, не трогают, -- волна капитуляции покатилась от фланга к центру строя. Фронт затрясся, как больной падучей хворью. Солдаты Криспа с радостными криками устремились вперед. Армия Петрония распалась в один миг. Некоторые, поодиночке или сбившись в своры, бежали с поля боя. Большинство -- порой целые отряды -- бросали оружие и сдавались. Лишь около трех тысяч воинов, самых верных сторонников Петрония, не теряя строя, отступали к холмам, изрезавшим горизонт на северо-западе. -- За ними! -- вскричал Крисп, в возбуждении молотя кулаком по плечу Маммиана. -- Чтобы ни один не ушел! -- Слушаюсь, ваше величество! -- Маммиан гаркнул гонцов, тыча пальцем в отступающие полки Петрония. Будучи выполнены, его приказы не оставили бы на свободе ни единого мятежника. Но погоня захлебнулась. Часть солдат Криспа все же отправилась за последними соратниками Петрония. Но многие были заняты, принимая сдачу противника, а, вернее, освобождая сдавшихся солдат от личного имущества. А остальные, не теряя времени, ринулись на лагерь Петрония, соблазнительно раскинувшийся перед ними, как нагая женщина с искусительной улыбкой на устах. Так и вышло, что остатки мятежного войска, огрызаясь стрелами, все же достигли холмов и выставили на перевале, которым прошли, сильную охрану. Когда преследователи Петрония вернулись ни с чем, солнце уже клонилось к закату. Услыхав об их провале, Крисп только выругался. -- Богом благим и премудрым клянусь, в лед бы отправить мародеров! -- рычал он. -- Тогда у вас осталось бы не больше солдат, чем у Петрония, -- заметил Саркис. -- Им надо было сначала за Петронием гнаться, а грабить потом, -- ответил Крисп. Саркис пожал плечами. -- Простой солдат на службе императора не разбогатеет. Ему повезет, если он не лишится последних грошей. Так что если подвернется случай стащить что-нибудь, он его не упустит. -- И подумайте, ваше величество, -- примирительно проговорил Маммиан, -- кто остался бы защитить вас, вздумай мятежники разом вспомнить свою верность? -- Надо было мне самому отправиться в погоню, -- пробормотал Крисп, но дальше спорить не стал. Что сделано, то сделано, и, как не жалуйся, утерянной возможностью уже не воспользуешься. Но Крисп накрепко затвердил этот урок, чтобы никогда больше не повторять подобных ошибок. -- Как ни погляди, ваше величество, -- напомнил Маммиан, -- а мы сегодня победили. Множество пленных, лагерь Петрония взят... -- Спорить не стану, -- согласился Крисп. Он, правда, надеялся выиграть не одно сражение, а всю войну, но, как он только что себе сказал, надо принимать то, что имеешь, а настроение его не настолько испортилось, чтобы забывать об этом. Он отстегнул от пояса оловянную флягу, поднял и отпил большой глоток терпкого вина, каким пробавлялась вся армия. -- За победу! -- вскричал он. Все, кто услыхал его, -- то есть большая часть войска, -- обернулись на голос императора. Секундой позже лагерь охватило буйство. -- За победу! -- орали солдаты. Одни, как Крисп, отмечали победу добрым глотком вина, другие пускались в пляс вокруг костров от радости или облегчения, что они еще живы. А некоторые по своей жестокости принялись глумиться над пленными. Лишенные оружия, бывшие соратники Петрония не осмеливались дать отпор, и кое-кто из мерзавцев перешел от оскорбительных слов к делу. Криспу вовсе не хотелось выяснять, до чего может дойти их изобретательность со временем. Взявшись за меч, он двинулся к ближайшему подонку. Халогаи, не дожидаясь приказа, сомкнули кольцо вокруг императора. -- Да, твое величество, -- заметил Нарвикка, -- в тебе много от нашей крови. Ты похож на опьяненного гневом. -- Так и есть. Крисп схватился за плечо пехотинца, который развлекался, приплясывая на пальцах пленника. Солдат развернулся, чтобы узнать, кто прервал его веселье, и проклятие замерло на его губах. Он рухнул ниц и затрясся от страха. Крисп подождал, пока солдат зароется носом в пыль, и метко пнул его под ребра, едва не отбив себе пальцы, -- пехотинец носил кольчугу. Судя по тому, как подонок пытался, не вставая, схватиться за бок, пинок оказался весьма чувствительным, несмотря на кожаную подбивку. -- Это у тебя называется прощением -- мучить беззащитного? -- осведомился Крисп. -- Н-нет, ваше величество, -- выдавил солдат. -- П-просто... веселимся. -- Ты -- может быть, а этот парень -- вряд ли. -- Крисп еще раз пнул мерзавца, уже не так сильно. Тот хрюкнул, но снес обиду безропотно. -- Или тебе это понравилось? -- осведомился император. -- Нет, ваше величество. -- Наглый со слабыми, солдат готов был пресмыкаться перед любым, чья власть превосходила его собственную. -- Ладно же. Если хочешь получить снисхождение, или заслужить, научись оказывать его сам. Прочь с глаз моих. -- Солдат вскочил на ноги и сбежал. Крисп гневно огляделся. -- Измываться над пленными, особенно над теми, кому обещано прощение, -- дело Скотоса! Следующий, кого за этим застанут, получит плетей и будет уволен без выходного. Все поняли? Если кто-то и сомневался, то оставил свои мысли при себе. Гнев Автократора превратил шумное веселье в опасливую тишину. -- Благослови вас Фос, ваше величество. -- Слова несчастного пленника разнеслись по всему лагерю. -- Это поступок императора. Несколько халогаев согласно заворчали. -- Раз уж я взялся за дело, то должен работать хорошо, -- ответил Крисп, взглянув на пленника. -- Почему ты сражался против меня? -- Я родом с земель Петрония. Он мой хозяин. Нами он всегда управлял хорошо; я решил, что и для империи он будет не хуже. -- Пленник задумчиво покосился на Криспа. -- Я и сейчас не откажусь от своих слов, но теперь мне кажется, что Петроний такой не один. -- Надеюсь. -- "Интересно, -- подумал Крисп, -- сколько людей в империи способны были бы мудро ею править, очутись они на троне?" Раньше ему эта мысль в голову не приходила. Наверное, немало, решил он. Но раз эта работа выпала ему, другим он ее не отдаст. -- В чем дело, твое величество? -- спросил Нарвикка. -- По хмурому лбу сужу, мысли тревожные обуревают тебя. -- Да нет. -- Крисп, смеясь, объяснил, в чем дело. -- Почитай себя счастливым, -- серьезно ответил Нарвикка. -- Из всех этих возможных Автократоров только Петроний носит наперекор тебе красные сапоги. -- Одного Петрония в них и то много. -- Крисп развернулся было, направляясь к шатру, и вдруг остановился. По лицу его расползлась хитрая ухмылка. -- И, кажется, я знаю, как его из них выкинуть. Трокунд! -- окликнул он. Чародей подбежал к нему. -- Чем могу служить вашему величеству? -- спросил он, кланяясь. Крисп объяснил, чем Трокунд может ему служить, и обеспокоенно спросил: -- Это ведь не боевая магия? Трокунд в раздумье прикрыл тяжелые веки. -- Вероятно, нет, -- ответил он наконец. -- И даже если самого Петрония ограждают чародейские защиты -- а я в этом уверен -- кому придет в голову защищать его сапоги? Тем более, -- добавил он, улыбаясь Криспу в ответ, -- что мы не причиним им никакого вреда. -- Воистину так, -- согласился Крисп, -- в отличие, если бог благой и премудрый позволит, от Петрония.